Чуковский о Пушкине
luvida — 20.07.2023Перед тем, как приступить к чтению драмы Генрика Ибсена «Пер Гюнт», прочитала предисловие К.И. Чуковского.
Интересно, что начал он с... Пушкина.
И, знаете ли, Чуковский меня поразил: никогда с этой точки зрения не рассматривала произведения Александра Сергеевича...
«Хочу говорить об Ибсене, а из головы не идет другое великое имя — Пушкин.
Пусть читатель не сердится — я только два слова скажу о Пушкине и сейчас же перейду к своей теме. Эти два слова именно теме моей и нужны.
Бросилось ли вам когда-нибудь в глаза, что Пушкин всю жизнь старался испугаться смерти и никак не мог испугаться. Это так странно. Ужаса смерти как будто и не было у него. Когда он задумывался о своем последнем страшном часе, у него как бы против воли выходили веселые, бойкие, залихватские слова:
Иль чума меня подцепит,
Иль мороз окостянит,
Иль мне в лоб шлагбаум влепит
Непроворный инвалид.
Иль в лесу под нож злодею
Попадуся в стороне,
Иль со скуки околею
Где-нибудь в карантине.
Еще никто никогда не писал так весело о своей смерти. Ведь под эти строки хочется танцевать, и если бы положить их на музыку, то было бы нечто страшно лихое, возбуждающее, зажигающее душу, — и как удивился бы всякий иностранец, если бы ему сказали, что эта плясовая музыка вызвана размышлением поэта о смерти.
«Но не хочу, о, други, умирать!» — порою вырвется у него, но это мимоходом, и он тут же, сию минуту, через две строки утешается: «Мне будут наслажденья меж горестей, забот и треволненья». И как ни хочет ужаснуться смертью, это никак не удается ему. Пишет о смерти стансы, самые грустные, и — это так знаменательно! — просит в них, чтобы его похоронили там-то и там-то: «поближе к милому пределу». Тот, кто и вправду думает о смерти, станет ли думать о месте похорон? Я умру, и вместе со мной умрет вся вселенная, так не все ли мне равно, куда бы ни сунули люди мой «охладелый прах»?
Радостно приветствуя жизнь, Пушкин, как оказывается, столь же радостно приветствовал смерть:
«И наши внуки в добрый час из мира вытеснят и нас», — говорил он в «Онегине» с улыбкой. Разве не улыбка — такие странные слова: «в добрый час», обращенные к смерти! Эта улыбка проникала все его творчество. Когда же он хотел заменить ее слезами, ничего у него не выходило, и он с гениальной искренностью первый же признавался в своей неудаче.
Напрасно чувство возбуждал я:
Из равнодушных уст я слышал смерти весть
И равнодушно ей внимал я.
Так крепко был привязан это великий человек к жизни, так жадно впивал он ее в себя, такая уж солнечная была у него кровь, что о смерти он не мог и подумать, — все мысли были заняты жизнью; проходил мимо смерти, не замечая ее, и если, побуждаемый литературными влияниями, иногда и выбирал себе этот мрачный сюжет, то и здесь был радостен, безмятежен и ясен душой».
(К.И. Чуковский «Чему учит Ибсен»)
|
</> |