Дело ее жизни .1

erunduchok — 06.02.2025

Настроение у Ленки паршивое. Хуже выходных и праздников только отпуск. Закрыть глаза, заткнуть уши и никого не видеть-не слышать. Вот если бы можно было ещё выключить мозг, как кипящий чайник, и не думать ни о чем. Помогло бы поплакать, громко, навзрыд, с соплями и ручьями слез, с опухшими губами и носом – поплакать, как летняя гроза, после которой сразу облегчение, чистота и прохлада. Но не плачется, совсем не плачется. В горле только горько першит, перехватывает, надо что-то сказать, а голос не идет. Что надо сказать, кому сказать? Некому.

Первые дни отпуска Ленка проспала. Мама всегда говорила,что сон это лучшее лекарство, но спать уже сил нет. Сны кончились, перемалываются всё одни и те же сюжеты, тягостно сталкиваются, путаются, не дают отдыха. Ленка просыпается, снова засыпает, тягучий кошмар продолжается с того же места, где она проснулась, и она не знает даже, это кошмары или просто ее мысли, спит она или тихо лежит, закрыв глаза. Когда сны кончаются, очень помогает уборка. Из засонья, как из запоя, надо выходить постепенно, аккуратненько. Через силу, потихонечку, уговаривает себя Ленка: вот только дверцы шкафчиков протру, и снова лягу. Дальше она себя знает. Дальше пойдет само. Главное – вырвать себя из сонной отчаянной омути, поднять лицо от подушки, заставить себя встать, убрать прилипшие мокрые от пота пряди волос с лица, одеться. Музыку – это потом, в таком состоянии Ленка не то что музыку , никакой звук слышать не может. Каждый пролетевший самолет – приступ боли в висках, каждая гудящая машина – сердцебиение так высоко в горле, что задыхается. Плохо, плохо Ленке, но выручать некому, вот и приходится, как Мюнхаузену из болота, себя саму за волосы вытягивать из беды.

Теперь – под душ. Это ещё одна ловушка, потому что под душем страшно хочется присесть на корточки, спрятать лицо в ладони и сидеть так под льющейся водой, скрюченной, как африканская резная фигурка, пока вода не станет совершенно холодной. Под душем почти получается не думать, но за эти минуты передышки приходится расплачиваться: Ленка снова распласталась на постели, капельки воды впитываются в подушку, в смятые простыни, желание вот так навсегда заснуть и остаться здесь, холодной и недвижной, такое сильное, что каждый раз Ленка удивляется, почему оно не исполнилось. «Силаволи-силаволи-силаволи»,– бормочет Ленка, медленно, стараясь не наклоняться и не делать резких движений, натягивает майку и шорты, голова тяжелая, как с похмелья – слово понятное чисто теоретически, сама в жизни не напивалась до этого состояния, Сашка ей только рассказывал: это когда в голове у тебя цветёт колокольчик на тонкой ножке, и при каждом движении он раскачивается и бьет по вискам, опрокидывает и оглушает. Ну точно, похмелье, - усмехается Ленка и берется за тряпку. Надо бы выпить кофе и стряхнуть одурь, подкрепить силы, но сейчас кофе вызовет только рвоту. Сейчас главное – начать двигаться. Чтобы помыть нижние дверцы кухонных шкафчиков, нужно наклониться. Об этом пока нечего и думать, но можно просто сесть на пол. Сидит Ленка на каменном полу в мыльной холодной луже, движениями замедленными, как будто под водой, водит влажной тряпкой по дверцам. Плечо затекло, рука устала – это уже чувства, это хорошо, здорово. Молодец, молодец, девочка, ну, ещё чуть-чуть – подбадривает сама себя. Дальше уже будет легче. Помыла нижние дверцы – теперь можно помыть и металлическую раковину. Встать на ноги, побрызгать моющeй жидкостью, потереть проволочной мочалкой, полотенцем насухо, – вот как блестит. Отпускает, отпускает Ленку помаленьку. Сейчас главное – не останавливаться. Пол выдраить. Стены протереть. Окна, рамы, трисы. Войти в ритм равномерной неспешной работы, когда следующий шаг выполняется автоматически, не думая. Порядок движений диктуется необходимостью и привычкой, мозг управляет телом и отвлекаются от надоевшего до смерти бесконечного мёбиуса воспоминаний.

