Что нас ждет завтра?

veselej — 21.09.2010 Экономика завтра

Дмитрий Прокофьев
Генеральный директор консалтинговой компании «Прокофьев и партнеры»
Журнал «Профессия — директор», № 6 за 2009 год

Весной уже прозвучали заявления высокопоставленных чиновников о том, что «дно» кризиса уже достигнуто и отныне все дороги ведут вверх. Насколько оправданно такое предположение и чего нам следует ожидать от «послезавтрашней экономики»?

Все плохо?

Цифры на самом деле свидетельствуют, что мировая экономика никогда еще не чувствовала себя так плохо, чуть ли не с 1945 года. Эксперты сходятся во мнении, что нынешний кризис — самый большой и масштабный со времен Великой депрессии. Согласно международной статистике, например, в Южной Корее в годовом исчислении промышленный выпуск упал в IV квартале более чем на 40%. В Японии этот показатель — также 40%, во Франции — 30%, в Германии — 27%, в США — чуть меньше 20%, в Италии — около 15%. Более или менее положительно на данном фоне выглядит Китай, но и там банкротство коснулось едва ли не трети предприятий, ориентированных на экспорт. Резко уменьшился объем заказов, продаж и выросло соотношение запасов и продаж. Сильно обесценились машиностроительные активы, даже высокотехнологичные. На плаву остаются отрасли, непосредственно завязанные на потребительский спрос, — розничная торговля, одежда, лекарства, продукты питания.

Однако потребительский спрос, развитие которого толкало экономику вперед на протяжении последних четырех десятилетий, начал сокращаться. Если до самого последнего времени компании исходили из того, что плохи дела в банках, а промышленность пока держится, и старались избегать массовых увольнений, то теперь можно наблюдать массовое падение занятости. А если снижается занятость, то уменьшается потребительский спрос, то есть та масса доходов, которая поддерживает спрос, в том числе и на недвижимость. В свою очередь, если на рынке жилой недвижимости происходит глубокая коррекция стоимости, то она должна прийти в соответствие с доходами населения. Но если начинают снижаться доходы, то коррекция растягивается. И оптимистические прогнозы скорого завершения кризиса также отодвигаются во времени. Помимо падения занятости, уменьшается стоимость рабочей силы пока еще не уволенных сотрудников.

Потеря зарплаты немедленно бьет по покупательской способности (что также работает на снижение стоимости рабочей силы). Если говорить о России, то розничная торговля долго оставалась последним бастионом экономического роста — вклад потребления домохозяйств в ВВП в 2008 году составил 48,5%. Товарооборот не падал с сентября 1999 года; последние девять лет он рос в среднем на 12%, и только в феврале 2009 года статистика продемонстрировала сокращение объемов продаж — люди наконец-то начали экономить. Уже с января рост потребительских расходов домохозяйств стал резко замедляться. А к февралю 2009-го товарооборот продовольствия упал на 2,1%, а непродовольственной продукции — на 3%. В начале мая Росстат зафиксировал общее снижение товарооборота непродовольственных товаров на 26% (источник: «Ведомости»).

Самый распространенный способ экономии, к которому прибегают российские потребители, — поиск товара той же марки, но в другом месте. Следующим этапом станет поиск более дешевых товаров других марок. Правда, по сведениям ProfOnlineResearch (весна 2009 года), только 15% населения действительно ищут места, где привычные вещи стоят дешевле, а потребляют привычные услуги реже или в меньшем объеме всего 13% покупателей. Но индекс потребительской уверенности россиян, по данным Росстата, опустился в апреле 2009 года до самого низкого уровня за 10 лет. В отчете за 2008 год X5 Retail Group — лидер российской продуктовой розницы — сообщила, что уже к концу прошлого года сократила ассортимент на 20% — до 3000 товарных позиций.

Падает не только объем, но и качество потребления; люди стали предпочитать магазинам рынки. В годы потребительского бума стационарная торговля вытесняла уличную: за январь — февраль 2008 года оборот стационарной вырос на 21,3%, уличной — упал на 4,5%. За два месяца 2009 года они почти сравнялись: 0,4 и 0,1% соответственно. Если ритейлеры начнут закрывать магазины, это не только отразится на динамике спроса и цен на рабочую силу, но и ударит по бизнесу девелоперов.

Спасательный круг или камень на шее?

