Что мы наделали и еще наделаем

Я иду по развалинам некогда очень красивой площади и вспоминаю, как толпы людей вышли сюда в знак протеста уже не помню чего. Вот так мы и жили. СМИ делали свою работу: давали нам почву для размышлений, но чаще для бунтарства. Газеты призывали любить свою страну и ненавидеть другую. Так, чаще всего, мы и поступали.
Помню, как в детстве я любила ездить к бабушке в Украину. В мае там распускается сирень и пионы, а в июне грядки пестрят ароматной клубникой. Очень я любила туда ездить. Но в один год мама сказала мне: «Этим летом в Украину не надо ехать. Там сейчас одни фашисты». На мой вопрос, почему она так решила, мама, как бы недоумевая причины моей неосведомленности, ответила, что "так сказали по телевизору". В Украину я все же поехала, и не нашла там тех самых фашистов, о которых говорила мама, хотя из природного любопытства, мне очень хотелось на них посмотреть.
Не помню, в какой год это все началось, но СМИ стали оружием посерьезней ядерного там или атомного, в оружии я, говоря откровенно, не сильно разбираюсь. И, если бы меня спросили тогда, что нужно нашему обществу, я бы ответила: «разоружение», - но под разоружением понималось бы кое-что другое. Я бы хотела видеть, как все страны мира сели в одной комнате и, сосчитав до трех, выложили все свои СМИ на стол, подобно пистолетам. А потом бы еще проверили пиджаки США и России, на наличие маленького запасного револьвера. Если разоружаться, так уж честно давайте. Меня бы конечно не поддержали, как Николая II в 1899 году, когда он предложил разоружиться. Посмеялись бы, да разошлись. Я и сама понимаю, что идея эта полный абсурд, да притом еще и сюрреалистична. Но иногда мне начинает казаться, что жить в абсолютном неведении лучше, чем жить во лжи.
Так вот, СМИ продолжали ссорить меня с моими друзьями из Венгрии, потом с одной подругой из Белоруссии. Я, наверное, растеряла всех своих друзей тогда, когда доказывала непричастность России ко всем мировым катастрофам. А теперь и сама не знаю, была ли хоть немного близка к истине в своих рассуждениях. Да и важно ли это в отношениях с другом?
Я иду через место, где раньше находился парк. Бунтари, мародеры и прочие маргиналы сожгли его дотла в ходе массовых столкновений, когда по национальному телевидению передали что-то, как тогда казалось, важное. Гуляя по этому, теперь уже пустырю, я подумала о том, что нам не нужна журналистика. Но потом одернула себя и сделала поправку на «не нужна такая журналистика». А нужна честная, принципиальная, основанная на международном праве. Такая, чтобы мама никогда и не подумала, не отпускать меня к бабушке в Украину. Такая, чтобы друзья из штатов позвонили и спросили, как у меня дела, а не страшно ли мне выйти в магазин без бронежилета, когда у нас, в принципе-то, все спокойно. Но им не докажешь. Да, журналистика нужна, чтобы поднимать гражданский дух и сплачивать народы, но никак не наоборот. Так я подумала, когда шла мимо последнего догорающего здания в городе.

|
</> |