Ленка высокая, сухопарая, очень прямая, волосы соломенные до плеч, нос тонкий острый, глазищи серые длинные. Одеть бы её поженственней, волосы феном уложить, губки подкрасить, взгляд этот жесткий притушить – и превратится наша Ленка в красавицу. Но Ленка – как она есть, бесполая, суровая, с узкими квадратными коленками, торчащими из рваных джинсов, острые ключицы в вырезе скучной белой майки, - такая Ленка оттолкнет даже самого любвeобильного мужчину. А главное, улыбка эта ее страшная: мелкими складками собирается переносица, две глубокие морщины залегают по углам рта, прозрачные глаза прищурены... волчья эта улыбка, не обманитесь, не улыбка, а оскал, всем три шага назад !– просто пугает и популярности Ленке не добавляет. Тетки из нашего отдела считают ее себе на уме, мужики фирмы, обмороженные серым льдистым вглядом, давно от неё отвалили, поставив штамп стервы и неадекватной. Ленке чужое мнение не интересно, на популярность ей плевать. Она и так никого не видит вокруг, она живет в своем яйце горя, из которого никак не может и не старается проклюнуться. Она в этом яйце – не невылупившийся, а давно мертвый птенец. Работник она безупречный, быстрый, точный, собранный, ну что от нее ещё можно требовать. Коллективизм или экстраверсия в рабочем договоре не предусмотрены.

Бухгалтерский отдел

Первые годы мы старались ее как-то растормошить, разморозить. Расспрашивали добожелательно, интересовались. Личной информации от Ленки – ноль. Вроде и отвечает, вроде и вежливо сухим своим голосом, а любой ответ звучит как « отстань». За четыре года, что Ленка в отделе работает, никто ни разу ей не позвонил по телефону. Женщины наши так просто не успокоятся. Разузнали о ней кое-что через отдел кадров, через свои каналы: y Ленки есть мама с папой, вполне благополучные, не пьющие, не уголовники какие-то. Есть старший брат, женат с детьми. Сама она живет в однокомнатной студии в многоэтажном доме, как раз напротив виллы нашей начальницы отделом кадров. Замужем никогда не была. Детей нет. Подруг и друзей, насколько рабочий коллектив осведомлен, тоже нет. Образование - докторат по экономике, сильно overqualified для нашего бухгалтерского отдела. Пришла к нам из очень солидной фирмы с изрядным понижением в зарплате и должности, почему там уволилась – молчит.

Умираем мы от любопытства. Что должно было случится в человеком, чтобы стать такой мороженой селедкой?

- Лена, а у тебя в школе подруги были? - периодически подкатывает кто-то. - Были. -А сейчас есть? -Зачем мне?

-Лен, ты в школе какой предмет любила? -Я Предметы не люблю.

- Лена, а у тебя друг есть? - Нет. -А был? - Нет. -А почему? Пожимает плечами вместо ответа, нос уткнут в компьютер.

- Лен, а ты в отпуск куда собираешься? - Я дома буду. У меня сейчас работы много, извини.

Отвечает вежливо, спокойно, даже, кажется, равнодушно, ни одного лишнего словца. Никак не отпeреть эту добровольную тюрьму.

На фирме придумали очередную игру для объединения коллектива. Любит у нас отдел кадров всякие мероприятия устраивать: поездки однодневные, корпоративные дни отдыха, экскурсии, выставки, юбилеи, - повышать мотивацию сотрудников, а заодно и налоги списывать под культурную программу. В этот раз выдумали: всем сдать в отдел кадров свои детские фотографии, их oтсканируют и разошлют неподписанными по мейлу всей фирме, а сотрудники должны отгадать, кто есть кто. Ну и премия какая-то символическая самому проницательному. С третьего напоминания Ленка принесла свою детскую фотографию: первоклассница с челкой и косичками, с ямочками на щеках и улыбкой на миллион долларов. Девки ахнули: Солнышко! Принцесса! И куда что делось!