Другим аспектом происходящего стали действия правительств. Поскольку кризис оказался системным, он сделал положение государств совершенно необычным, так как при системном кризисе полностью утрачивается доверие всех участников процесса друг к другу, в первую очередь в финансовом секторе.

Можно сказать, что в условиях кризиса все участники рынка предпочитают работать «через государство». Оно оказывается вовлеченным в самые разнообразные сделки, к которым, по идее, не должно иметь отношения. Публика ожидает от правительства (а это касается не только России, но и практически всех стран) энергичных мер.

«Делайте что-нибудь!» — говорит народ. «Что-то делать» означает, что государство должно вмешиваться, выделять какие-то средства на спасение кого-то или для того чтобы стимулировать спрос и т.д.
- Государство должно совершить очередной ТЫК!!

Масштабы таких спасательных операций оказываются огромными. Так, в уже скорректированном российском бюджете–2009, принятом к исполнению в конце апреля, «на кризис» выделено 1,6 трлн руб. Из них 602 млрд руб. пойдут на поддержку отраслей и населения (в каких именно пропорциях, на момент написания статьи известно не было), 100 млрд — на программы занятости и пособия по безработице, 389 млрд — на трансферты внебюджетным фондам, 150 млрд — на поддержку регионов, 300 млрд — банкам.

Много это или мало? В абсолютных цифрах такой антикризисный пакет, конечно же, уступает мерам, предпринимаемым в США, но в процентах к ВВП превосходит их. В совокупности меры российского правительства, по его собственной оценке, тянут на 4,5% ВВП, а если прибавить к этому действия Центробанка, накачивающего банки ликвидностью, то в целом антикризисный план обойдется экономике в 12% ВВП.

Россия — рекордсмен по падению бюджетных доходов (до 30%, против 10–15% в Европе), кроме того, у нее рекордный бюджетный дефицит и одновременно самая объемная программа поддержки спроса.

Япония вкладывает в антикризисные мероприятия примерно 2% ВВП страны (кстати, свою экономику вообще не поддерживает деньгами налогоплательщиков только Турция), правительства западноевропейских государств потратят на поддержку своих потребителей и производителей около 4% суммарного ВВП Евросоюза.

Колоссальные средства, вливаемые сейчас в экономику США, не выглядят такими огромными на фоне ВВП в $14 трлн (25% мировой экономики), хотя и могут достичь порядка 5,5% ВВП. Лауреат Нобелевской премии по экономике Пол Кругман призывает ЕС и США увеличить объемы средств, выделяемых на поддержку экономики в рамках различных антикризисных планов, поскольку убежден, что для выхода из кризиса странам придется потратить не менее 4% ВВП. (В этом Кругману резко возражает новый экономический гуру Нассим Талеб, утверждающий, что помогать должникам новыми деньгами — это все равно что лечить наркомана героином.)

Пакет антикризисных мер российской власти — лекарство настолько дорогостоящее, что его можно считать одноразовым. Дело в том, что почти трехтриллионный дефицит бюджета будет покрыт за счет средств резервного фонда (2,75 трлн руб., что составляет 55% от его объема), но в следующем году повторить такой трюк не удастся. Более того, дефицит в 2,98 трлн руб. — это оптимистический прогноз правительства, эксперты оценивают размер «бюджетной дырки» в 4 трлн.

В апреле министр финансов Алексей Кудрин сделал очень важное заявление о том, что в 2010 году расходы бюджета — в номинальном выражении — могут оказаться ниже бюджетных расходов текущего года, в том случае если в следующем году бюджетный дефицит будет ограничен уровнем в 5% ВВП (ныне дефицит бюджета составляет 8% ВВП). Поскольку идти на снижение социальных выплат власти вряд ли рискнут, под секвестром окажутся всякого рода инвестиционные программы. На практике это означает, что в экстренном случае любое увеличение государственных расходов в помощь экономике может потребовать либо серьезных долговых заимствований, либо включения печатного станка. В последнем случае наиболее вероятный результат — это новый виток инфляции и падение курса рубля. Секвестр бюджетных расходов или потеря макроэкономической стабильности означает выбор между плохим и совсем плохим вариантами, а этот выбор правительству придется делать не позже осени.

