Целый день пенсионеров развлекается толпа

diak-kuraev — 11.01.2016 Толпа пенсионеров это Кураев, Чапнин, Чаплин.
А заголовок это цитата из старой твистовой песенки "В нашем доме поселился замечательный сосед".

***

Корреспондент «Полит.ру» поговорил с молодым выпускником Свято-Тихоновского гуманитарного университета, посвятившем всю свою жизнь работе в церкви. Он согласился рассказать о том, почему люди охладевают к церкви, и с чем не согласны многие ее молодые адепты.

Дмитрий Давыдов
Дмитрий Давыдов с детства собирался стать священником. Но не сложилась. Он закончил богословский факультет в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете и стал работать референтом у председателя отдела по взаимоотношениям Церкви и общества Московского Патриархата отца Всеволода Чаплина. Параллельно защитил магистерскую работу по теологии и работал пономарем в московских храмах. В 2013 году Давыдов несколько месяцев занимал пост руководителя Информационно-аналитического отдела секретариата Межрелигиозного совета России, после чего окончательно ушел из структур РПЦ. Сейчас Дмитрий является заведующим книжного магазина при музее ГУЛАГа. Он согласился рассказать «Полит.ру» о том, что смущает в политике РПЦ ее молодые кадры, что изменилось при патриархе Кирилле и каков смысл увольнения из МДА протодьякона Андрея Кураева, и как связаны с этим гомосексуальные скандалы.

- Дима, недавно ты еще был уверен, что хочешь работать в структурах церкви. Как ты пришел к такому решению?
- Моя мама была очень религиозным человеком. В 7 лет она начала водить меня в храм. Я сам стал молиться, мне нравилась служба. Это были какие-то такие яркие детские впечатления. С этого времени я и захотел быть священником. Когда стал постарше, начал еще литературу читать. В 15 лет осилил «Лествицу», это такой классический монашеский труд по аскетике. И что-то отзывалось в моей душе, мне это нравилось очень. Я уже осознанно продолжал ходить в храм, пономарить. Даже школу прогуливал ради служб. К 10-11 классу все это вылилось в искреннее желание поступать в Калужскую семинарию. Но там не было отсрочки от армии. Я сам из Калужской области. Я стал рассматривать альтернативные пути и пошел в Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет на богословский факультет. Кроме всего прочего, там было хорошее образование университетского уровня.

- И каково там было?
- Первый и второй курсы были самым лучшим временем в моей жизни. Я начал в Москве пономарить у владыки Амвросия Бронницкого, ныне Гатчинского в храме Рождества Иоанна Предтечи на Пресне, потом у протоиерея Максима Козлова в храме мученицы Татьяны при МГУ. Потом настоятелем храма мученицы Татьяны стал отец Владимир Вигилянский. При нем тоже удалось пономарить. Я оторвался от родительского дома, зарабатывал небольшие деньги. А потом в конце второго курса все начало меняться. Повлияли на это книжки. Я читал марксистов, Ницше, постмодернистов, разных западных богословов, в общем, очень много всего читал. Я стал представлять себя больше ученым-интеллектуалом, а не священником. Детское сознание начало уходить. Какое-то время хотел монахом быть. Но потом влюбился, и решил, что брак для меня лучше.

- Когда ты окончательно отказался от идеи стать священником?
- Полностью я отказался от этой идеи, когда от меня ушла жена, и этот путь оказался для меня закрыт. Так бы я, наверное, им стал. Но не в Москве. А где-нибудь в области, где не так сильно давление сверху. Московское священство отличается тем, что здесь очень много архиереев и не так много священников в сравнении с провинцией, где один архиерей, но много священников. Таким образом, провинциальные приходы могут сравнительно независимо существовать. А московское священство сильно зависит от своего епископа. А те, кто работают в патриархии, еще от своих начальников – епископов там. И тут может оказаться, что был ты настоятелем крупного прихода в центре Москвы, а потом вдруг получил маленький приход на отшибе где-нибудь в Бирюлево.
Тут очень важны личные связи. Ты очень многих вещей не сможешь сделать, если в плохих отношениях с архиереем. Любой твой шаг будет отслеживаться. Например, один преподаватель в ПСТГУ, священник, организовал евангельские кружки и лекции на дому. Ему архиерей запретил это делать. Епископ счел это пагубным, а потом этот священник вообще из своей епархии убежал в Москву, потому что отношения с епископом были так себе.
А есть еще и элемент экономического монополизма в Москве. Все храмы должны закупать продукты на определенную сумму у Софрино. Эта монополия, в частности, описана в пункте 28 документа, принятого Архиерейским собором РПЦ 4 февраля 2011 года, а также оглашено на епархиальном собрании московской епархии 22 декабря 2010 года, ну это так, в качестве примера. Провинциальные приходы и братства часто производят свои свечи и продукты личного пользования. Это можно, в принципе, делать и в Москве, но у Софрино есть приоритет, и некоторые производители не выдерживают конкуренции. На определенную сумму каждый месяц ты должен покупать именно у Софрино. А еще каждый месяц ты должен покупать определенное количество экземпляров журнала московской патриархии. Это к слову о том, что сама община не всегда может полноценно распоряжаться доходами от прихода и маршрутизировать финансовые потоки прихода по своему усмотрению.