На конкурсе никто Ленку по фотографии не опознал.

====================

Первые два дня отпуска Ленка пролежала в постели носом к стенке, спала, вставала по необходимости, ела, снова засыпала. Увы, продукты в холодильнике кончаются, нужно выходить. Выйти из дома не проблема, если делать это регулярно, день за днем. Гораздо сложнее выйти после праздников и выходных, нужно делать над собой усилие. Это не фобия, просто ужасно не хочется одеваться по-уличному, выходить, подставляя свое незащищенное лицо под чужие взгляды, рисковать встретить знакомых, с которыми придется обмениваться приветствиями или, что ещё хуже, вступaть в пустой разговор. После отпуска, когда совсем одичаешь, людей видеть просто физически больно. Есть, конечно, способы облегчить положение: темные очки, например, или просто этот её отработанный, рассеянный взгляд безо всякого выражения, как бы вдаль и насквозь. Такой взгляд отталкивает любой контакт, создает невидимую стену между Ленкой и окружающими.

Отпуск Ленка взяла небольшой, недельный, как раз на свое тридцатилетие, тем самым избавившись от необходимости приносить на работу глупый тортик и устраивать тягостное застолье с нелюбимыми сотрудницами. Нет, не то чтобы нелюбимыми. Тетки не хуже и не лучше других, доброжелательные до идиотизма. Но как же нестерпимы их разговоры, их добрые непрошенные советы, житейская их незатейливая мудрость, наивное любопытство и бесцеремонные попытки влезть в её жизнь. Страстное бабское желание пожалеть, чтобы в душе порадоваться своему благополучию, обратная сторона злорадства. Всё им неймется разузнать подробности, выпытать тайну скрытной Ленкиной жизни. Никак не поймут, курицы эдакие – нет никакой жизни. Есть - день, за ним ещё день, и за ним ещё. А чтобы не донимали советами и сочувствием, лучше всего попытки общения пресекать сразу, и делать это Ленка научилась виртуозно.

====================

Все, расходилась, пришла в себя. Уже можeт без страха взглянуть в зеркало и встретиться с собой взглядом. Уже можно выпить кофе. Уже морально готова одеться и выйти в магазин. Уже отпустил спазм в горле, уже сможет ответить кассирше : одним платежом, пожалуйста. Спасибо. И даже если встретит соседей у лифта, сумеет поздороваться и выдавить из себя «Bсё хорошо, благодарю вас». А завтра надо выгнать себя в парк, побродить по траве, полежать под сосной, растерев между ладонями ароматные сосновые иголки. Провести на ходу рукой по лохматым кустам разросшегося розмарина, а потом идти и долго нюхать, незаметно поднося ладонь к лицу.

Раньше Ленка любила зайти иногда в парфюмерный магазин и купить маленький флакончик цветочных духов, белую сирень, например, или ландыш – просто так, чтобы был, стоял в ванне на полочке, чтобы иногда подходить и гладить серебристую крышечку, подержать в ладони округлый тяжелый флакончик, чуть брызнуть в воздух и удивиться легкой свежести, спрятанной в маслянистой жидкости. Сейчас Ленка духами не пользовалась, и страдала, когда пользовались другие, в обозначении себя запахом ей чудилось что-то животное. Из-за запахов, да из-за чужих случайных взглядов общественный транспорт она ненавидела, готова была восемь остановок до работы идти на своих прямых, тощих, как палки, ногах, лишь бы не садиться в автобус, что останавливается прямо возле дома. К маме, правда, все равно приходилось ехать автобусом, и одна мысль об этом, не говоря уже про прочее, вгоняла Ленку в озлобленную тоску. Подумывала Ленка о велосипеде, чтобы на нем ездить на работу и за покупками, но тащить его каждый раз на шестой этаж, занимая всю кабинку лифта, а потом загромождать им балкон не хотелось, а внизу оставить негде. Кроме того, сама остроскулая, тощая как велосипед, она представляла себя на нем в виде эдакого кентавра, получеловека-полумашины, что очень совпадало с ее с имиджем не совсем живого человека, и от идеи велосипеда она отказалась. Приходилось пешком бегать по жаре, безоружной перед взглядами прохожих и проезжающих машин, тащить домой покупки из ближайшего супермаркета. Можно было бы заказать продукты через интернет с посыльным, но это значит, что чужой человек будет звонить в ее дверь, зайдет в квартиру, что-то скажет, ему надо дать чаевые, это опять общение. Общения, даже самое поверхностное, даже и с незнакомыми людьми сейчас пугало больше всего. Люди разговорами и взглядами часто били по-больному невзначай, по незнанию, даже не замечая. В общем, нужна машина непременно, и машина новая, чтобы по мастерским с ней не бегать. Удовольствие не дешевое, но необходимое. Машина – это продолжение её дома-её крепости, с ней онa нeзaвисима, защищенa от чужих взглядов, дыхания, запахов, слов. Машина станет дополнительной степенью свободы, её связью с жизнью. И потом, надо же о чем-то мечтать. Брать ссуду в банке, покупать машину на платежи категорически нельзя, не с ее новой зарплатой, уже и так ипотечная ссуда на квартиру душит. Ленке обязательно надо, чтобы свое было своим, а не в долг. Поэтому копит на машину, экономя на чем можно. Можно не на многом, она подсчитала до мелочей: три тысячи берёт ссуда, шесть – на сиделку маме, налоги, обязательные страховки, коммунальные услуги, муниципальный налог, плата в домовой комитет, что там остается-то? Без интернета нельзя, совсем чокнется от одиночества; без телефона нельзя – у мамы Айцгеймер, каждый день новости. Продукты, одежда, обувь, шампунь, лекарства, стиральные порошки и прочее. Стиральная машина вот опять барахлит, чинить ещё раз уже смысла нет. В общем, очень-очень медленно на машину копится.

Жить в одиночку оказалось гораздо дороже, чем с Сашкой. Вот какая неромантичная мысль. Про это думать нельзя, да и нечего, все давно обдумано, и так и эдак перевернуто, пережито и себя исчерпало, ничего нового уже не надумается. Завтра будет кошмарный день, надо будет выйти на работу после отпуска, вытерпеть любопытные жалеющие взгляды и настырные расспросы, но потом все наконец от неё отстанут, она углубится в работу, отвлечется, и станет легче. Рутина – это легче. Можно будет спокойно работать неделю и мечтать о выходных. А в выходные спать и мечтать, чтобы они прошли скорее. Чтобы вся эта жизнь как-то прошла скорее, как весенний насморк. И до смерти еще столько лет! Смерти и загробной жизни Ленка не боялась. Нет никакой загробной жизни. Просто ничего нет, ни обиды, ни боли, ни мыслей, ни жалости к себе, не скорби об уходящей бессмысленной жизни – ничего нет. Покой.

=================

Пока Ленка была в отпуске, из отдела кадров ей поздравлениями прислали – у нас всех так поздравляют. Оказалось, ей уже тридцатник стукнул. Надо же, а на вид – подросточек недокормленный, одинокий, несчастливый. Посовещались наши дамы в бухгалтерии и решили устоить Ленке в отделе день рождения сюрпризом, когда она из отпуска вернется. Загорелись, разошлись: торт со свечками купить, вина; обсудили, кто какой салатик приготовит. Подарить ей решили рыжего, пушистого котенка, такой хоть кому сердце растопит. Это Орит придумала, насчет котика, у её соседки как раз домашняя кошка окотилась. Все эту идею сразу поддержали, котенок одинокой женщине – это как раз то, что нужно.

Ho день рождения прошел так себе.

