Даниил ГРАНИН. Ловушка

novayagazeta — 13.03.2014

Мы продолжаем публикацию фрагментов из книги «Человек не отсюда»*

Архитектор Гитлера

Страсть показать себя, свой архитектурный талант заставляла Шпеера отбросить все сомнения. Знал ли он, кто такой Гитлер? Может, и знал, наверняка представлял, но ничто не могло отвратить его от этой дьявольской сделки. Талант, его талант, шел на все, чтобы осуществить себя. У бездари подобного нет, ей не понять эту страсть. Шпеера все больше восхищает сила воли Гитлера, умение убеждать, его память, все качества, как он считает, великого человека. Он не может скрыть своего преклонения. Нравственные качества его не занимают, он признается, что видел в нем «героя античных преданий», который всегда побеждает. Он хочет в своих проектах превзойти Рим, Париж, и Гитлер его в этом поддерживает. Они оба теряют чувство меры.

Творец не тот, кто занимается творчеством, а тот, кто не может не заниматься творчеством.

Архитектура сблизила Гитлера, неудачного архитектора, с молодым Шпеером. Шпеер быстро выделился своим дарованием и стал все более нравиться фюреру. В 1942 году его поставили на место погибшего министра вооружения. Спустя двадцать лет, сидя в тюрьме, Шпеер утверждает, что он старался гуманизировать гитлеровскую империю, оправдать правительство посредственностей своим талантом. Чем дальше, тем труднее ему доказывать, что можно оставаться порядочным человеком среди палачей, изуверов и маньяков.

Гитлеровский режим приступает к «окончательному решению» — тотальному уничтожению евреев. Проблемы зла и добра решаются уже через миллионы жертв. Шпеер вынужден соучаствовать. Он министр вооружения, он выполняет заказы по изготовлению газовых камер для уничтожения евреев. Шпееру не хватает мужества рассказать о своей вине.

Система самооправдания у Шпеера это — он патриот, труженик, защитник немецкого народа, совестливый гражданин и прежде всего архитектор. Его поставили обеспечивать армию патронами и снарядами. Ничего не поделаешь, не оставлять же их безоружными.

Все руководство Рейха за шесть—восемь лет стало коррумпированным: они воздвигают себе охотничьи замки, имеют десятки слуг, роскошь картин, сервизов. Идет война, а количество обслуги у правителей растет. Гитлер нуждался в поддержке министров, чиновников, он закрывал глаза на то, что Геринг был хапугой, спекулянтом, что Геббельс распутничал, а Лей был пьяницей. В свою очередь, Геринг закрывал глаза на коррупцию в своем окружении.

Интересно, что в воспоминаниях Шпеера не присутствуют ни жена, ни его дети, их почти нет, главный герой у него — Гитлер.

Находясь в заключении в берлинской тюрьме «Шпандау» в течение 20 лет (его тюремный срок), Шпеер в своих мемуарах как бы изучает Гитлера, его натуру, его характер, пытается понять, как можно постоянно считать себя великим, восхищаться каждым своим поступком.

Шпеер оправдывал Гитлера за его любовь к архитектуре.

...«Вас кто больше интересует — Гитлер или Шпеер?» — спросила меня Магда.

Спроектированный Шпеером стадион для Олимпиады 1936 года в Берлине

Я задумался. Гитлера я, пожалуй, представляю, во всяком случае, передо мной были образы некоторых наших правителей, а вот Шпеер… Зачем он стал министром вооружения, зачем ему нужна была власть? Что, он хотел доказать, что и это он может? Я не домысливал, я задавал себе вопросы. У человека должны быть безответные вопросы, которые не дают ему покоя.

Магда не понимала, как я могу видеть что-то хорошее в Гитлере, а особенно в Сталине, она презирала и ненавидела обоих. Она считала, что каждый из нас перед Богом наг, и в этой наготе вполне можно сравнивать двух фюреров. Но ей мешало то, что ей тоже нравились проекты Шпеера, его архитектура, его работы, его самостоятельный новый стиль. Она шла на компромисс — Гитлер сотворил добро, дав Шпееру осуществить себя.

История Шпеера — это история молодого архитектора, мечтавшего создать что-то великое, чуть ли не столицу мира, и вынужденного создавать оружие для фашистов и помогать Гитлеру вплоть до газовых камер.

Был ли его шаг ложным? Было ли ощущение измены своим мечтам? Он убеждал себя, что, наоборот, он прославил немецкую архитектуру. Ему постепенно удалось убедить себя. Даже после Нюрнбергского процесса, сидя в тюрьме, год за годом, видя, что он остается в Истории как преступник и соратник Гитлера, он утешал себя — он построил, сделал проекты, сделал рейхсканцелярию, он останется надолго. Где она, его ошибка? Бог указал бы, но Бога не было для него. Нюрнбергский процесс это ему не Бог, это всего лишь людской суд, суд победителей, суд мстителей. Девять месяцев продолжался Нюрнбергский суд. Добился ли он чего-то в глазах Шпеера? Да, он заставил иначе увидеть Третий рейх, увидеть, что замысел Гитлера — абсурд, но сокровенное чувство дружбы и почтения к Гитлеру — все это сохранялось. Двадцать лет он просидел, написал два больших тома мемуаров, где ни разу не пытался даже дотянуться до Бога рукой.

Я был в Берлине на выставке его архитектурных работ. «Все же это грандиозно», — повторяла мне Магда. Мы ходили между проектами, фотографиями построенных зданий. Все воинственно-строгие, заготовленные для столицы мира.

Народу было много. Восхищались, осуждали, грустили.

Бегство начальников из города-героя

Никогда не мог понять, за что Москва заслужила звание  «Город-герой».

Всем известно, что 16 октября 1941 года, когда немцы вплотную подошли к городу, заняли Можайск, в Москве началась паника.

Первым бежало начальство, большое и малое. Из райсоветов, из горсовета, а потом и из Кремля. Шли потоки машин. Легковые, полуторки, груженные домашними вещами, коврами и людьми. Дети, родные двигались потоками из города. Покидали заводы, фабрики. Прежде всего покидало начальство, те, у кого были машины. Повсюду жгли архивы. Списки, документы в райкомах. Архивы судебные, военные. По всему городу в воздухе летала черная копоть.

Куда подевалось правительство? Где находится Сталин? Никто толком не знал. Чудовищные слухи подгоняли людей, гнали их из Москвы. Алексей Николаевич Косыгин, один из немногих, а может быть, один-единственный из руководителей оставался в Кремле. Он рассказывал мне, как во всех кабинетах беспрерывно звонили телефоны. Он бегал из одного кабинета в другой, хватал трубку, заверял звонивших, что все в порядке, правительство на месте.

Начались грабежи магазинов. Куда-то подевалась милиция.

Я сравниваю Москву с Ленинградом в тот же самый сорок первый год, в те же самые месяцы. У ленинградцев еще оставалось какое-то время, недели две, когда они тоже могли бежать. Можно еще было покинуть город. Через Пушкин, через Александровку, по шоссе в направлении к Бологому, да мало ли — еще пути были свободны. Не покидали. Теперь считается, что зря не покидали. Не было ни эвакуации, ни бегства. Наоборот, считалось, что остаемся, будем защищаться, что город нельзя оставить немцам. Это была пусть плакатная психология, пусть неразумная, стратегически не оправданная, но героическая — это несомненно.

Москва была скорее героем бегства. Героем был Сталинград. Героически вел себя и Севастополь. Геройской можно считать оборону, в которой участвует не только армия, но и население не желает оставлять город немцам. В Москве трусость чиновников заражала горожан. Паника быстро распространялась. Столица повела себя неприлично. Но, может быть, естественно для переполняющих ее чиновников, всех этих ответственных, благополучных, откормленных защитников не России, а строя. Виновата, конечно, и власть, она не заботилась о том, чтобы организовать эвакуацию. Своевременно, безболезненно.

*Издательская группа «Лениздат», Санкт-Петербург, 2014 г.

отсюда

Оставить комментарий

Популярные посты:

macer

Тренды современного массажа: виды и их преимущества

matsam

Утреннее

dok_zlo

Прогулка

colonelcassad

Об изменениях на фронте

nefer

В рамках блошиного маркета Мосвинтаж проводятся увлекательные лекции

prohodimcy

Яркие ноябрьские акценты на другом берегу Зальдорфа

magman67

Вечернее очарование Паттайи — тропический рай у моря

kwakin_misha

Дамская борьба

nash_online

] семьдесят восемь процентов азота [

• Ранее
• Архив