- Качественная хоть продукция?
- Многие священники Москвы, как и я, не раз убеждались в низком качестве софринской продукции, например, петли, на которых держатся такие богослужебные книги, как Евангелие или Апостол, очень часто ломаются, и книгу становится невозможно закрыть, а иногда о ее края металлической обшивки можно просто порезаться, так как сделаны они плохо. А цены высокие. Тот же самый подсвечник на заказ сделать намного дешевле.

- Скажи, нет ли у выпускников духовных заведений боязни нецерковного мира?
- Есть два вида духовных учебных заведений – университеты и семинарии. Семинаристы замкнуты и учат такие предметы, которые в реальной жизни малопригодны. Догматическое богословие, например. А университеты очень открыты. И это их гигантский плюс, там нет гетто.
В семинарии же воспитывают системщиков. И большинство при этом уходят, после того, как знакомятся с внутренним порядком церкви.

- Что именно на них так влияет?
- Ну, они боятся бесправия. Например, есть молодой священник. А архиерей посылает его восстановить храм. Он это делает, создает маленькую общину. Пусть на 10 пожилых человек. Но если он там продолжит жить, то она разрастется, появятся молодые. А архиерей ему говорит: «Молодец! Теперь иди и восстанови другой!»
Так случилось с моим первым духовником отцом Федором Гапоненко. Сперва он восстанавливал храм в Боровске. Затем – в деревне Тимашево. И, наконец, в городе Спас-Деменск. Чтоб вы понимали – от Боровска до Спас-Деменска примерно 300 километров через всю область.

- Но все-таки насчет страха перед миром. Бывает, что семинаристы уйти хотят, но боятся?
- Одну историю мне рассказывал бывший коллега по ОВЦО (Отдел по взаимоотношениям Церкви и общества - Полит.ру). Его однокурсник был с детства верующим. В церковной семье рос. Не нашел невесты. Получилось так, что в мире он ничего не умел. Он реально испугался и пошел в монахи именно с перепугу, что в мире себя не найдет. У меня, кстати, похожее было. Я боялся мира и людей оттуда, пока с ними не познакомился… До этого я общался, в основном, только с верующими. И вплоть до 2013 года моя работа действительно была только церковной.

- А почему ты из патриархии ушел? Давление было?
- Из патриархии я ушел во многом по своей вине. Вовремя не отправил документ для одного мероприятия и провалил контрольные сроки. Мне предложили переводиться в другую службу или увольняться. Переводиться я не захотел, так как работать там было невыносимо, да и платили не так много, чтобы биться за такую зарплату.
Хотя мелочи неприятные были. До этого мне сделали замечание за нахождение на оппозиционном митинге. У меня есть друг из «Русского репортера». И он меня пригласил на 15 сентября. Ну, я решил, почему бы нет. На митингах до этого не был, политикой не увлекался. Ну, и пошел. А буквально через два-три дня отцу Всеволоду прислали с анонимного адреса мои фотографии, где я с Акуниным и т.д. Чаплин мне сказал, что ему все равно, какой политической ориентации придерживаются его сотрудники, но порекомендовал мне не светиться на политических мероприятиях.

- Давай вернемся к страху перед миром. Ты говорил, что ты боялся тех, чьи души, по идее, спасать должен, не церковных людей. Это у всех так?
- Не у всех. Многие миссионеры и те, кто недавно пришел в церковь, проповедуют. Но многие люди все-таки не адаптированы к современным реалиям. Чаще всего это люди, которые воспитаны в православии.


- То есть православные боятся мира?
- Не мира вообще, а именно светских людей, агностиков, иноверцев и т.д. Это не отторжение. Просто они готовы работать только с теми, кто уже в церкви.

- Но все-таки, это странно. Вы же должны как раз с теми, кто не в церкви, и работать.
- Давай договоримся. Очень часто миссионеры и проповедники говорят о том, как оно должно быть, а я тебе говорю, что реально многие из моего поколения верующих людей чувствуют. Действительно, часто пастыри боятся, не готовы работать с теми, с кем должны работать. Местами это просто превращается в православную субкультуру. Со своей одеждой, поведением и своеобразной этикой.

- Какие у тебя и других молодых людей были надежды насчет патриарха Кирилла?
- Мое церковное взросление произошло на трудах Кураева, Александра Меня и пр. Мы думали, что патриарх Кирилл прогрессивный человек и многое поддержит… При Алексии II быть православным было круто, это было воплощением здравого смысла.

- Можешь разъяснить?
- Мы зачитывались работами Кураева, Аверинцева, Шмемана, Антония Сурожского, Александра Меня. Это были крупные интеллектуалы, которые не боятся пойти в мир, поспорить с кем-то. Не то, что сегодняшние акционисты. Были надежды, что все так и будет развиваться. Оказалось, что все совсем по-другому.


- То есть вы ожидали реформ?
- Про реформы речь не шла. Мы думали, что у нас появится то, чего всегда хотели. Что появится штатный миссионер из мирян при каждом приходе. Что приходы станут сильными общинами. Что там, помимо общего потребления духовных благ, будет взаимоподдержка, в том числе экономическая, что выстроится общение, коммуникация. При этом личная, индивидуальная граница человека не будет нарушаться. Это должна была быть именно взаимопомощь. То, чего сейчас нет. Сейчас бы многие богословы сказали, что я либерально настроен. Но это не так. Мне кажется, что община - это же хорошо.

- А много таких «либерально настроенных»?
- Среди молодежи их подавляющее большинство. Но сейчас стало такой тенденцией, что многие молодые люди веруют и стараются ограничиваться своим собственным духовником, своим храмом и своими мыслями. Им нет дела до больших общецерковных серьезных вопросов.
Обычный человек же не будет уходить в глубокую догматику, церковную политику. У него будет свой священник, с которым он будет общаться на свои темы.

- А так называемая «официальная позиция церкви», как ты считаешь, людей не отталкивает?
- Официальная позиция, особенно не взвешенная, действительно людей отталкивает. В частности, позиция по Pussy Riot. У многих людей возникает впечатление, что церковь их посадила. И многие люди со стороны чувствуют, как будто обожглись.

- А твое личное мнение про Pussy Riot?
- Я, наверное, солидарен с Кураевым. Это очень глупый поступок, не имеющий отношения к церкви, но он действительно мог оскорбить религиозные чувства. Наконец, сажать было излишне жестоко.

- Насчет гомосексуализма.
- Я могу повторить то же самое, что говорил Максим Шевченко. Я столько лет в церкви, но сам гомосексуалистов не встречал. Ко мне лично никто не приставал. Хотя с одним моим знакомым такое было. Когда он учился в семинарии, его повели в келью, решили напоить и приставали к нему. Он опешил. Но тот, кто приставал, ничего не добился. После этого друг из семинарии ушел. Кстати, потом преподавал у нас в ПСТГУ.

- То есть произошедшее в Казани тебя не удивляет?
- Знаешь, у меня друг из казанской семинарии. Он учился там недавно. Как раз во время этих жалоб, которые были три года назад. Он много мне рассказывал про внутренний распорядок жизни, поэтому меня ничего не удивило. И не удивило, почему огласки нет.

- То есть все правда там?
- Ну если верить ему, а я ему верю, то да.


- Ты говоришь, что огласка не удивила. Разве ты бы не приветствовал очищение церкви?
- Это было бы круто. Но меня не удивляет, что этого не произошло, потому что есть много разных интриг, интересов, благодаря которому это дело не может начаться. Церковь не в том положении, чтобы себя дискредитировать.
СМИ это так подымут. Это не 1917 год будет, а что-нибудь похуже. А если до Запада докатится скандал, там вообще другое мировоззрение. Там гомосексуализм теологически обоснован. Там есть гей-ориентированные храмы, квир-богословие. Естественно, они начнут крестовый поход против РПЦ.


- Что по поводу православных акционистов можешь сказать? Типа Дмитрия Энтео.
- Конечно, я отношусь к ним негативно. Они ведь часто даже не обладают богословским образованием. Энтео из ПСТГУ исключили за неуспеваемость. Хотя он учился на вечернем. Они дискредитируют здравые начинания церкви, которые были. В том числе, используя акционизм. Я бы им посоветовал почитать классиков постмодерна, чтобы понять, что акционизм не помогает проповеди. А есть еще вторая сторона. У меня есть подруга Мила Есипенко, эта та девушка, которая выходила на сцену МХАТа. Я с ней недавно встречался и узнал, что она уже два года не причащалась. О каком православном активизме можно говорить, если человек не участвует в таинствах церкви? Это глупость какая-то. Поверь мне, лучше постоянно причащаться и исповедоваться, чем срывать спектакли.

- Что думаешь об отставке Кураева?
- Скажем так. Церковь изменилась. И то, что Кураева лишили профессорской должности, для меня это закрытие эпохи. РПЦ просто очень быстро и незаметно для меня изменилась туда, куда мы многие даже не ожидали. Алексий II исчез, Кураева убрали. Тот же отец Даниил Сысоев… Кто бы про него что ни говорил, свои слова он взвешивал, в отличие от своего последователя Димы Энтео.
В общем, церковь изменилась. К худшему или к лучшему – не знаю. То, что там другие правила поведения, это однозначно. Мы все мечтали о православном ренессансе. Когда храмы наполнятся людьми. А сейчас по факту многие крещеные, но о церкви нечего не знают. Они в такие сказки верят, что их надо просвещать. Нужна внутренняя миссия, а ее нет.

Подготовка интервью: Андрей Винокуров
polit.ru

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив