Что мы ели

natalya_kiriche — 26.01.2010 Позавчера я на посетительницу моего журнала наорала.
Мне теперь стыдно, потому, что не стоило так ругаться, ну, правда.
Да, я терпеть не могу, когда в мою воду суются, не зная броду, в своих ботинках. «Вы слишком толстая на этих снимках, у вас уже начались проблемы со здоровьем, установите правильный режим питания и займитесь физо, проживите в таком режиме год, и все получится» - отлично! Прекрасные рекомендации! Только эти снимки были сделаны как раз после того самого режима, той самой нагрузки и того самого года. Это максимум, которого я могу добиться.
А человек не знает, и начинает поучать. Зачем? При чем, совершенно неподходящим менторским и безапелляционным тоном.
Ну, я, конечно, начинаю в ответ поучать этике поведения в жж. Абсолютно хамским тоном.
В общем, обе мы друг друга стоили.

Сначала я кинулась было присесть человеку на уши со своими «74 кг в любом случае», но потом подумала – зачем писать коммент? Надо писать пост! Может получиться прекрасная история – даже не про мою толстую попу, а про то, как мы, тусовка, жили несколько лет назад. Про то, что мы ели.

Начну все-таки со своего гребанного обмена веществ, типа предисловие.
Ну, я всегда была жирной девочкой. Что-то я себе испоганила, когда с 9 до 13 лет жрала в неимоверных количествах хлеб, посыпанный толстым слоем сахара. Я как алкаш была – не оторвать от хлеба с сахаром. В седьмом классе меня случайно взвесили в больнице, и оказалось, что я 86 кило. Увесистый подросточек! В таком возрасте это – беда.

Все свои сопли по этому поводу я растерла еще в тогдашние 13-14 лет. Меня очень обижали мальчики. Обижали-обижали (я сто раз эту эпопею описывала, да, я помню) – тут я психанула, и похудела на 15, что ли, кило. Помню, что это было 68 после 86, за лето, на овощах и плюс аэробика с пластинки.
68 я получила, вероятно, потому, что тело было еще юное и податливое. И троллить меня "жЫром» потому и без толку, что свой батхерт я уже пережила. Батхерт не имеет смысла. Смысл имеет работа над собой.

Потом родилась Ленка, и мои 86 торжественно водрузились на меня снова.
Я расстроилась, начала задирать ноги под музыку и жрать огурчики. А тут начались кемеровские похождения.
Мать я была сильно так себе – восемнадцатилетняя ненагулявшаяся девица. Начитанная и из деревни. В деревне мне не с кем было дружить. Поэтому любой повод смыться из деревни использовался по полной.
Я закончила шарагу и исправила зрение. На это ушло два года – две операции, каждая в два подхода.
Естественно, пока я вписывалась, где попало, никто меня особо не кормил. На топе были хлебушек чуть-чуть, и чаек, если повезет – с сахаром.
От мучного и сладкого тебя будет распирать, если ты еще жрешь жирное, а мучного жрешь – МНОГО. А если кусочек хлебушка по утрам, и ножками-ножками, поскольку ездить не на что – это не мучное, это еда.

Впрочем, еще могли сварить хлебово из кабачка и разной капусты-морковки. Вообще-то никто из моих друзей не работал, так что мы одновременно доедали последний хрен без соли.

86 кеге ушли. И настали 75 кеге.
Так они со мной и остаются, верные мои – что бы ни случилось.

Когда я поперлась «сама строить свою жизнь», уселась в ларьке у азербайджанцев, и мой долг хозяину немедленно взлетел до потолка, режим питания убавился до одной сосиски на хлебушке в сутки. Десять рублей в день давал мне Асафи, чтоб я все-таки не сдохла на работе.
Потом Асафи меня выставил, как безнадежную, и еще месяц я болталась в Кемерово, надеясь на то, что мне удастся выкупить паспорт. Нас было трое в комнате, а пища наша была – водичка из-под крана. Через день я посещала разных там друзей, которые подкармливали меня скромненько, но регулярно. И опять таки – пешком, все пешком.

Сколько можно скинуть на таком режиме?
Даже не надейтесь. Да, я влезла в штаны младшей сестры. Когда все-таки додумалась поехать домой к маме. Но весы в женской консультации показали 68. А поскольку у нас с мамой были свои ходы, и не мне за нее решать, я опять оказалась в Кемерово. Немного больше хавчика – и снова 74-75.
И вот те шесть лет (96-02 годы), шесть лет тусовки, я упорно держала 73-75.

Лидировала пшенка.
Но это не та пшенка, которую вам варит мама на завтрак. Когда с маслицем, сахарком, и сколько хочешь. А это вот какая пшенка:
Покупается пакет на всех. Всех – человек пять, или даже десять. Как получится. Пшенка варится на воде. Люди берут тарелочки. Юль, помнишь, ты в кедровку привезла набор красных пластиковых тарелок? Ну, к Сыропятову на вписку? Вот такие тарелочки. Маленькие. Пшенка бережно раскладывается, чтобы всем досталось. Следующая пшенка будет завтра.

Бич-пакеты мы почему-то не могли себе позволить. Когда копеешный роллтон покупается «на всех» - это прорва денег.
Раз в несколько месяцев может отвалиться нормальная еда – если тебя пригласили на день рождения, например. Вот помню, пирожные у Джулии. И оливье, и оливье! Дефолт. Даже пшенка подорожала невозможно.

Ну и пешим ходом, куда можно дойти.

А то как-то мы с Ленкой Кравцовой добыли свеклу. В трехлитровой банке оставалось чуть-чуть капусты. Ленка посчитала десятикопеечные монеты, и мы купили ОДНУ картошину! А кастрюля была огромна. Вот такой суп.

А еще блатные бутерброды с манкой и бульонным кубиком. Но не «сколько влезет», а по штучке, чтобы всем хватило. А вы почему-то передвигаетесь толпами, поэтому не важно, сколько тех бутербродов – все равно больше двух в одни руки не дают.

Но бывают такие дни (с), когда жрать вообще нечего, и это реальность, данная тебе в ощущениях. Ощущения мерзкие, но привычные.
Но, между прочим, размер все равно 48, и это тоже реальность.

А еще автостопом ходили. На трассе, конечно, кормят, но точно не каждый раз. Да еще если мороз, или жара. И есть вообще не охота (адреналин блокирует голод). А потом вписка – и…
И, может, даже, фиг тебе, а не ужин. Потому, что хозяева сами не богаты, и не подписывались тебя кормить. Но вот у Хаги, помню, в 1998, давали рис с кубиками. Раз в день. Но не всегда.
Еще был популярен хлеб с майонезом. Если ты хаваешь хлеб с майонезом ежедневно – ты разжираешься. Если эта благодать достается тебе раз в неделю – ты перевариваешь все, что в тебя попало. Тем более что опять надо педалить куда-то пешком.

Как-то мы с Цацем поняли, что третий день на чае мы не выдержим.
А куда деваться-то?
Ну, сгреблись мы и поехали в Академ «к кому-нибудь в гости».
Из электрички нас выписали на Сеятеле. Идем. Мороз. День чудесный. Цац говорит: вот в этом доме живут две отличные тетьки – Тайка и Ирида. Может быть, они нас покормят?

Есть люди, которым не стоит с порога говорить: а мы к вам поесть! Это плохо кончается. Если могут – угостят. Девушки, похоже, не могли.
Зато Тайка с Иридой показывали нам фотки, рассказывали всякие интересные штуки про РИ. Очень интересный был день. Серьезно. Мешало одно. Мы мечтали пожрать.
Но зато нам дали чай с вареньем, и это нас согрело.

Уже затемно мы постучались к какому-то человеку, я не помню, как его звали – как-то на «а», а супругу звали Виня.
Человек посмотрел на нас искоса, вышел с нами покурить – а тут Цац со своим «Леха, дай рубль на беломор» едва все не испортил.
Понимаете, когда вы вот так ходите по гостям, лучше вообще ничего не просить. И не дай Бог ты про себя почувствуешь зло против хозяев! Потом тебе же и вернется. Лучше все принимать спокойно.
Я сказала: Цац, когда ты умрешь, ты, несомненно попадешь в ад. И тебя оттуда выпишут. Потому, что первая твоя фраза, обращенная к чертям, будет: дайте рубль на Беломор.

Все захихикали, напряг спал.
Я с нежностью и благодарностью вспоминаю этих людей. У них самих было почти нечего есть. Но нам естественно, по-доброму и е дожидаясь, когда мы попросим, выдали по тарелочке какого-то риса с овощами. Мы, трое суток не жравшие, смолотили этот рис чуть ли не с тарелками, и балдели, распивая чаи.
И тут Алексей сказал, переминаясь и глядя в сторону:
- Люди, давайте прямо. Вам нужна вписка, да?
Я так обрадовалась, что вписка-то нам и не нужна, и не придется больше напрягать хорошего человека! Нет, говорю, мы сейчас поедем обратно в Матвеевку.
Он:
- Нет, просто у нас места совсем нету. Я бы вас вписал, обязательно, но только – на полу.
Святой мужик, честно. Дай ему Бог здоровья и чего еще ему не хватает.

Вот как-то так по еде и впискам.
Какие-то проходящие моменты…
Дурной тон – есть консервы из банки. Надо варить суп. Суп – на всех!
Тусовые девочки, которые не живали дома, были стройны, как лани. Кроме меня.
Я ни в жизнь не сумела бы влезть в джинсы той же Тигры (Саша привет!)

При этом иная лань наворачивала того хлеба с майонезом в два раза больше, чем я. Меньше есть мне было некуда. Ели тогда, когда было, что есть. Не каждый день, и понемножку (большой коллектив на вписках, большой).
Гречка тоже помогала выжить.
А вредные калорийные макароны делаются не очень калорийными, если их сварили на всю дружину, ничем не заправляли, а тут еще цивильные ребята руки тянут: и мне положи, и мне! Да ты же дома ешь? Ну, домой я когда еще попаду. Я тут впишусь еще на сутки, МОЖНО?
Это уже «клуб «Элберет», где я следила за порядком. Три дня работаешь на мебельной фабрике. Сидеть нельзя, доски таскать необходимо. В столовой хватает только на рассольник. Потом три дня учишься петь. Уроки вокала. Переход на Матросова. Поскольку петь еще не умеешь, набросанной мелочи хватает как раз на макароны и булку хлеба. Кормишь себя, мужика и вписку. А зачем местные твои макароны едят – тайна великая есть. Не отгонять же.

Зато можно приходить к подружкам – две меня спасали – и лопать у них суп, картошку, чай с сахаром пить. Но это раз в день. И не ежедневно.
И ногами, пешочком, по городу.
Да, спиртное, конечно, пили. Но, как я помню, жирного пива было покупать не на что. Пили спирт или водку. Без закуски. И тоже не каждый день. Не каждую неделю. Кто на вписках будет тебя поить? Так. Раз в пятилетку. И опять же – надо, чтобы хватило на всех.

А вот Новосибирск. Вот мы с Хаги варим свиные уши и пьем рябиновый морс. Больше ничего нет. Больше ничего нет долго. А потом я переехала, и питалась так:
- Вечером пшенка и сосиски, которые принес Никель.
Если Никель ничего не принес, то чай.
А после того, как отпелась – булочка. Сладкая чудесная булочка. И все на ногах, на ходу, между сигаретой и водицей. Но, правда, еще бывает пиво, но оно тоже переваривается со страшной силой. Вокруг непонятное. Все девушки - козочки. Даже те, кого мама дома кормит три раза в день. Я – 48 размер.

Нет, «а если бы вместо булочки было яблочко» - это, ребята, бред. Если вы в таком режиме жизни поменяете булочку на яблочко, вы сдохнете прямо возле лотка с яблочками. Всему имеется предел.

После стрита летом 2000 была ежедневная (и единственная на сутки!) еда «сосиски с картошкой». Мы шли на вокзал, покупали эти пирожки с картошкой и сосиской, газировку, и тем питались. На сутки – все, больше ничего.

Да, продукты, в основном, крахмальные – рис, хлеб, майонез, пиво. Но, во-первых, других и нет, и мяса почти нет, а, во-вторых – всего этого так мало, и так редко…

А потом меня с визгами и брызгами бросил Никель, и я с горя две недели вообще ничего не ела, не могла. Нет, я насильно пихала в себя булочку. После стрита. Насильно. Рыдая. Иногда. Не каждый день. Потому, что я забывала, что надо есть.
Взвесилась потом – 69 килограмм.
Нормально?! Две недели не жрать, и все равно 69 килограмм! Интересно, что со мной надо сделать, чтобы я стала весить 60, которые мне положены по среднестатистической норме? Давать одну репку в три дня и гонять бегом по стадиону? А зачем? А я выживу?

А. Еще был тусовый десерт. Овсяные хлопья кидаешь на сковородку, сыплешь сахарок, и получается такая странная ботва. Но тоже по крошке на всех.
Пельмени? Ууу, пельмени! Пельмени – если кто-то вдруг их ПРИНЕС! Добыл! Это редкость, это деликатес! Ну и вы уже поняли – орава большая, пельмени маленькие.

Все-таки, до чего разные вещи – банка сгущенки в твоем холодильнике, и ты жрякаешь ее под чай прямо ложкой. И банка сгущенки, купленная на собранную по всем карманам и переходам мелочь. Да еще кто-то нудит: может, рису купим, может, водки купим? А потом этой банки должно хватить и хозяевам, и тебе, и Маше, и Саше, и вон тому волосатому чуваку, и вон тем, которые сегодня из Омска приехали. Не растолстеешь!

А какао-поршок с сахарком? Крем, мать его??? Вы думаете – углеводы? А поешьте это несколько дней подряд по пять-шесть чайных ложек! Углеводы… Как же.

Ну и как бы мои 74-75 все равно были со мной, пока в 2001 году меня наконец-то не подобрали с улицы и не дали возможности жить цивильно. И вот был тот же самый рацион – но уже на двоих! А так же пропала нужда весь день бегать ногами. Через год я пришла к Юле на работу, в больничку, а там – весы. Взвесь, говорю, меня. Ну и вот. 83.
Как так – 83?
Она говорит: а ты что хотела?

Через год 86 кг, потом я взялась за себя, и год: утром супчик без хлеба. Через три часа упражнения не меньше часа. Потом через три часа тушеные овощи. И все. Отбой по хавке.

За полгода достигла родных 74-75, и остановилась.
Ну а дальше я переехала в Красноярск, потом родила второго ребенка, потом перестала следить за питанием и двигаться, то есть, делать упражнения, и вот 98.
После этого – шейпинг, диетка, вес 86.
После – личные проблемы, депрессия, опять забивон на все, зажор, алкоголь – и пожалста, с гуся мы имеем сало. 114 кило.
Добрые люди едят себе, что нравится, и не набирают вес. Ну хоть не так кошмарно набирают!
А мне, видимо, всю жизнь следует жевать траву и задирать ноги под музыку. Ну, или сойти с ума, и податься обратно на вписки. Но я туда уже не пойду – возраст не тот, дети не отпустят. Однако, как бы то ни было, мой предел – 75. То есть, тот вес, при котором иные девочки хватаются за голову и кричат:
- Как же можно ТАК ЖРАТЬ? Тебе пора что-то с собой сделать!
75 – это когда я «что-то с собой делаю». А если не делаю – пределов вообще, похоже, нет. Тот хлебушек с сахаром из детства сильно меня подпортил.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив