Что угодно, только не рецензия...

dik-dikij — 23.12.2013 Алексей Битов (poziloy)

Вчера побывал на Таганке на премьере спектакля по А.Платонову – «Голос отца» (режиссёр И.Коняев).
Никого из критиков не засёк, но верю, что они были.
Никаких рецензий не читал, но не сомневаюсь, что они будут.
Ну, и прекрасно, а я ограничусь несколькими общими словами, а потом сяду на своё любимое сивое средство передвижения (мерин или кобыла, с седла всё равно не видно).
Надо сказать, это первый послелюбимовский спектакль, который я увидел на большой сцене Таганки («Репетиция оркестра», понятно, не в счёт, Джавдета – сиречь, спектакля – там нет). Порадовался, что спектакль сделан совсем не в любимовской стилистике – фирменные массовые сцены практически отсутствуют. Почему меня это радует? Да потому, что таганский спектакль, сделанный сегодня в привычной манере, уже по определению будет копией, чтобы не сказать – симулякром. А нынешней Таганке надо всё-таки искать своё, новое лицо, а не цепляться за тень от «мамкиной юбки». Способны ли актёры к более самостоятельному сценическому существованию? Многие, похоже, способны (к примеру, А.Граббе, А.Ларчиков, Ан.Захарова).
Для невнимательного читателя повторю: наверняка это не первая попытка уйти от таганского стереотипа – но первая, которую видел я.
Сказать, что «Голос отца» произвёл на меня сногсшибательное впечатление, было бы некоторым преувеличением. Средняя, условно говоря, часть, пожалуй, понравилась; концовка, на мой взгляд, пока не вытягивается, но это, вполне вероятно, дело наживное, достаточно сыграть спектакль несколько раз. Хуже с началом, где проблемы, на мой взгляд, вряд ли могут самоликвидироваться, но, как говорится, поживём – увидим.
Деление условное, «Голос отца» идёт более двух часов без антракта; вопрос, насколько это правильно, остаётся открытым.
Ну, а теперь – на любимого конька. В программке (и на сайте театра) читаю слова режиссёра И.Коняева: «Драматическая сцена – место для воплощения мыслей и чувств с помощью слова, или, говоря по-современному, текста, и чем прекраснее текст, чем глубже и ярче мысль писателя, тем интереснее может быть его сценическая жизнь». С помощью слова? А чем театральный спектакль в таком случае отличается от зачтения в слух «с выражением»? К счастью, в реальности «Голос отца» на читку никак не похож; будем считать, режиссёр просто выразился неловко. Насчёт «прекрасности» текста (вернее, нескольких текстов, объединённых Коняевым; он не только режиссёр, но и автор композиции), я бы тоже поспорил, пожалуй – у Платонова есть тексты помощнее. Кстати, сам по себе «Голос отца» – небольшая одноактная пьеса; Коняев сохранил её почти целиком – убрал, по-моему, только маленький фрагмент, где главный герой (Яков) поёт осанну товарищу Сталину (пьеса написана в конце 1930-х, со всеми вытекающими). Но...
Снова повторю то, что однажды уже писал: Андрей Платонов – крупнейший абсурдист в русской литературе XX века (с оговоркой: «из тех, кого я знаю»). Но в спектакле абсурд несколько завуалирован, то есть получилось скорее не по Платонову, а по мотивам Платонова. Говорят, когда-то считалось, будто мы рождены, чтобы сказку сделать былью, но со временем выяснилось, что задача у нас несколько иная: былью сделался абсурд. И вот, ближе к концу спектакля, на сцене появляется до боли знакомая фигура; не поверите, но это – «эффективный менеджер», тот самый или его ближайший родственник. Платоновский текст в этой части сохранён полностью (во всяком случае, я никаких пропусков не уловил). Между прочим, это – финальная часть пьесы «Голос отца» в оригинале (первая часть «озвучивается» практически в самом начале спектакля). Короче, на сцене появляется новый персонаж (тут, правда, есть небольшой технический прокол – на сцене он не обозначен никак, но можно свериться с текстом или заглянуть в программку, и всё встанет на свои места).
Цитирую: «на соседней могиле появляется человек – бывший служащий стройразбортреста; этот служащий слегка подкапывает надмогильный камень лопатой, сворачивает камень и кладет его на землю; затем он раскачивает железную решетку-ограду. Яков молча наблюдает за этим служащим. Служащий оставляет решетку соседней могилы, перелезает на могилу отца Якова и начинает подкапывать лопатой надмогильный камень-памятник.
(ЯКОВ.) Брось лопату! Что ты делаешь? Здесь мой отец лежит!
СЛУЖАЩИЙ. Тут покойник. Я его не достану, он мне ни к чему.
ЯКОВ. Зачем вы это делаете?
СЛУЖАЩИЙ. Так велели. Камень и железо в утиль, дерева на корчевку, могилы сравнять в ничто, а сверху потом парк устроят – карусели, фруктовая вода, на баянах заиграют, девки придут и лодыри с ними – на отдых, и ты приходи тогда, – чего на могиле торчишь? – а сейчас ступай отсюда прочь, дай нам управиться!
ЯКОВ (в недоумении). А зачем на кладбище парк культуры устраивать? Кругом же пустая степь, там свежая земля!.. Там и надо парк делать.
СЛУЖАЩИЙ (Трудясь с лопатой). Стало быть, что вот как раз так надобно, что именно тут. Там в степи неинтересно, там взять нечего, а тут – и железо, и камень, и дерева, и венки из жести, – всякий инвентарь.
ЯКОВ. Ну и что ж такое, что железо! А оно ведь ржавое все, а камни ничего не стоят, а деревья – на дрова только, они старые и кривые...
СЛУЖАЩИЙ. А все-таки нашему царству-государству и тут доход... Чего тут железу и каменьям зря находиться! Покойники в земле давно сопрели, родня их – какая выросла, какая сама скончалась, – и уж считай, что про мертвых забыла...
ЯКОВ. А я не забыл вот!..
СЛУЖАЩИЙ. Ну ладно – не забыл! Памятливый какой! – дай кладбище уберем, и ты все позабудешь: места тогда, где сейчас стоишь, не найдешь: тут ферверок будет иль квас по кружке отпускать – от жажды... А родня покойников, которая жива еще, сама придет плясать сюда, – кому тут плакать, кого помнить!.. Понял теперь?
ЯКОВ (удивленно). Нет!
СЛУЖАЩИЙ. Потом поймешь, когда привыкнешь – не враз!.. Смешно и забавно тут будет! Мороженое, компот в чашках, двор смеха в загородке. Я в Туле бывал и все видел. [Заметим, Платонов не акцентирует, идёт ли речь о Туле или о заморском Туле.] И тут же силомер и труба – на звезды глядеть: где, что и как там, отчего все произошло и куда потом денется; оказывается, мы все из тумана явились – так выходит по науке, – да пускай из тумана, нам одинаково!.. А дальше (Служащий оставил на время работу и жестикулирует, полный воображения будущего), дальше – вон видишь где – буфет откроют: харчи, напитки, вафли, изюм, простокваша, блины, – что хочешь! Тут целый парад красоты будет, тут прелесть что такое начнется! А ты что стоишь? Говори – хорошо ведь получится?
ЯКОВ (Заслушавшись – в изумлении). Хорошо.
СЛУЖАЩИЙ (Принимаясь за работу). А камень этот в фундамент пойдет, железо в переплавку, – глядь и фабрика новая стоит. Ну конечно, если сырья не хватит, то она работать не будет. Неважно – мы подождем и потерпим... (Валяет на землю надмогильный камень). А я здесь силомером буду заведовать, либо конфеты в бумажки заворачивать – легкая чистая работа! Туда-сюда, и день прошел, и не уморился, и деньги заработал, и сыт по горло: везде же знакомство: и на кухне, и в буфете – где пирожок возьмешь, где жамку, где щей похлебаешь... Так и жизнь проживешь – незаметно, а приятно, в полный аппетит, культурно, с удовольствием! (Поет и приплясывает). Ту-ру-ру-ру, ту-ру-ру!.. (Останавливается). Чего же еще надо? – Ничего. Достаточно.
ЯКОВ (Ожесточившись). Пошел прочь отсюда!
СЛУЖАЩИЙ. Чего?»
Эх, Сергей Александрович, как Вы узнаваемы в любом обличье! Кстати, не надо ловить меня на слове: я не провожу параллелей между репертуарным театром и кладбищем – просто «менеджеры», где бы они ни оказались, ведут себя одинаково, а Платонов, по обыкновению, довёл ситуацию до абсурда...
Пьеса, повторю, написана в конце 1930-х, и в ней обязательно должен быть happy end, достигаемый с непременным участием представителей власти. И такой представитель появился, чтобы навести порядок.
«МИЛИЦИОНЕР (к Служащему). Это вы тут памятники валяли навзничь?
СЛУЖАЩИЙ. Это мы. Это мы ради культуры, товарищ начальник. Мы сперва разбираем все негодное, собираем сырье, а затем уж строим.
МИЛИЦИОНЕР. Вон как. А это не вы в пригородном районе кузницу сломали, а из кузницы баню построили? А потом увидели, что кузница тоже нужна, тогда разобрали баню и опять построили кузницу? И так разбирали и строили, – то баню, то кузницу, – пока весь материал у вас не истратился в промежутках, и тогда бросили строить – не из чего стало. Это вы были, ваша организация?
СЛУЖАЩИЙ. Все может быть, товарищ начальник: это мы. Мы любим строить красоту и пользу из утиля!
ЯКОВ (к Служащему). Кто вы такой – дурак или вредитель?
СЛУЖАЩИЙ. Дураков нету, товарищ родственник покойного, – есть пережитки сознания капиталистического периода в головах отдельных частных граждан, а это не вредительство. Это не считается. Не сметь клеветать на меня! А то ответишь. Вы сами ударили меня недавно моим больным телом о землю.
МИЛИЦИОНЕР. Свидетелей не было, доказать нельзя... Кто вам поручил разрушать кладбище?
СЛУЖАЩИЙ. Не разрушать, а постепенно, исподволь подготавливать его территорию на предмет будущей утилизации под парк культуры, искусств и отдыха, где бы люди, отдыхая, приобретали себе неутомимость».
Но представитель власти без особого труда ставит ретивого «менеджера» на место.
«МИЛИЦИОНЕР. Хорошо. Завтра вы посадите живые цветы на этих могилах своими силами и за свой счет. А сейчас – подымите все памятники, которые вы повалили, и оправьте могилы, которые вы топтали.
СЛУЖАЩИЙ (С полным, мгновенным усердием). Есть, товарищ начальник!Сейчас же все будет сделано в самые сокращенные сроки! Я полагаю теперь, что здесь навсегда должно остаться кладбище, а парк культуры и отдыха мы запланируем на пустоши.
Служащий с яростной работоспособностью принимается за восстановление повергнутых им памятников.
ЯКОВ (милиционеру). Отправьте его куда-нибудь на пустошь навсегда.
МИЛИЦИОНЕР. Ого! А после него и пустоши не будет!..
ЯКОВ. Ну, в тюрьму!
МИЛИЦИОНЕР. Тоже не годится. После него тюрьму придется ремонтировать.
ЯКОВ. А куда ж его?
МИЛИЦИОНЕР. Сам износится в своей суете. Чадом изойдет и исчезнет. Ведь не каждый гражданин бывает человеком, товарищ. До свиданья!»
М-да, над финалом ещё придётся поработать.
Не только на Таганке.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив