БУСЛАЕВ


- Диман, тебе краги хоккейные нужны? – спросил меня на перемене одноклассник Вовка.
- Краги?! Хоккейные?!! Спрашиваешь! Очень нужны!!
- Только они для хоккея с мячом.
- Без разницы. А ты продаёшь или меняешься?
- Продаю. Восемнадцать рублей.
Я поник: восемнадцать рублей – дикие деньги по советским временам. На школьный обед мама выдавала мне 20 копеек. Шесть дней в неделю – рубль двадцать… Это сколько же мне не видать моих любимых слоёных язычков?..
Язычок в столовке стоил гривенник.
- Будешь брать или нет? У меня ещё покупатель есть, но к тебе я к первому подошёл, - миролюбиво закончил Вовка.
- Буду.
- Тогда после школы домой ко мне приходи. Деньги не забудь.

До дома я добежал минут за пять и с порога кинулся к бутылке из-под Советского шампанского.
Бутылка толстого зелёного стекла была копилкой и легко глотала десятикопеечные монеты. Глотала легко, а расставалась с ними неохотно. Для копилки – это был лучшая предустановленная опция.
Целеустремлённые люди уверяли: в бутылке из-под Советского шампанского помещается ровно триста рублей.
Я не был целеустремлённым – при слове «краги» я терял волю.
Восемнадцать рублей я вытряс из бутылки минут за пятнадцать. Ещё через пять звонил в Вовкину дверь.
- Я уж думал, ты не придёшь, - довольно улыбнулся одноклассник, - А эт чо, дестюльники? Ты бы ещё копейками принёс.
- У меня других нет.
- Ладно, давай, - и Вовка принялся пересчитывать горку гривенников.
В кульминационный момент сделки домой вернулась Вовкина мама.
- Володь, а что это за деньги? – тревожно спросила родительница.
- Да вот, Димке, краги понравились. Продаю.
- И задорого?
- Четыре рубля, - не моргнув глазом, соврал Вовка.
- Они же старые, слова доброго не стоят! Сынок, да подари ты уже ему эти перчатки. Не позорь мать.
- Хорошо, мам, - я ему за два рубля краги отдам. Я их за два и купил.
Вовкина мама успокоилась и пошла на кухню разогревать обед.
Я не верил своему счастью – не за восемнадцать и даже не за четыре рубля – Вовка продаст мне краги всего за два! Краги! Настоящие хоккейные краги! Пусть и для хоккея с мячом…
- Ну, давай уже остальные деньги, - и Вовка хитро мне подмигнул.
- Ты же только что сказал маме…
- Будешь брать или нет? – и Вовка перестал улыбаться.
Из квартиры Буслаевых я выходил счастливым – под курткой у сердца я уносил свою мечту.
Семь дней во дворе я был Михайловым, Петровым и Харламовым. Одновременно.
Через неделю краги у меня попросил закадычный друг Серёга – хотел пофорсить на катке перед девчонками.
Вечером Серёга пришёл ко мне с виноватым видом – старшаки отшакалили у него краги по дороге домой.

***
- Ты «Машину времени» слышал? – спросил меня Вовка в школьной раздевалке.
- Нет. А что за группа?
- Да ты чо?! Они сейчас самые чёткие! – и Вовкины глаза восхищённо загорелись.
- Дашь переписать?
- Вечером приходи.
Катушечный магнитофон «Маяк-201» весил килограммов десять. Его жёсткие полированные бока острыми углами били мне по ногам при быстрой ходьбе, но боли я не замечал – больше хоккея с шайбой я любил только рок-н-ролл.
Когда Вовка включил свой мафон, из динамиков запели на русском.
- Они что ли наши? – скис я.
- Ну, ты даёшь... Наши, конечно! Но песни у них ништяк! Во-от, новый поворо-от, и мотор ревёт!.. – подпел музыкантам Вовка.
«Машину» я записал без особого энтузиазма – зря что ли тащил эту жуткую тяжесть по морозу?
Уже дома, в наушниках я вслушался в мелодии и тексты песен и… мне понравилось. Очень!
Особенно: Кто виноват? - скажи-ка брат; Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант и Слепили бабу на морозе.
Долго ещё я был уверен, что это песни «машинистов», а потом узнал, что по стране ходила запись, где на одной стороне катушки была «Машина», а на другой «Воскресение».
Так Вовка Буслаев, сам того не подозревая, познакомил меня с Романовым, Никольским, Сапуновым и Маргулисом.
Вовка, спасибо.
А Вовка Буслаев через сорок один год пошёл добровольцем на войну и погиб. Первого сентября, год назад.

Поминки сегодня.