что было потом

Абдул-Мурата убили, Кази-Мугамета убили, пришли русские замирять аул.
Это значит, всех выгнали из их домишек, аул хотели разрушить, а людей на равнину переселить.
Не убивать, нет, зачем баб и детишек убивать?
Старый полковник потом вспоминал, что нехорошо получилось. Мальчишка-татарчонок кинулся на него с ножом, а девочка чуть постарше, сестра, наверное, пыталась перехватить, понимала, что застрелят братишку.
Мальчик маленький, и до стремени еле доставал. Но ведь все неспокойны были, так что кто-то выстрелил, защищая полковника.
Убили мальчишку. И девочку ранили в плечо. Она сидит в пыли, дрожит от боли, так что монисто из полтинников звенит, капли крови с рукава синей рубахи в пыль катятся, а на пыльном подоле и на обшлагах рубахи - красные полосы нашиты, цвета крови. Коса черная растрепалась.
Полковник никому ничего объяснять не стал, денщику велел перевязать ей плечо. Впереди себя усадил потом, когда все закончилось, и увез зачем-то в крепость.
Доктор в крепости сказал, что рука заживет.
Нет, вы не то подумали. Девочка была совсем мала, худа, в возраст еще не вошла. Все молчала. Даже как звать ее - никто не знал.
В крепости ее крестили через два месяца. Полковник захотел стать крестным отцом. Все говорил, что она спасти его хотела. А она ведь брата защитить пыталась.
Назвали ее Надеждой.
Но добрых надежд на мир это не принесло, и еще через неделю полковник получил пулю в ногу во время очередной стычки с горцами.
Рана заживала плохо. Кончилось тем, что уехал полковник с Кавказа, совсем уехал, ногу долечивать.
И больше в армию уже не вернулся, куда в армию хромому.
Надежда росла в его семье как воспитанница. Жена полковника к девочке привязалась. У них мальчики рождались, да жили мало, все умерли к тому времени.
Годам к шестнадцати Надежда уже и по-русски, и по-французски говорила. И казалось, что вообще забыла, кто она.
Потом полковник умер, погоревали, но денег было достаточно, чтоб вдова жила безбедно. И Наденька при ней - не дочь, а так, то ли прислуга, то ли бедная родственница.
Вдова решила, что ей надо на воды, сперва в Дрезден поехала, потом в Париж ненадолго, потом хотела в Баден. Но тут случилось происшествие.
У хозяйки пансиона, в которой жила русская со своей воспитанницей, был сын лет двадцати трех.
Надин с ним разговаривала, улыбалась, все на глазах у благодетельницы.
А потом он посватался.
Вдова, конечно, отказала. Мать Симона уговаривала ее, девушка ей понравилась, красивая девушка, и сын единственный влюбился.
Но нет. А когда настала пора уезжать, Надин пропала. Вдова покричала, что хозяйка пансиона знает, куда девушку спрятали, но делать было нечего, уехала без нее.
И Надин опять повезло, ничего дурного с ней не приключилось. Они венчались с Симоном, и жили очень хорошо, и ее belle-mère невестку любила.
И родились у Надин и Симона трое красивых дочерей, черноглазых, в мать.
Кстати, вдове Надин написала письмо, и связь восстановила, та ее простила-таки.
Да и полковник, умирая, оставил своей спасительнице-горянке небольшое наследство, "когда выйдет замуж".
Когда Надин было лет около тридцати, они с Симоном управляли пансионом уже сами, свекровь умерла. Никто бы не усомнился в том, что она парижанка, хотя некоторые соседи помнили, что жена у Симона русская.
Русские в пансионе часто останавливались, но Надин не показывала, что она понимает по-русски. Да и все говорили по-французски, в Париж же приехали.
Иван Константинович приехал в марте. Снял в этом пансионе недорогую комнатку, жил тихо, платил исправно, много гулял. Было ему лет пятьдесят, и по осанке видно было, что офицер бывший. И хромал, как отец. То есть, как полковник, Надин родного отца, Абдул-Мурата, и не помнила уже.
Девочки, дочки Надин, к русскому привязались, он с ними играл часто.
А однажды принес кусок глины и вылепил куклу и собачку.
... Они сидели в общем салоне, младшая крутила в руках глинянную куколку. Надин вошла с цветными лоскутами и иголкой. Давай, говорит, Аннет, сошьем твоей кукле платье.
Иван Константинович вдруг глянул на девочку с куклой и ему примерещилось что-то, так, что он побледнел слегка.
А Надин стоит, смотрит, черными глазами блестит. Говорит:
- Вот, уедет Иван Константинович, кто тебе без него кукол будет делать. И погладила дочку по голове. И добавила с улыбкой:
- Уедет скоро мсье Жилин, скажет тебе, уезжая: прощай, Аннет, умница, век тебя помнить буду.
- А будет? - спросила Аннет.
|
</> |