С утра наши женщины сияли, шептались, хлопотали, прятали угощение и цветы, но все зря. Ленка как воткнулась носом в свои ведомости, так до вечера и головы не поднимала, про отпуск свой не рассказала ни слова, и приготовлений и праздничного оживления в упор не видела. Но мы-то уж ее знаем, привыкли. Она всегда такая. Вечером столы в отделе сдвинули, скатерть бумажную постелили, стол накрыли. Ленка стояла белой мумией, а не виновницей торжества, под конец только догадалась помочь тарелки расставить. Поздравления выслушала, поблагодарила деревянным голосом, кусок торта через силу съела, оскалилась улыбкой своей звериной, то ли глаза блестят за щелками век, то ли слезы; котенка унесла домой. Начальница наша утверждала, что Ленка очень растрогалась, ну, в той мере, в какой она вообще способна на какие-либо эмоции, и все время шептала про себя «спасибо, спасибо». Все с ней согласились. Мне, правда, показалость, что Ленка шептала про себя «идиотки, идиотки», но я свои подозрения не озвучила – зачем всех огорчать?

============================

Ленка вышагивала домой остарвенелым широким шагом, сумка на длинном ремне хлопала по спине, на сгибе локтя висел рыжий котенок, а губы шептали « Идиотки, идиотки». Могли хотя бы спросить, может, у меня аллегрия на кошек, может, у меня канарейка любимая или рыбки.

Ни рыбок ни канарейки у Ленки не было. А были у неё три кошки. Одна – серо-пятнистая, помойная. Сама пришла, страшная, худая, беременная. Злющая, глаза желтые, тишком прошмыгнула на кухню и выходить отказалась категорически, страшно шипела из-под посудного шкафа, когда Ленка её оттуда старалась выманить. Кошка эта так никогда и не одомашнилась до конца, но вела себя примерно, гадила куда надо, со стола не воровала, но из дома с тех пор ни разу не выходила. Днем сидела на подоконнике или спала на балконе, а ночью пряталась за стиральной машиной. Кошка оказалась умница . Сама научилась двери на кухню и балкон открывать: прыгает на дверную ручку и поворачивает. Лапой поднимала рукоятку крана в ванной, лакала текущей струю. Сейчас она уже очень состарилась, задние лапы приволакивает, дышит со свистом, надо ей таблетки давать, корм специальный, зубы у нее уже выпадают. Вторая кошка – дочь первой. Родилось тогда трое котят, но два мертвых, а эта выжила. Дочка-кошка на маму не похожа ничем. Черная, линючая и глупая – ничему у матери не научилась, спит и ест целый день, диван и занавески снизу в клочья изодрала. Погладить себя даёт очень неохотно, никогда не знаешь, когда вдруг треснет по руке сильной когтистой лапой. Третья кошка – соседская, бело-рыжая мурлыкалка и подлиза. Повадилась ходить к Ленке через балкон в гости и из кошачьих мисочек угощаться, ходила-ходила – да и осталась насовсем. Eй y Ленки дома хорошо, тихо, никто не ссорится, не орет, детей нет. Вообще никого нет, никогда.

Кошки между собой поладили, не дрались, даже серая Мила понемножку оттаяла и давала себя погладить. Ленка совсем не кошачница, как-то так само получилось, что у неё по правилам жанра, как и полагается старой деве, три кошки, но ведь не выкинeшь же их, теперь приходится кормить, убираеть, песочек менять. Лучше всё же, чем в пустой дом приходить. А тут вот котенка ещё подарили, мальчика некастрированного, и отказаться неудобно. Идиотки, – шепчут Ленкины губы, длинные ноги несут ее к дому, а мозг экономиста прикидывает, на чем можно сэкономить в этом месяце, во сколько обойдется мальчика кастрировать, а ещё надо прививки, таблетки от глистов, и консервов кошачьих теперь больше надо, и песка.

Мечта о машине отодвинулась ещё на неопределенное время. Ленка осторожно погладила кончиком указательного пальца кошачье пушистое ухо и вздохнула. Назову его Котя.

Сохранено