К сожалению, данные экономической статистики I квартала не позволяют увидеть положительного эффекта от антикризисных расходов. По абсолютному уровню в феврале 2009 года уровень производства вернулся в июль 2003 года и не вырос на протяжении весны. Хотя внешне ситуация в российской экономике успокоилась: курс рубля несколько стабилизировался, рост безработицы замедлился, инфляция оказалась ниже прогнозируемой, а Центральный банк даже пошел на снижение процентных ставок. Но уровень падения ВВП России в I квартале текущего года на 9,5% (оценка Минэкономразвития) оказался худшим показателем во всей «двадцатке» и свидетельствует о том, что больной российской экономике понадобится новая порция «денежных лекарств». Предыдущие же мероприятия в лучшем случае смогли затормозить падение, но никак не помогли созданию новых рабочих мест или точек роста. Скорее всего, правительству все же придется прибегнуть к формированию «второго» антикризисного пакета, но какие формы он примет, угадать пока нельзя.

За таможенным забором

Другая антикризисная мера, к которой пытаются прибегнуть многие страны, — это протекционизм. Самый яркий пример такой поддержки местного производителя — автомобильная промышленность. Для начала государство подняло таможенные пошлины на ввозимые иномарки до 30%. Затем власть пообещала кредитные субсидии гражданам, решившим обзавестись автомобилем отечественного производства стоимостью до 350 тыс. руб., — на возмещение 2/3 ставки рефинансирования ЦБ выделяется 2 млрд руб. Но только за два первых месяца 2009 года объемы продаж семейства «Лада» сократились почти на 38%. По экспертным оценкам, опубликованным The New Times, в марте стояли непроданными около 100 тыс. машин, при этом примерно 20% автомобилей скопилось у дилеров. Общий долг предприятия достиг 44 млрд руб., причем в залоге у кредиторов находится 60% всех его активов. Сумма в 130 млрд руб. (кстати, это 0,3% ВВП), в различных формах выделенная АвтоВАЗу, позволит его менеджерам залатать очевидные прорехи в бюджете корпорации, но едва ли поможет решить проблему качества и сбыта. Недоверие к ВАЗовским автомобилям складывалось десятилетиями, и тут уж ничего не поделаешь.

Впрочем, во всех странах правительства пытаются выручить автопром, выделяя средства как самим предприятиям, так и потребителям. Так, в Германии автолюбитель, сменивший старую машину на новую, получает от правительства €2500. На это выделено €1,5 млрд: должно хватить на 600 тыс. человек. Снижены автомобильные налоги. Эффект уже отмечен статистикой: спад производства автомобилей в Германии составил в прошлом году всего 3%. В феврале 2009 года продажи выросли на 21,5%, при том что в целом по Западной Европе они сократились на 17,3%. Существеннее всех поддерживает свою автомобильную промышленность Америка, но GM и Chrysler, уже получившие кредиты на $17,4 млрд, смогут претендовать на помощь только в случае реструктуризации — сокращения 80 тыс. рабочих и закрытия заводов. $5 млрд безвозмездно получат производители комплектующих, $2 млрд составят субсидии покупателям автомобилей, которые стоят не более $35 тыс. и отвечают ряду ограничений по расходу топлива. Тем не менее Chrysler уже не смог преодолеть кризис даже с этой поддержкой.

Некоторые государства решили воспользоваться кризисом, для того чтобы подтолкнуть производителей к технологическому перевооружению.

Так поступила, например, Австралия. Правительство этой страны решило продолжить активную поддержку разработки экологичных автомобилей и чистых технологий. Программа рассчитана до 2020 года. В феврале 2009-го рынок сократился на 3,5%, а по итогам года, согласно прогнозам, ожидается падение на 12–13%.

Зато предполагается, что в 2010 году местный производитель Holden (занимающий второе место по продажам после Toyota) сможет запустить в производство свой первый микролитражный автомобиль. Впрочем, в западных странах постепенно осознают, что банкротство автомобильной промышленности — это не самое страшное, что может быть, ведь оно не означает, что производство автомобилей на данных предприятиях обязательно прекратится. Однако в случае банкротства будет прекращено действие контрактов, лежащих в основе экономики автомобильной промышленности. А эти контракты предусматривают очень высокий уровень социальной защиты работников, который в условиях кризиса очень трудно, практически нереально поддерживать. Можно сказать, что промышленность (вместе с рабочими) стоит перед выбором, но не из «хороших» и «плохих» зарплат, а из «средних» и «никаких».

В связи с этим интересно посмотреть на ситуацию в Китае.
Те предприятия, которые сейчас стали банкротами, не получили от властей кредитов. Кредиты дали предпринимателям, скупившим обанкротившиеся производственные площадки, и получены эти кредиты для технологического перевооружения — в точном соответствии с теорией Николая Кондратьева, согласно которой кризис, подобный нынешнему, означает отмирание устаревших отраслей производства и замену их новыми. Более того, сейчас, благодаря глобализации, речь пойдет не просто об отмирании целых отраслей, а об отмирании целых экономик, оказавшихся неконкурентоспособными.

Оценивая же действия стран G-20 в целом, можно сказать, что 17 государств «Большой двадцатки» проводят сейчас политику протекционизма. Но проблема заключается в том, что никогда еще мировая экономика не находилась в таком состоянии — с точки зрения плотности экспортно-импортных операций. Доля внешней торговли в национальном продукте всех стран огромна, и протекционизм сейчас может оказаться опасным, поскольку способен перевести финансовый кризис в товарный. Если не идут деньги, это очень плохо. Но если перестают поступать продукты, еда и другие товары, то последствия могут быть ужасными. Лидеры ведущих экономик мира это понимают. Вопрос лишь в том,насколько эффективной окажется координация их усилий по выходу из кризиса, ставшая предметом обсуждения на апрельском саммите «двадцатки» в Лондоне.

Из тупика

Во времена Великой депрессии экономические власти западных стран тоже пытались выработать скоординированную политику, причем именно в Лондоне. На Всемирной экономической конференции летом 1933 года США и европейские страны не смогли договориться ни о чем важном. Это и понятно: о провалах предпочитают забыть. Считается, что соглашение торпедировал президент США.

Рузвельт заявил тогда, что к золотому стандарту для доллара не вернется, а именно это и было требованием европейских стран, страдавших от девальвации американской валюты, в условиях высокой инфляции и торговой войны между Европой и Америкой.

А прогнозы делались такие же туманные, как и сейчас, например: «Возможно, что наиболее низкая точка экономического упадка уже пройдена. Я не думаю, что удастся достигнуть подъема 1929 года, но переход от кризиса и депрессии к некоторому оживлению дел в ближайшее время не только не исключен, но, пожалуй, даже вероятен». Автор цитаты — И.В. Сталин (из интервью New York Times 24 декабря 1933 года).

Вот так. За 60 лет прогнозы не стали точнее, хотя значительная часть современной экономической науки выросла из уроков Великой депрессии. Зато есть единое понимание приоритетных действий. «Мировые лидеры должны посвятить себя трем вещам: во-первых, предпринять все необходимое, чтобы стабилизировать финансовые рынки и помочь семьям и бизнесу пройти через рецессию; во-вторых, реформировать и усилить глобальную финансовую и экономическую систему, с тем чтобы вернуть доверие; в-третьих, вернуть мировую экономику на траекторию устойчивого роста», — говорилось в докладе, опубликованном правительством Великобритании.

Уже достигнуты договоренности о значительном усилении госрегулирования в финансовом секторе. «Двадцатка» предлагает усилить контроль за оборотом сложных производных инструментов, изменится и работа рейтинговых агентств — им придется более полно раскрывать методики составления своих рейтингов, чтобы не вводить инвесторов в заблуждение, как это случалось перед кризисом. Увеличивается и объем ресурсов МВФ — с нынешних примерно $250 млрд до $500 млрд, что должно помочь компенсировать отток капитала ряду стран, например государствам Восточной Европы. Хотя, разумеется, все это паллиативы. С момента начала кризиса отток капиталов только из России превысил $100 млрд.

Саммит продемонстрировал противоречия между США и ЕС в вопросе стимулирования экономики.

Американцы настаивают на том, что помощь должна быть максимально велика и идти по всем каналам — фискальным (снижение налогов) и монетарным (увеличение денежной массы). Так, в конце марта американская федеральная резервная система приняла решение выкупить госбумаги — ипотечные и правительственные облигации — на общую сумму $1 трлн. Смысл этой антикризисной меры в том, чтобы увеличить количество наличных денег в экономике ровно на $1 трлн. Рискованно — да, но американцы уверены, что «победа», то есть запуск экономического роста, все спишет, даже несмотря на угрозу инфляции.

