Ч.6 Пакистан: ослы, послы и семь тысяч рупий. Продолжение

rabies_rabbit — 22.06.2011 Азия оверлэнд

Начало здесь

Предыдущая часть


- Ноу, - гордо заявил я - Москва!
В следующую же секунду я осознал степень своей глупости: у афганца налились кровью глаза, и он начал коситься на огромный нож, стоявший у стены. Похоже, он участвовал в войне против шурави, и ему вспомнились картины ковровых бомбардировок. В углу комнаты мужик с бешеным лицом рубил дрова.

Как всегда в сложной обстановке, у меня внезапно отказал мозг - я тупо смотрел на разворачивающиеся события и не мог придумать ни одной идеи, как выйти из щекотливой ситуации и прервать молчание. Единственной мыслью, крутившейся в голове, было то, что мы, наверное, зря сюда приехали. Я в панике посмотрел на Степу, на лице которого отражалось сильнейшее напряжение - как будто бы он что-то пытался вспомнить. "Шарр!" - наконец выдавил он осипшим от тарьяка голосом. "Какой шар?! Боже мой, что он несет?" - в ужасе думал я, на всякий случай заискивающе улыбаясь во все стороны и пожимая плечами - мол, не принимайте на свой счет, это он на нашем жуткоязыке прогавкал, ничего личного. Но на бородачей слово произвело чудесный эффект - они обрадовались как дети, расцвели и начали одобрительно хлопать Степу по спине. Оказалось, что Степа вспомнил единственное слово на балучском языке, которое он слышал где-то ранее, и это слово было - "хорошо". Контакт был налажен, и теперь каждый раз, когда возникала неудобная пауза или напряженность, мы произносили это слово, и все снова начинали радоваться, как в первый раз. В конце концов у нас образовался небольшой фан-клуб, что позволяло не бояться опасного афганца. Степа пошутил, что пора организовывать курсы по произнесению слова "шарр", как в советском мультике про ворону.

С их стороны, наверное, все выглядело совсем по-другому: сумасшедшая белая обезьяна важно несет чушь - я даже не был уверен, что степина информация соответствует действительности, и слово действительно значит "хорошо", а не "хуй", например. В любом случае замечательное слово помогло разрядить обстановку, и можно было ложиться спать. Спали все прямо на коврах на полу, завернувшись в свои же шалвар-камизы, поэтому я почувствовал укол совести, когда достал свой буржуйский спальник и завернулся в него.

На следующее утро так же загадочно, как и пропал до этого, снова появился англоговорящий водитель. "Ну мы пошли?" - осторожно спросил я, собирая спальник.
 - "Куда?" - удивился водитель.
 - "Ну дальше, нам в дорогу пора"
 - "Да вы че, издеваетесь что ли?? Останьтесь хотя бы на месяц!"
"Это вы издеваетесь," - подумал я, но вслух начал говорить:"Да мы бы рады, но..."
 - "Ну все решено тогда!" - перебил меня водитель. "Сейчас обсудим только, у кого в доме вы поселитесь".
Мне стоило больших трудов обьяснить гостеприимным балучам, что мы очень ценим их гостеприимство, но задержаться никак не можем - нас ждут дела, зовет труба и еще десятки причин, которыми я надеялся подавить их гостеприимство. Степа  меня поддерживал, регулярно каркая "шарр!" откуда-то из-за спины. В конце концов сошлись на том, что нас отпустят сегодня, но только после того, как мы позвоним родителям, и скажем, что у нас все в порядке (мама, я в Пакистане, и у меня все хорошо, насколько это возможно в Пакистане, - я все еще жив, у меня все еще десять пальцев на руках, но нужно завтра перевести миллион долларов - вот такая вот закавыка). Вообще надо сказать, что гостеприимство в Азии похоже на попадание в заложники - в точно такой же степени вы перестаете принадлежать себе и становитесь разменной монетой в сложной системе традиций, каст и внутрисемейных отношений и интриг. Поэтому куда-то пойти самостоятельно, если тебя угораздило попасть в гости в Пакистане, нечего и думать, нужно именно отпрашиваться, т.к. организация выхода в люди - это сложное мероприятие с сопровождающими, слонами, дудками и пожарным оркестром.

Судя по всему, нас условились не считать гостями, а считать путниками, что переводило наше дело в другую категорию и позволяло ограничить гостеприимство несколькими часами. Из глубин дома был торжественно вынесен сотовый телефон с антенной длиной метра полтора - иначе сигнал единственной базовой станции сети в городе поймать было невозможно. Мне было совестно действительно звонить домой - я представлял стоимость одной минуты разговора, поэтому я набрал случайную последовательность цифр и сказал в телефон пару фраз на русском. Бородачи завороженно следили за разговором и кинулись поздравлять, как только я его "закончил". После обязательной программы мы с облегчением распрощались с хозяевами и двинулись дальше. С облегчением не потому, что мы - циничные ублюдки (на самом деле именно поэтому), скорее потому, что опыт межкультурной коммуникации был очень сложным. Я чувствовал себя капитаном Куком на минном поле, отчаянно пытающимся избежать сьедения. Если в большей части мира нарушение какого-либо культурного табу грозило как максимум неловкой паузой и косым взглядом, то здесь оружие, стоявшее вдоль стен, и - в особенности - искренний смех в ответ на каждый "шарр" Степы не оставляли сомнений в нашей судьбе, если мы случайно  перейдем невидимую грань дозволенного. Выражаясь языком советских газет, это был красивый и суровый край.

Панджгур представлял собой на самом деле 14 деревень, в которых, как я понял, жило 14 различных кланов. Пространство в центре между ними было нейтральной территорией, куда могли приходить все - здесь находился рынок, всякие лавки и несколько присутственных учреждений. Это и был город.


Присутственное место в Панджгуре

Нас высадили в центре базара, откуда мы пошли пешком в предполагаемую сторону выезда на Турбат - следующий пункт на нашем пути. Впрочем, пошли - это сильно сказано, в городах, точнее "городах", Пакистана невозможно ходить, мы медленно потащились в пыли, продираясь через ослов, повозки и толпы людей, перепрыгивая через канализационные канавы и стараясь не наступать на кучи гнили и экскрементов, лежавшие на дороге. Люди вокруг сначала не обращали на нас внимания, и мы было начали надеяться, что сможем уйти незамеченным. Однако, я неосторожно взглянул в упор на мальчика, вставшего прямо на дороге, отчего тот присмотрелся к нам внимательнее и издал истошный крик, привлекая внимание всей площади. Мне захотелось забиться под какую-нибудь кровать, накрыться одеялом с головой и молча сидеть там в темноте несколько дней. Но еще больше мне захотелось придушить мальчика: теперь помимо пересеченной местности нам приходилось идти в постоянно увеличивающейся возбужденной толпе, которая подобно рою ос вилась вокруг. Надо сказать, что толпа отличалась от обычной городской толпы в Пакистане тем, что в ней были очень плохие люди, при одном взгляде на которых шаг невольно ускорялся.

Хотя теория определения преступных наклонностей человека по чертам лица не получила развития в криминологии, тем не менее большинство людей ей активно пользуется в повседневной жизни. Плохих людей видно сразу по лицу и по мимике – дело даже не во внешней привлекательности, а скорее в чередовании напряжений мышц лица, которые несут миру какое-то сообщение. Мне встречались совершенно адские персонажи, у которых на лице было написано ”Бегите!” Бывают и просто никакие люди, которых долго пытаешься разгадать и понять, что за сообщение они транслируют, пока не становится понятно, что никакого сообщения нет. Так вот эта толпа была неприятной.


Заправка на окраине города

 Мы уже размышляли о том, не завалиться ли нам в местное отделение полиции добровольно, как появился очередной "бог из машины" в лице водителя иранского "Пейкана", который вызвался подвезти нас до поста на выезде. Экзальтированная толпа исчезла в пыли в заднем зеркале, а мы через 10 минут выгружались около большой черной палатки. Палатка являлась единственным оплотом власти на сотни километров пустыни вокруг и принадлежала Tribal and Home Department* пакистанского МВД, а точнее всего одному человеку в его лице - высокому балучу с усами, которого так и звали - Балуч. Это был очень хороший человек, один из тех, знакомством с которыми я буду гордиться. При знакомстве с нами Балуч показал свое похожее на абонемент в бассейн удостоверение, где было написано Tribal Department Special Force**. Его главной обязанностью было поддерживать порядок в этом регионе и не дать племенам перерезать друг друга. Вахтами по полгода Балуч жил в этой палатке - часто один, но иногда ему присылали подкрепление из 2-3 полицейских. Из оружия у него был только старый потертый Калашников с треснутым прикладом и железобетонное спокойствие. Когда приходил слух о начавшемся конфликте, он хватал свой автомат, прыгал в пикап и один уезжал в пустыню - разговаривать с сотнями головорезов.

В его лице, поведении чувствовалась какая-то накопленная поколениями гордость и уверенность в себе и мире вокруг. Это была не истеричная гордость психопата, а скорее спокойное аристократическое знание своего предназначения. Само по себе его присутствие производило структурирующее воздействие на окружающих - обычно расхлябанное "подкрепление" подтягивалось, лица заострялись, даже я как-то внутренне встряхивался и начинал мыслить яснее. Это был один из столпов распадающегося мира. На другом полюсе остались злобные карлики Бильдербергского клуба, чудовищные системы, высасывающие жизнь и время из миллиардов людей, многоэтажные развязки и ведущие глобальных новостей с покрытыми тональным кремом лицами. Здесь все было настоящим - жизнь, смерть, воздух, песок, простая еда, звездное небо. Здесь нельзя было купить колы или взять ипотеку, здесь вообще мало что можно было купить.


Пустыня вокруг

Мы провели в палатке 2 дня в ожидании попутного транспорта. Каждый час мимо проходили бензовозы с контрабандным бензином с иранской границы. Полицейские подходили, брали 200 рупий за проезд, перекидывались парой слов и опускали цепочку. Днем мы лежали в прохладе палатки на коврах, а как только садилось солнце, все вместе собирались вокруг обеденного ковра и ужинали хлебом с финиками. Горела небольшая керосинка, и было странно сознавать, что это единственный источник света на километры вокруг.

Однажды Балуч сказал нам, показывая на керосинку:"This is my light...and this is my life"*** - он с гордостью обвел рукой темную пустыню вокруг. Он говорил, что нам нужно запомнить это время в пустыне, потому что такого больше не будет в нашей жизни, мы вернемся домой, и все забудем. Мне стало не по себе от того, что человек, никогда не покидавший Балучистана, все это понимает. Однажды рано утром нас разбудили - на посту стоял автобус на Турбат. Балуч уже уехал в пустыню на очередной конфликт между представителями разных племен, который мог закончиться большой резней, поэтому мы не попрощались. Старый автобус Митсубиси, громыхая на кочках, пополз в сторону гор. Я обернулся назад: черная палатка на песке становилась все меньше, а потом исчезла совсем. Я понимал, что точно не вернусь в это место, а жизнь здесь продолжится. Сейчас, спустя уже 5 лет, я бы очень хотел узнать, как живет Балуч и все ли с ним в порядке - мне было бы спокойнее от того, что он где-то есть.  Вот только скорее всего его нет на фэйсбуке. Поэтому иногда я думаю написать открытку и послать ее по адресу: Pakistan, Quetta, Tribal and Home Department, Special Force, to - Baloch...

to be continued...

___________
*Департамент племенных и внутренних дел
**Специальное подразделение Департамента
***Это мой свет ... а это моя жизнь




ПС: интересующимся Пакистаном - интереснейший журнал se-boy

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив