Четвёртое измерение
vlapandr — 07.02.2016Во вторник утром солнце пыталось пробиться сквозь облака и не могло, отчего они то и дело окрашивались перламутром, а потом снова серели. Я смотрел на покрытые инеем деревья и вспоминал строки Давида Самойлова, которые накануне читал мне за столом друг, с которым мы отмечали встречу:
Там Анна пела с самого утра
И что-то шила или вышивала.
И песня, долетая со двора,
Ему невольно сердце волновала.
Пейзаж вокруг был без единого изъяна - я любовался даже стоявшими в ряд машинами, что прежде мне и в голову не пришло бы. Они всегда меня раздражали в той же степени, что и нелепо перечёркивающие небо провода. А тут я даже сострадание по отношению к ним испытал, будто мои руки, плечи и спина вместо кожи тоже покрыты обледеневшим металлом.
К вечеру погода опять переменилась: поднялся ветер и пошёл мокрый снег. Меня это ничуть не расстроило. Я шёл в сумерках с Большой Конюшенной на Литейный, мимо Спаса-на Крови и Михайловского сада, и если бы не промозглая погода, которая придавала моим ощущениям рельефность, эта прогулка впоследствии воспринималась бы как сон, а не как реальный факт.
На Большую Конюшенную, в галерею Аrt of Foto, я пришёл к четырём часам на вернисаж фоторабот Николая Матрёнина, но оказалось, что он состоится несколькими днями позже, а прийти я должен был к шести в галерею "Борей", что на Литейном, где открывалась выставка инсталляций и картин Николая. Перепутал две записи в Фейсбуке, зато появился повод пройти по живописным местам.
Вот впереди тяжело шагает по мосту через Мойку грузный гастарбайтер, а мне кажется, будто я неправильно его вижу, потому что на самом деле на нём шинель и цилиндр.
Вот он исчез куда-то, а я вспоминаю, как минувшим летом Николай звал меня в путешествие по особенным петербургским местам, о которых я даже и не слышал... Подумалось: так может быть, это он меня сейчас и вытащил из дома раньше времени - и ведёт?
И воздействовав как-то на моё сознание, убирает лишнее, выделяет важное - и в этом настоящая его работа? Не показать что-то, а открыть глаза?
А значит, я пришёл именно туда, куда нужно, и вовремя?
И это и есть настоящая галерея - особое пространство, четвёртое измерение, где реальны и шинель с цилиндром на случайном прохожем, и топот бронзовых копыт за спиной...
- и просто волшебство.
Мимо Инженерного замка - к улице Пестеля.
А Пестель думал: "Ах, как он рассеян!
Как на иголках! Мог бы хоть присесть!
Но, впрочем, что-то есть в нем, что-то есть.
И молод. И не станет фарисеем".
Первое, что встречает посетителей в "Борее", это три куклы в окне: Баба-Яга, крылатая корова и воздушная гимнастка на трапеции. Баба-Яга с коровой летают по кругу, и непонятно, кто за кем гонится: то ли Баба-Яга хочет поймать корову себе на ужин, то ли корова пытается забодать Бабу-Ягу. Баба-Яга - персонаж, хоть и полукомический, вечно попадающий впросак, но всё-таки представляющий тёмные силы, в то время как летучая корова - олицетворение весёлого, всепобеждающего абсурда. Из композиции следует, что их борьба вечна и при этом мало заботит девочку, беспечно раскачивающуюся на трапеции. Впрочем, смыслов здесь можно найти немало, особенно при длительной медитации под хлопанье крыльев коровы, но одно можно сказать с уверенностью: ближе всего к верному пониманию произведения непременно будут дети.
Я спросил у человека, сидящего за компьютером при входе в галерею, кто автор работы. Тот ответил: Евгений Пинигин. Я похвалил произведение, рассказал о своём понимании заложенной в него метафоры и даже вспомнил пару анекдотов про летающих коров. Человек за столом сообщил, что у автора есть ещё несколько сложных и занимательных кинетических инсталляций. В конце беседы я сказал, что Евгений Пинигин, конечно, необыкновенно талантлив, а мой собеседник со мной согласился. Придя домой, я решил найти в Интернете материалы, связанные с Евгением Пинигиным, и обнаружил, что с ним и разговаривал. Что ж, весьма польщён.
Работы Николая Матрёнина произвели на меня сложное впечатление. Сначала я подумал, что примерно то же самое видел сорок лет назад на первых ленинградских выставках авангардистов: на холст наклеиваются куски плёнки, металлические детали... Потом вспомнил слова Николая о том, что в каждом произведении "должна быть драка". Присмотрелся к изящному молоточку, у которого вместо рукоятки была настоящая кость, и решил, что всё это - размышления о двойственной природе вещей, и не просто о единстве и борьбе материального и духовного, но об агрессивном и губительном вторжении техники в естественный мир. Тут же нашёл и пейзаж, который меня сразил своей композиционной гармоничностью и - одновременно - безмятежностью и драматизмом.
Конечно, подумалось мне, нужно иметь в виду и тот исторический контекст, в котором создавались эти картины, известное противостояние официозу и прочее...
Но когда я наконец пришёл на выставку в Art of Foto и увидел портрет Сергея Курёхина, мне в голову внезапно пришла мысль о том, что всё и так и не так, ибо сложнее. Мне вспомнилась музыка Сергея к мистическому фильму "Господин оформитель", созданному по рассказу Александра Грина "Серый автомобиль", а затем и сам рассказ, в которым отразились популярные в начале прошлого века идеи об одушевлённости мира машин...
"...футуризм следует рассматривать только в связи с чем-то. Я предлагаю рассмотреть его в связи с автомобилем. Это - явление одного порядка. Существует много других явлений того же порядка. Но я не хочу простого перечисления. Недавно я видел в окне магазина посуду, разрисованную каким-то кубистом. Рисунок представлял цветные квадраты, треугольники, палочки и линейки, скомбинированные в различном соотношении. Действительно, об искусстве - с нашей, с человеческой точки зрения - здесь говорить нечего. Должна быть иная точка зрения.
Подумав, я стал на точку зрения автомобиля, предположив, что он обладает, кроме движения, неким невыразимым сознанием. Тогда я нашел связь, нашел гармонию, порядок, смысл, понял некое зловещее отчисление в его пользу из всего зрительного поля нашего. Я понял, что сливающиеся треугольником цветные палочки, расположенные параллельно и тесно, он должен видеть, проносясь по улице с ее бесчисленными, сливающимися в единый рисунок сточных труб, дверей, вывесок и углов.
Взгляните, прижавшись к стене дома, по направлению тротуара. Перед вами встанет короткий, сжатый под чрезвычайно острым углом, рисунок той стороны, на какой вы находитесь. Он будет пестрым смешением линий. Но, предположив зрение, неизбежно предположить эстетику - то есть предпочтение, выбор. В явлениях, подобных человеческому лицу, мы, чувствуя существо человеческое, видим связь и свет жизни, то, чего не может видеть машина. Ее впечатление, по существу, может быть только геометрическим.
- Черт возьми! - вскричал Гопкинс. - Не думаете же вы, что автомобиль обладает сознанием, душой?!
- Да, обладает, - сказал я. - В той мере, в какой мы наделяем его этой частью нашего существа. Таким образом, отдаленно - человекоподобное смешение треугольников с квадратами или полукругами, украшенное одним глазом, над чем простаки ломают голову, а некоторые даже прищуриваются, есть, надо полагать, зрительное впечатление Машины от Человека. Она уподобляет себе все. Идеалом изящества в ее сознании должен быть треугольник, квадрат и круг.
- Поясните, - сказал Кишлей.
- Охотно, - сказал я. - Принимая автомобиль, вводя его частью жизни нашей в наши помыслы и поступки, мы безусловно тем самым соглашаемся с его природой: внешней, внутренней и потенциальной. Этого не могло бы быть ни в каком случае, если бы некая часть нашего существа не была механической; даже, просто говоря, не было бы автомобиля. И я подозреваю, что эта часть сознания нашего составляет его сознание".
Вернулся к картинам. Они стали понятнее.
|
</> |