Чем я сейчас занимаюсь.

Нашла в мамином архиве её рукопись о "Докторе Живаго". Более семиста страниц. Не хватило у неё сил закончить эту работу.
А тема эта - роман и вообще сам Пастернак, была для неё наиболее
интересной и важной с молодости. За работу о нём её и посадили.
НЕсколько раз она восстанавливала по памяти свои записи о
Пастернаке, но какая-то мистическая сила мешала ей окончить работу:
в первый раз её посадили, потом уже после лагеря, ей показалось,
что за нею следят, и она сожгла все рукописи, в третий раз она
забыла пакет с рукописью в телефонной будке на почте на пл. Руднева
в Харькове. Когда прибежала обратно, их там уже не было, а спросить
побоялась. Много крамолы несли в себе утерянные страницы. И вот,
уже живя тут, и даже не так давно, лет 6 тому назад, т.е. года за 4
до своей смерти мама написала эти страницы, собрала их в аккуратную
папку, и засунула на верхнюю полку бельевого шкафа. Я помню, что её
очень утомляла эта работа. Начинало болеть сердце, поднималось
давление. Последнее событие, близкое по времени к тому, что она
отложила эту работу, было прочтение ею книги "Невыдуманный Борис
Пастернак" Василия Ливанова. Что-то в этой книге окончательно
убедило её, что написать о Пастернаке ей уже не суждено.
Возможно, я нарушаю её желание, пытаясь спасти рукопись. Не знаю.
Может быть, она ещё хотела что-то в ней менять? Я даже ещё не
поняла, закончила ли она этот черновой вариант.
Но и забросить такой её труд рука у меня не поднимается.
Черновик выглядит вот так:
И это ещё одна из наиболее "читабельных" страниц.
Решила я это всё перепечатать. Кроме меня никто не сумеет этого
сделать, а сама я, не превратив черновик в нормальный текст, - без
вставок разными цветами, без кусков текста на полях и на обороте
страницы, без отсылок с одной страницы на другую, - так никогда и
не узнаю, почему она забросила эту работу и что хотела в ней
сказать...
Наверняка страниц будет меньше. С этой я выудила следующий
текст:
(16)
Уже поэтому в романе наличествуют суждения и размышления о
вещах, о которых Живаго ничего не успел сказать и/или ничего не
узнает.
Нам открыт и подарен Пастернаком огромный густонаселённый
мир, вне которого немыслимы судьбы ни одного из его
персонажей.
«Мы были людьми. Мы
эпохи. Нас сбило, и мчит в караване…»
Более того, Пастернак поднимается и над этим мчащимся
караваном. И даёт его «вид сверху» - с корнями в прошлом. Попытка
же предсказать будущее принадлежит уже не Живаго (его – нет), а
самому Пастернаку и перепоручена им друзьям Ю.А. Это будущее
отчасти ещё увидит Борис Леонидович Пастернак, но его
alter ego* от великих щедрот эпохи,
в канун и в начало которой он входит, уже не вкусит. Он умрёт до
второй мировой войны.
***
Даже и отказавшись от описания множеств
собирательных («…люди без имён, деревья, бабы, пешеходы…»),
которыми пристально занят Пастернак (Занят всегда, вопреки легенде
о его «неотмирности» и незнании жизни народа), заметим: плотность
населения пастернаковского романа чрезвычайна. В стихах, сделанные
умело приёмы включения читателя в мир писателя не поражают:
фраза, намёк, два-три словечка, интонация - и читателю приоткрыто
пространство, которое он, читатель, волен интерпретировать,
дочувствовать, домысливать вглубь и вширь и вряд ли когда-нибудь
исчерпает. Разве что задышит его воздухом.
*имеется ввиду Живаго.