Европейцы осторожнее. Подобная политика представляет для Европы большую проблему из-за самой природы европейской денежной системы. В отличие от США, соглашения, действующие в Евросоюзе, ограничивают их участников в возможности бюджетного и налогового маневра: дефицит бюджета не может превышать 3%. Согласие на очень высокий уровень стимулирования экономики и сохранение налоговых дыр может обернуться распадом еврозоны, а это слишком высокая цена выхода из кризиса. Европа настаивает на том, чтобы акцент был сделан на регулировании финансового сектора, а американцы опасаются в этом случае потерять часть конкурентных преимуществ своей экономики.

Завтра в России

Воодушевленные весенним ростом цен на нефть, высокопоставленные российские чиновники наперебой сделали оптимистичные прогнозы. Вице-премьер Игорь Шувалов заявил, что кризис «дошел до дна» и в течение года экономика будет переживать подъем, связанный с ростом спроса. Ему возразил министр финансов Алексей Кудрин, указывая на то, что в ближайшее время серьезных оснований для такого роста нет, а спрос, стимулируемый государством, слишком мал. Напрасные надежды на лучшее обернутся новой волной кризиса, связанной с невозвратом кредитов, утверждал министр финансов.

У Кудрина действительно есть основания для беспокойства. По итогам 2009 года объем «плохих» кредитов может составить 10–20%, говорится в материалах экспертного совета правительственной комиссии по повышению устойчивости российской экономики. По данным Центробанка, объем просрочки нефинансового сектора на 1 февраля 2009 года составил 2,5% против 2,2% месяцем ранее. Весной «плохих» кредитов стало больше, и хотя критический уровень проблемной задолженности перед банками пока не достигнут, она, к сожалению, растет очень быстрыми темпами. Предполагается, что в крайнем случае на дополнительную капитализацию банков может быть выделено 555 млрд руб. Никто не может точно сказать, будет ли достаточно этой суммы, так как оценки «плохих» кредитов очень неопределенны и Центробанку придется провести большую работу для того, чтобы определить их реальные объемы.

После роста кредитов на 6,5% в январе объем кредитования в феврале сократился, и весна не принесла облегчения.

Главное условие выхода из кризиса — возобновление кредитования экономики. Но проблема заключается в том, что для промышленников нынешние условия кредита (16% годовых) — это слишком дорого. Нужно 10–12%. Однако финансовые власти выступают против: кредитные ставки должны быть положительными, то есть превышать инфляцию, которая по итогам года может составить 13%. Чем выше ставка кредита, тем крепче национальная валюта, рассуждает Минфин.

А чем крепче валюта, тем охотнее банки будут кредитовать экономику, вместо того чтобы скупать доллары. Ответ на вопрос, разрешится ли это противоречие в ближайшее время, может дать только главный макроэкономический показатель российской экономики — цена на нефть.

Другие важнейшие индикаторы, наблюдение за которыми позволит поймать сигнал о завершении кризиса, имеют отношение к американской экономике. Это изменение потребительских настроений (пока они не в нашу пользу — американские покупатели сейчас предпочитают сберегать), прекращение роста безработицы и повышение занятости, а также перелом динамики цен на недвижимость, которые должны пойти вверх.

Если это произойдет, то окончание кризиса в России — вопрос недолгого времени, и дело даже не в нефти. Просто возобновится международное кредитование. Но нам необходимо отдавать себе отчет в том, что хотя финансовый кризис в мире и мог способствовать углублению российского промышленного спада, однако сам по себе он не мог привести к его возникновению.

Главные причины, заставившие российскую экономику по страдать от кризиса сильнее других, кроются внутри страны. Оживление мировой экономики даст толчок спросу на товары российского экспорта, однако это будет спрос на углеводороды, а не на товары российских предприятий. Если в российской экономике не произойдет структурных изменений, технологического переоснащения, повышения производительности труда, она рискует выйти из кризиса, будучи еще более зависимой от колебаний нефтяного рынка. Так или иначе, выжившим предприятиям придется действовать в ином мире.

Кризис переживут те компании, которые смогут сократить издержки, прекратят выплату многомиллионных бонусов руководителям, сумеют значительно повысить качество продукции и научатся стремительно реагировать на изменения потребительского спроса. Стратегический маркетинг и технологии — вот основные поля конкурентных сражений послезавтрашней экономики.

Дата публикации: 20.09.2010

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив