Человек виновный

***

Возможно, дело в специфике православного канона, где вершиной антропоконструкции объявлено не исправление человека, не его совершенствование, а покаяние. Да, покаяние было всеобщей практикой христианской веры, но что касалось клириков Европы — оно существенно дополнялось довольно дерзкой волей к познанию.

Монахи не только молились и каялись, но адаптировали Платона и Аристотеля, делали любопытнейшие путевые заметки о встреченных народах, а порой и вовсе предъявляли совершенно новые модели божественной вселенной, как, например, доминиканец Джордано Бруно.

Русский православный канон не оставил за собой плодов познания. Ни философии, ни науки. В этом каноне было принято подозрительно относиться к любому занятию человека, если в итоге оно не завершалась покаянием. Но из философской интуиции не следует покаяния, а следовательно, не есть ли она опаснейший соблазн?

Если вершина — покаяние, то основа — вина. Чувство безусловной вины определяет причастие к православию, да и больше — вообще к роду человеческому. Квинтэссенция — в словах старца Зосимы из «Братьев Карамазовых»: «Сделай себя за всех виноватым и сразу поймешь, что так оно и есть».

***

Одно дело, когда вина — дело глубоко личное, интимное (mea culpa, лат.). Между человеком и его Богом. Но когда вину объявляют поголовной и сомнению не подлежащей — это дело совсем другое. Презумпция нечистой совести: нет никого, кому не предписано покаяние.

Русская православная церковь почти сразу пошла по пути своей метрополии — церкви византийской. То есть почти сразу начался процесс симфонии, слияния интересов и контекстов церковных и государственных. При очевидном распределении ролей, где государство, безусловно, «старший брат».

Слияние получилось глубоким — можно сказать, на клеточном уровне. Слуги Господни усвоили манеры государевых «приказных палат», а слуги государевы прониклись «правдами духовными». Поскольку же альфой и омегой церковной были вина с покаянием, то и государство русское с удовольствием такие «скрепы» себе переняло. На свой, разумеется, манер. Вина сделалась обвинением, а покаяние — тюремным сроком. Ровно по той «духовной правде», что невиновных нет, а покаяние всем предписано. Как пред Господом, так и пред государем. Русская правда.

Вероятно, с тех давних пор повелось, что всякий государев слуга — чиновник ли, полицейский — глядит на мир будто через те слова старца Зосимы, хоть даже никогда и не слышал о таком: «Ну же, кто сегодня будет за всех виноватый?» Искать ему совсем недолго — да бери любого. И берет. А после чувствует себя весьма хорошо: не только начальству своему послужил, но и высокой «правде», этой виновно-покаянной «русской правде». Слуга государев, слуга Господень.

Один приятель-бизнесмен рассказывал. Пришли за ним на квартиру с арестом по какой-то экономической статье — человек шесть в полном вооружении. Надели наручники, ведут. Он спрашивает одного из них: «Можно без наручников, я от вас куда денусь? Вокруг соседи, с детства знают меня…» В ответ же от совершенно незнакомого полицейского слышит назидательное: «Надо было честно жить!» Само собой, наручники не сняли.

***

Характерно, что не только государевыми слугами «русская правда» владеет, но и теми, за кем эти слуги приходят.

В том случае, когда приходят за соседом, они говорят: «Дыма без огня не бывает, а за просто так, без причины, нормального человека разве станут в железо одевать?» Если же приходят за ними, то и здесь у них тоже есть народная мудрость. «От тюрьмы не зарекайся…» — говорят они и следуют по этапу.

Когда же в своем весьма однообразном существовании они периодически испытывают нехватку чего-то «стоящего», нехватку «правды», то начинают быстро оглядываться и спрашивают: кто виноват? И если им сразу на кого-то покажут, то радость их будет безмерна.