Давно, усталый раб, не мыслю о побеге
inesacipa — 06.09.2012Три дня пыталась написать кусок "Демона" про тринадцатилетнюю, блджад, девочку - главная героиня вспоминала себя, малютку. Чтоб сладость и нежность воплощенная, с протестным поведением под слоем глазури. Ни хрена не получалось и я ужасно досадовала, спрашивая себя: я что, не была тринадцатилетней девочкой? Я что, не влюблялась в киноактеров? Я что, не писала стихов, горьких и одновременно засахаренных? Я что, не рисовала в художественной школе картинок в духе Анны Русаковой вместо унылых ваз и шаров? Где она теперь, эта девочка? И как мне ее выманить наружу - свистом и карамельками?
С изумлением убеждалась - снова и снова - нет этой девочки. Ее больше нет. Умерла, очевидно. Есть довольно жесткая, если не сказать жестокая, пожилая тетка, которая может проявлять слабость, быть уязвимой, испытывать умиление и растекаться в аняня - но иначе, не так, как тридцать три года назад. Чувства перестали захватывать. Пришло понимание того, что можно пережить любую радость и любую беду. Что не существует причин, по которым стоит прыгать из окна: скорбь человеческая быстротечна. Быстротечность ее видна даже здесь, в соцсетях: месяц назад ты обмирал от горя из-за погибшего друга - и вот уже постишь котиков, смеешься свежим анекдотам и ужасаешься чиновничьему беспределу. Словом, как бы ни было хреново или зашибись в данный момент, однажды ты проснешься и не сразу сообразишь, хреново тебе вот прямо сейчас или зашибись. Так что слова "навсегда", "вечно", "никогда" и производные от них - не в человечьем распоряжении, что бы мы себе ни напридумывали.
И можно бравировать этим, можно грустить по этому поводу, можно хоть убиться веником, а нет никакой "вечно юной девушки внутри", которая якобы всегда с нами.
Более того - даже памяти о ней нет. Забываешь не только то, какими чувствами она жила, эта юная девушка, забываешь и то, по каким законам она жила. Что ей казалось крутым, красивым, заманчивым. Она говорит о чем-то (о ком-то): отстой! О чем-то: кайф! А ты не видишь разницы. Она восторгается парнем, которому ты, будь твоя воля, надела бы ошейник с биркой - и не ради БДСМ-игр. Просто потому, что он... щенок. Она кривится от другого, который точно такой же щенок, только плечи поуже и прыщ на носу. Она рассказывает о вещах необыкновенно важных - о музыкальных группах и целых направлениях, о компьютерных играх, о модных аксессуарах, ты киваешь и делаешь проникновенное выражение лица. На твоей памяти это всё родилось и на твоей же памяти сойдет в бездну забвения. Кстати, и на ее памяти тоже. Но она замечает не эту бездну, а мимолетный высверк новорожденной моды: фьюуууииить! Ну а ты сидишь на краю этой бездны, словно врубелевский демон, и смотришь вниз, глаз оторвать не можешь.
Странное это ощущение: смотреть со стороны, не сочувствуя, а оценивая - что чужие переживания, что свои. Кругом предовольно женщин, готовых превратиться в тринадцатилетних девочек с места в карьер. Покажи им красивую картинку, слезливую мелодраму или вкусное пирожное (не говоря уж о красивом мужском личике) - и готово, получите-распишитесь. Вот я и смотрю на них. Без желания присоединиться и без желания повести за собой.
Кто-то сам придет и сядет рядом, а кто-то нет. И я даже не делю их на правых и неправых. Я вообще редко делю людей на правых и неправых, я их делю на интересных мне и неинтересных - так удобней и честнее. Книги-картины-фильмы требуют объективной оценки, зато люди - нет. Хотя на словах...
На словах все ужасно хотят быть оцененными. Как-нибудь эдак, честно, без скидок. А на деле все хотят мягкого, деликатного, любезного объяснения своих ошибок, причем с непременным обещанием: ошибки - исправимы. И не стоит судить человека за то, что он неспособен выдержать заявления типа "хватит херней страдать, переключись на то, в чем ты не окончательный долбоклюй". Ему остается лишь сказать себе: да кто такой эта... этот... матьиво! пусть катится со своим мнением! я вообще не просил! Просил-просил. Только о весьма определенном просил, а насчет честности без скидок приплел из бравады.
Все мы любим бравировать своей выдержкой. Которой у нас, как водится, ни на грош.
Кстати, полезнее открыто признать: нет у меня никакой выдержки и отродясь не было, чем имитировать ее, родимую, наживая язву и экзему. Когда читаешь бесконечные стандартные заявления в духе "Обидеть может только равный, поэтому я на имярек, гондона штопаного, не обижаюсь, я делаю выводы!", ужасно смешно бывает. Одно другому не помеха, знаете ли. Можно и обидеться, и вывод сделать, и потом передумать, а после еще раз передумать и расстаться уже насовсем, потому что кончилось, кончилось все - и дружба, и любовь, и интерес, и даже общие темы для разговора кончились.
Правда, юные девушки (и вьюноши) не верят, будто можно расстаться, сказав себе: скучно что-то. Перехотелось. Пойду-ка я восвояси. Им для расставания желателен яркий повод. Предательство-измена-невнимание к новой стрижке. Чтобы накатило и охватило. До слез и компульсий. А иначе как себе объяснить, почему вы расстались? Где красивый повод? Где яркая причина? Юности нужна красота и яркость в горе и в радости. Иначе юность и не распознает, что перед нею радость, горе, судьба. Трудно поверить, но эти сущности обожают ходить в повседневном, потрепанном и никаком виде. И только с годами понимаешь, кто тебя посетил и с чем.
Мне (как человеку и
Зато я, старая кошелка, не могу разбудить в себе это желание сделать ноги, никак. Я ухожу, лишь отжав досуха то, что закогтила - заказ, человека, связь. Иной раз понимаю: "пора, мой друг, пора! покоя сердце просит - летят за днями дни, и каждый час уносит частичку бытия, а мы с тобой вдвоем предполагаем жить... И глядь - как раз - умрем". Но какой бы ни был я усталый раб, а побег в обитель дальную трудов и чистых нег всё как-то не замышляется. Более того, вера в покой и волю тоже подгуляла. Я уже в курсе, что никакая реальность, ни наша, ни альтернативная, не обязана предоставлять режим благоприятствования беглым эскапистам. Что адаптация - дело столь же нудное, сколь нужное. Хотя когда-то (ага, тридцать три года назад) я вроде бы страдала теми же
Видимо, за срок, равный жизни Христа, моя натура прошла свой крестный путь и переродилась так, что и концов не найдешь.
|
</> |