Что двигало русскими при освоении евразийского простора

Так я воспринял краткую, ёмкую и верную заметку писателя, футуролога и историка Александра Владимировича Тюрина (
![Что двигало русскими при освоении евразийского простора [info]](http://l-stat.livejournal.com/img/userinfo.gif)
«Колонизация, крестьянская и служилая, собственно сделала Россию крупнейшей в мире страной. Каковой она и остается даже после всех ампутаций - 1867, 1917 и 1991 гг. И как указывали Д. Менделеев и М. Любавский (крупнейший историк русской сельскохозяйственной колонизации) лишь около 10% ее территории было результатом прямого военного покорения уже освоенных территорий.
Расширение российской земли было по сути реализацией народоволия. Плодородие почвы в местах расселения русских, после захвата кипчаками Причерноморья и тотального опустения земель к югу от Оки, обеспечивало урожаи в среднем сам-2,5 (на 1 посеянное зерно 2,5 собранных). Это означало очень небольшой прибавочный продукт, который пойдет, скорее, не на рынок, а на содержание воинов-защитников. Вплоть до радикального изменения энерговооруженности села (а это уже советская индустриализация), его хозяйство было экстенсивным. Города не могли поглотить излишки рабочей силы, потому что первоначальное городское развитие также очень сильно зависело от товарности окружающего сельского хозяйства и легкости торгового обмена - а оно было нелегким в огромной континентальной стране. (Для сравнения, в Англии нет ни одного пункта, удаленного от незамерзающего моря более чем на 70 миль.)
Худое плодородие требовало, при росте населения, постоянного расширения пашни. Поднятие нови и залежи (давно заброшенных земель) в течение первых нескольких лет обеспечивало урожаи в 5-7 раз выше обычного и это еще больше стимулировало крестьянство растекаться по огромной территории северной Евразии. А государство обязано было защитить это "растекание".
Государство строило города, оборонительные черты и засечные полосы, ставило крепости, давало им снабжение, поддерживало глубокую станичную и сторожевую службу, гонялось за кочевыми ордами в степи, отбивало или выкупало у них ясырь (русских пленников).
Не вольные ватаги осваивали Дикое поле, они лишь промышляли зверя и ловили рыбу, скрываясь в плавнях. Государство несло львиную долю забот об освоении Дикого поля, каждый год собирая до 65 тысяч человек для пограничной службы, которых всегда оплачивало. Государство платило также за строительство укреплений, литье пушек и изготовление оружия для пограничного населения.
Десятки тысяч ратников, не абы как, а по четко определенным правилам службы, выезжали в поле, следили за кочевыми сакмами, сторожили переправы, ставили остроги, углублялись на сотни верст в дикую степь.
Учитывая немирные западные границы в середине 17 века, при населении в пять-шесть миллионов человек, страна должна была содержать войско в двести тысяч человек. На оборонные расходы уходило 60-70% бюджета.
Огромные траты казны, усиление податного бремени и крестьянской зависимости в центре страны - такова была цена русского фронтира.
Первыми шли осваивать Дикое поле не крестьяне, а служилые люди, как "по отечеству", дети боряские и дворяне, так и "по прибору" - казаки, стрельцы, копейщики, засечные сторожа, станичники, пушкари, затинщики, воротники, затем солдаты, рейтары, драгуны и и т.д. Здесь они получали разные виды государственного довольствия - упоминавшимися деньгами, а также землями, как на общинном, так и на поместном праве. И даже помещикам приходилось пахать, так как до крестьянского заселения было еще далеко. Степняки, прорвавшиеся через пограничные заслоны, первым делом убивали и уводили в полон их семьи. Достаточно вспомнить страшный погром курского порубежья в 1632-1634, когда крымцы (в очередной раз) действовали на фоне очередной русско-польской войны.
В таежную Сибирь приходилось везти хлеб из центра, а за южно-сибирские лесостепные и степные земли вести изнурительную борьбу со степняками. Конечно, менее кровопролитную, чем на Диком поле, но тоже затратную.
Итак, колонизация было следствием русских природно-климатических и, шире, географических условий. Это была колонизация не поверхностная, не городская, а глубокая, сельская. Первоначально фронтиром (зоной освоения) была практически вся территория России.
Некоторых аспектов поздней колонизации, в частности, крестьянских переселений, организованных ведомством государственных имуществ под управлением П. Киселева (время Николая I) и особым комитетом Сибирской железной дороги (время Николая II) я коснусь в следующем посте.
Использованная лит.: Милов Л.В. "Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса", Любавский М.К. "Историческая география России" и "Наступление на степь", Беляев И.Д. "О сторожевой, станичной и полевой службе", Миклашевский И.Н. "К истории хозяйственного быта московского государства", Багалей Д.И. "Очерки из истории колонизации степной окраины московского государства" и др. (А. Тюрин. Служилая и крестьянская колонизация: русский фронтир)».
Ещё одна заметка Александра Тюрина от 30 июля 2010 года - «Казаки, казаки»:
«Побродил по казачьим форумам. Господа казаки меряются силушкой, кто самый настоящий казак, кто самый вольный, у кого родословная круче. Многие ищут у себя нерусские корни, отделяют себя барьером от "мужиков", отрекаются от русского мира. Многие просятся в отдельную нацию, наверное во исполнение резолюции конгресса США от 1959 о "порабощенных народах". Цитируют мифотворца Карамзина, который усматривал в казаках торков и берендеев, мифотворца Гумилева, который находил, что казаки - это тюрки, ну и кучу авторов, которые видели в казаках потомков кавказских народов, особо в моде черкесы. Среди предков казаков усматриваются даже какие-то "чиги". Чиги и берендеи это, конечно, круто. Только к реальности не имеет никакого отношения. До 16 века вся территория Войска Донского (в максимальных границах 1917 года) представляла практически безлюдное пространство, от оседлого славянского населения, проживавшего здесь до 14 в ., ничего не осталось (свидетельство митрополита Пимена); время от времени здесь только проходили стычки между кочевниками из Крымского ханства и заволжской Ногайской орды. Так что возникнуть отдельному народу на основе тюрков и черкесов тут было несподручно.
Надо заметить, что с запросами на роль "отдельного народа" никакой казачьей службы ждать не приходится. А жаль. Будут казаки ходить в одной упряжи вместе с ингерманландцами, сибирцами и прочими выдуманными народами в сторону западных грантов в ближайшее НПО. "Отдельные народы" у нас занимаются не государственной службой, а выколачиванием привилегий за счет российского народонаселения - на примере чеченских дел последнего времени это хорошо видно.
В старом русском государстве было, формально говоря, два казачества: казаки служилые, входящие в число государевых "служилых по прибору", и вольное, не очень многочисленное. Впрочем, вольное казачество до определенной степени также находилось на государственной службе, получало жалование из казны практически постоянно, начиная со времен Ивана IV. И свою государственную роль вполне осознавало: "Служим... за дом Пречистой Богородицы и за все твое Московское и Российское царство..." Вольное казачество то открыто участвовало в походах царских войск, то проводило спецоперации против крымцев, турок и прочих беспокойных басурман. От спецопераций Москва формально открещивалась, чтобы не навлечь войну с Турцией или набег крымцев, но тут же присылало казакам жалованье и царские грамоты: "Будьте уверены в нашей к вам милости и жалованьи". Без царской казны вольным казакам трудно было бы прожить, особенно донским, которые до конца 17 в. сами себе запрещали заниматься земледелием, и наказания за нарушение запрета были очень суровые (отдавали хозяйственника на разграбление и даже на смерть). Правительство посылало на Дон, Яик, Терек хлеб, порох, свинец, ядра, холсты и сукна, в общем, всё без чего нельзя жить на окраине. Государево жалованье грузилось в Воронеже на суда-будары и сплавлялось до Черкаска. Там встречали казну естественным оживлением, пальбой из всех калибров и следующими словами войскового атамана: "Государь за службу жалует рекою столбовою тихим Доном со всеми запольными реками, юртами и всеми угодьями, и милостиво прислал свое царское годовое жалованье."
К востоку, северу и западу от земель вольных донских казаков стояли государевы сторОжи (посты), по Дикому полю ездили станицы (тогда так именовались патрули) государевых служилых людей. Это были системы раннего обнаружения татарских набегов, благодаря этим мерам увеличивалась безопасность и казачьих земель. Среди государевых служилых людей весомую долю составляли тоже казаки, только не вольные, а "служилые про прибору". И таких служилых казаков по всем окраинам московского государства были десятки тысяч. Их верстали из вольных казаков, из крестьян, из посадских. Наделяли землей на общинном праве, иногда на индивидуальном поместном. Впрочем, помещики на окраинах, что казаки, что неказаки, жили кучно, имели общие выпасы, сенокосы, а, кормящих крестьян, как правило , не имели. Так появлялись, например, атаманские деревни. (Назваться атаманом при верстании на государеву службу мог каждый желающий, поди проверь.) Впоследствии, в 18 в., подобные помещики в благородное дворянское сословие не попали, а были перечислены в сословие однодворцев, кои были отнесены к государственным крестьянам.
.
В Сибири как такового вольного казачества не было, на Тереке вольное казачество, по большей части, входило в Терское казачье войско на государевой службе.
Да, произошло со временем огосударствление казачьей жизни и все казаки стали служилыми. А разве могло быть иначе? За 18-19 вв. на планете почти не осталось мест, куда бы не пришли государства и государственные институты: все локальные общины приняли верховную власть того или иного государства. Чаще всего вместе с государством приходил капитал, взламывал натуральное и мелкотоварное хозяйство, сгонял общинников с земли. В Российской империи этого не произошло. Государство наоборот тормозило приход капитала ( купли-продажи) на казачьи земли. Земли у казаков было много, порой с избытком ( так по Положению от 1835 на каждого казака приходилось по 30 десятин). В южных районах на казачьих землях нанимались работать "иногородние" или ногайцы. Государство дорожило казачьей службой, поскольку главное тут было не товарность и прибыльность, а освоение территории и защита ее от врагов. Казачество было уникальным государственным и общественным институтом, несущим одновременно военные, полицейские, административные, хозяйственные функции. Войсковые атаманы с 18 в. были наказные, назначаемые, однако на низовом уровне казачье самоуправление процветало (и очень напоминало крестьянское самоуправление самой обычной Великороссии в середине 16 в). От описаний казачьей жизни даже в 19 веке порой остается впечатление некоего военного коммунизма. Многие работы проводились коллективно, например рыбная ловля; пастбища и сенокосы не делились. Часть земли, пригодной для пашни, также находилось в свободном пользовании, каждый казак мог брать землю там, где удобнее; остальная земля подвергалась переделу. Пока взрослые казаки несли отдаленную службу (например на кавказской Линии), казачата охраняли станичную землю, сидели в дозорах на берегу Терека или Лабы. Весь строй жизни был общинный: смотры, походы, праздники, управление.
Государство российское носило мобилизационно-тягло-служебный характер, со всеми вытекающим естественными минусами и плюсами. Основной плюс было то, что русские не разделили судьбу индейцев, создали самое большое государство мира, с третьим по численности населением (на 1917 год.) И казаки в этом играли огромную роль. К 1917 было одиннадцать казачьих войск от Уссурийского края до Кубани и Дона, все на государственной службе, их численность составляла миллионы душ обоего пола. На Дону как казаков, так и не казаков стало на два порядка больше чем во времена вольного казачества.
Регулярная российская армия, ее артиллерия и крепостные сооружения внесли огромный вклад в защиту области Войска донского. С 18 века начинается ее капитальное сельскохозяйственное освоение, донцы превращаются в земледельцев, что дало начало быстрому росту донского населения, которое пополняется и за счет обычной крестьянской колонизации. Здесь начинают строиться школы, церкви, промышленные предприятия. В общем, приход государственных институтов в область Войска донского дал, собственно, начало правильному освоению края. Из пристанища славного воинства он превратилась в развитый хозяйственный регион, где вслед за сельскохозяйственным освоением начался и промышленный подъем. Восточная часть донского края стала первым центром российской тяжелой индустрии. Население области, составлявшее в 1625 всего 5 тыс. взрослых казаков, в 1775 г. было около 100-120 тыс чел (30 тыс. взрослых казаков), столетием позже, в 1873, уже 1,3 млн чел.
Глядя на казачьи войска, стоящие от Тихого океана до Черного моря, у любого здравомыслящео человека сразу отпадает мысль о том, что они образуют некий отдельный от русских народ, или, тем паче, одиннадцать отдельных народов. Да и современные этногенетические исследования не находят у казаков ни черкесского следа, ни тюркско-торко-берендейского.
Когда из мобилизационно-тягло-служебного характера русского государства стали производиться изъятия - вначале в виде дворянской вольности, потом для капитализации - то, в итоге, (к концу 19 века) страна явно попала на периферию капиталистического мира-системы. Казачество оказалось в тяжелом кризисе, как впрочем и всё русское общество. Результат известен. Троцкий и Свердлов уничтожали казаков не как "отдельный народ", а как самую "реакционную" часть русского народа. Никакая "общинность" казакам не помогла, для марксиста западного окраса это было только минусом.
Сегодня "возрождение казачества" идет в несколько странном направлении. Одни казаки попадают в "реестр", другие в общественники. Реестр уже был в Речи Посполитой. Лишь те, кто попадал в реестр, ходили в поход с королевским войском, а "общественники" бегали от шляхты или нанимались к ней в "панские казаки", с помощью которых шляхта устраивала разборки друг с другом. Наш нынешний "реестр" и общественники уже активно наезжают друг на друга и объединяются только, когда надо продемонстрироваь себя "отдельным народом".
На мой взгляд сила и ценность русского казачества может быть возрождена только вместе с казачьей формой землевладения, с казачьей формой несения государственной службы...
То есть должно происходить наделение людей землей на долгосрочной, возможно наследственной основе, однако без права ее продажи - при условии, что эти люди будут исполнять объединенную государственную службу - территориальную, военную, пограничную, полицейскую, чиновничью, до определенной степени хозяйственную. Естественно, что помимо земельного оклада такие новые служилые должны получать финансовую и натуральную помощь от государства в ведении хозяйства, в вооружении, в оснащении средствами связи и транспорта. Мы живем в век разделения труда и государство должно оплачивать услуги организаций, которые будут проводить для служилых, например, распашку земли или жатву.
В зависимости от того, предоставляется земля на индивидуальной основе или целому сообществу, можно будет рассматривать ее как поместную или казачью.
Естественно, что такая система должна преобладать в тех районах страны, где надо решать не вопрос доходности земли, а ее населенности и безопасности. (А. Тюрин. Казаки и Россия, как возрождаться вместе)».
МОЙ КОММЕНТАРИЙ: О новом освоении евразийских просторов, в том числе по принципам неоказачества, - в Пункте 9 «Инициативная реколонизация российских территорий» нашей надпартийной Программе постиндустриальной модернизации России «Путь из тупика», в которой применительно к российским условиям был осмыслен опыт израильских кибуцев и мошавов.