Бракосочетание Великой княжны Ольги Николаевны в Петергофе

ru_royalty — 14.06.2023

Из трех дочерей Императора Николая I позже всех вышла замуж средняя дочь, Ольга. Она считалась одной из самых красивых принцесс в Европе, за ней было роскошное приданое и величие ее родной Империи, однако подходящий принц все не находился. По религиозно-политическим причинам разладился проект брака с австрийским эрцгерцогом Стефаном, к которому Великая княжна испытывала симпатию. Сама Ольга Николаевна отвергла эрцгерцога Альбрехта, более чем лестное предложение руки и сердца от баварского кронпринца Максимилиана и своего двоюродного брата Фридриха Вюртембергского. Прибывший в Петербург для знакомства с Ольгой принц Фридрих Гессен-Кассельский отдал предпочтение ее младшей сестре Адини, Великой княжне Александре Николаевне. Для Ольги это было серьезным испытанием, но она нашла в себе силы отойти в сторону и даже пожелать счастья младшей сестре. К сожалению, всего через полгода после свадьбы, в 1844 году, Великая княжна Александра Николаевна скончалась от скоротечной чахотки. Ее смерть была страшным ударом для всей Императорской семьи, это подкосило и без того хрупкое здоровье Государыни. Зиму 1845-1846 гг. было решено провести на юге, в Палермо, куда Императрица отправилась вместе с Великой княжной Ольгой. Незадолго до этого Великая княжна отвергла еще одно предложение - от принца Мориса Нассаусского. Он не являлся наследным принцем и не мог предложить княжне то положение, к которому она привыкла. В Палермо Великая княжна познакомилась с принцем Карлом Вюртембергским, приходившимся ей троюродным братом.

Ольга Николаевна вспоминала: "Возвратившись домой, мы узнали, что почтовый пароход Неаполь-Палермо, который должен был привезти нам весть, что приезжает Вюртембергский кронпринц, опоздал из-за непогоды на двенадцать часов, из-за чего принц прибыл одновременно с письмом, извещавшим о его визите. Тотчас Кости был отправлен в отель, где остановился гость, чтобы приветствовать его и привезти к нам. Я была готова с переодеванием еще раньше, чем Мама. В белом парадном платье с кружевами и розовой вышивкой, с косой, заколотой наверх эмалевыми шпильками, прежде чем войти, я подождала минуту перед дверью в приемную. Два голоса слышались за ней: молодой, звонкий голос Кости и другой, мужской, низкий. Что-то неописуемое произошло в тот миг, как я услышала этот голос: я почувствовала и узнала: это он! Несмотря на то, что мое сердце готово было разорваться, я вошла спокойно и без смущения. Он взял мою руку, поцеловал ее и сказал медленно и внятно, голосом, который я тотчас же полюбила за его мягкость: "Мои Родители поручили мне передать вам их сердечнейший привет", при этом его глаза смотрели на меня внимательно, точно изучая. Вечером за столом были только самые близкие. Он был скорее застенчив, мало говорил, но то немногое, что он сказал, было без позы и совершенно естественно. При этом он ел с аппетитом, что не согласуется с законом, говорящим о том, что влюбленный не может есть в присутствии дамы своего сердца. Это обстоятельство было также замечено и отмечено нашим окружением. Перед тем как идти спать, я сказала Анне Алексеевне: "Очень прошу вас: ни слова о сегодняшнем дне; я не буду в состоянии что-нибудь сказать вам об этом раньше чем по крайней мере через неделю".






Прошло четыре дня. Я познакомилась с его свитой, со старым графом Шпитпенбергом, адъютантом фон Берлихингеном, врачом Хардеггом и секретарем Хаклендером. Мы гуляли, а по вечерам весело играли в разные игры, но пока еще не нашли случая для разговора с глазу на глаз - наше общество было слишком мало для того, чтобы можно было уединиться, 5 января, в сияющий солнечный день. Мама предложила нам поездку на Монреаль. Мы шли пешком по горной дороге вверх, я опиралась на руку Кости. Он с Мама позади нас. Солнце было близко к закату, и окружающие горы ясно обрисовывались на вечернем небе: темно-синие, в розовом освещении, которое, казалось, заливало весь край, лежавший у наших ног. Простыми, сердечными словами он говорил Мама о том, как счастлив видеть такую красоту. Когда я слушала его голос, во мне развивалось и углублялось чувство доверия, которое я испытала к нему в момент первой встречи.
На следующий день было Крещение (в России оно празднуется по старому календарю и связано с водосвятием), и я жарко молилась, чтобы Господь вразумил меня и указал, как мне поступить. Я встретилась с кронпринцем после службы в комнате Мама. По ее предложению мы спустились вниз, в сад. Не помню, как долго мы бродили по отдаленным дорожкам и о чем говорили. Когда снова мы приблизились к дому, подошла молодая крестьянка и с лукавой улыбкой предложила Карлу букетик фиалок "пер ла Донна". Он подал мне букет, наши руки встретились. Он пожал мою, я задержала свою в его руке, нежной и горячей. Когда у дома к нам приблизилась Мама, Карл сейчас же спросил ее: "Смею я написать Государю?" - "Как? Так быстро?" - воскликнула она и с поздравлениями и благословениями заключила нас в свои объятия".





Со свадьбой решили не затягивать и назначили ее на лето 1846 года. Торжества по случаю бракосочетания были запланированы в Петергофе, где Царская Семья проводила время летом. Накануне обручения Великой княжны и принца Вюртембергского двор и все столичное общество съезжалось в Петергоф.

Обручение состоялось в день рождения Государя. Стоял душный и жаркий день, у Императрицы разболелась голова, потому часть мероприятий пришлось отменить. Цесаревна Мария Александровна писала брату Карлу: "Этот день прошел гораздо спокойнее, чем мы ожидали, потому что назначенные по церемониалу в тот день обед и бал были отменены по случаю сильной головной боли императрицы. Накануне вечером, при чудной погоде, мы пили чай на Царицыном острове, катались там на шлюпках, дети сами гребли и были в восторге; играла музыка и мы все очень наслаждались! В день обручения, утром мы пили кофе на хуторе, в 12 часов был парад Преображенскому полку, куда поехал Никса, к его великой радости, и потом последовало обручение. Ольга была поразительно хороша в белом серебристом платье с треном, отделанным розовыми листьями очень нежного цвета. Нам всем казалось, что мы видели дорогое лицо Адини... Какова-то будет судьба этого супружества? Но да будет во всем Его Святая воля. Мы обедали одни, а вечером был чай в присутствии многих гостей, на балконе дворца, со стороны Верхнего сада, который был иллюминирован наподобие того, как это делается в Лазенках. Вечер был томительно жаркий".







Модест Корф вспоминал: 25 июня, в день рождения государя, происходило обручение, а 1 июля, в день рождения императрицы и 29-летия брачного ее союза, венчание великой княжны Ольги Николаевны с наследным принцем Виртембергским. Оба празднества совершились в Петергофе, но с тем же торжеством и по тому же церемониалу, как обыкновенно делалось и в столице. Из иностранных принцев прибыли на эти празднества: наследный принц прусский, сын шведского короля Оскар и от датского двора один из принцев Глюксбург-Зондерсгаузенских. В день обручения предназначенный церемониалом парадный бал, по случаю жары и общего утомления, был отменен; но вечером загорелась обворожительная, совсем новая иллюминация одного верхнего сада. Ее устраивал, по примеру бывшей в Варшаве для встречи императрицы, нарочно выписанный сюда поляк. На деревьях было развешено в форме виноградных лоз 52 000 разноцветных стеклянных фонарей, и, сверх того, сад горел множеством пальмовых деревьев и колонн, увенчанных корзинами с цветами. Для выделки этих фонарей были остановлены все работы на казенном заводе, и за всем тем последние три тысячи поспели только в самый день иллюминации".


Ольга Николаевна вспоминала: "1 июля, день рождения Мама и одновременно день свадьбы Родителей. Это число должно было принести нам счастье! Последние дни перед этим торжественным днем были заполнены суетой. Я проводила их в примерках платьев, в выборе и раздаче сувениров и подарков, в упаковке и прощальных аудиенциях, я не принадлежала больше самой себе. С трудом мне удалось выбрать день для поста и молитвы, чтобы пойти к исповеди и причаститься в церкви Св. Петра и Павла 29 июня. Там я просила Господа только об одном: сделать меня достойной того, с кем я буду делить свою жизнь и выполнять обязанности, которые ждали меня. Родители и братья были при этом моем последнем Причастии девушкой в церкви и, конечно, также и Карл, присутствие которого еще больше углубило мое благоговение. В моей комнате Карл встретился потом с моим духовником отцом Бажановым и попросил его объяснить ему обычаи нашей Церкви...
Когда я вечером 30 июня поднялась в последний раз в свою комнатку, я долго не могла заснуть. Я позвала Анну Алексеевну, и мы долго говорили на моем балконе. После полуночи Папа постучался в мою дверь: "Как, вы все еще не спите?" Он обнял меня, мы вместе опустились на колени, чтобы помолиться, и потом он благословил меня. Как он был нежен ко мне! Какой бесконечной любовью звучали его слова! Потом он поблагодарил Анну Алексеевну за все, что она сделала для меня во время нашего десятилетнего совместного пребывания. В дверях он еще раз повернулся ко мне и сказал: "Будь Карлу тем же, чем все эти годы была для меня Мама!"






В торжественный день невеста поспешила к Императрице, чтобы поздравить ее с днем рождения и передать подарки: медальон с портретной миниатюрой и маленький секретер из орехового дерева с сиреневым бархатом. Этим секретером Государыня пользовалась до самой смерти и держала в нем свои частные бумаги; после ее смерти там нашли ее духовное завещание.

Перед торжественным богослужением невеста одевалась в Большом дворце, в час дня начинались свадебные церемонии. Перед бракосочетанием Ольга Николаевна подписала Отречение. Его подписывает каждая Великая княжна перед своим браком. "Я действовала как в тумане, я не помню больше ничего до момента, как в салон вошел Карл и Папа сказал ему: "Дай ей руку!" Все вышли, мы опустились на колени перед иконой, которой нас благословили Родители. Затем на мои плечи прикололи тяжелую великокняжескую мантию, которую несли восемь камергеров, но конец шлейфа подхватил мой гофмаршал граф Бобринский и, шепнув мне тихо: "С Богом!", отечески тепло посмотрел на меня. Шествие тронулось. Сначала шли камер-юнкеры, затем камергеры, за ними статские сановники и наконец обер-гофмаршал граф Шувалов, предшествовавший Императорской Чете и всему семейству. Прошли шестнадцать зал и галерей дворца. В церкви собрался весь дипломатический корпус. При входе Мама обменяла наши обручальные кольца, которые мы носили уже с помолвки; после этого Папа подвел нас к алтарю. Чудесные песнопения нашей Церкви точно созданы для того, чтобы пробудить в сердце чувства счастья и благодарной радости, и заставляют забыть всю грусть и заботы. Потом мне говорили, что редко видели невесту такой сияющей. После православной свадьбы мы тем же порядком проследовали в лютеранскую часовню, которая была устроена в одной из дворцовых комнат. Мы стали на колени на скамейку, и пастор произнес короткую, но очень чувствительную речь. Принц Гогенлоэ-Этинген стоял, как представитель короля, подле нас. Весь этот день, заполненный церемониями, казался мне бесконечным. Наконец вечером нас торжественно отвели в наши будущие апартаменты, где нас встретили Саша и Мари с хлебом-солью. Тяжелое серебряное парчовое платье, а также корону и ожерелье сняли с меня, и я надела легкое шелковое платье с кружевной мантильей, а также чепчик с розовыми лентами, оттого что теперь я была замужем! После этого мы ужинали в тесном семейном кругу, все были в прекрасном настроении и только в полночь стали расходиться. Папа еще раз благословил меня. Мама же отвела меня в спальню и покинула только тогда, когда в комнату вошел Карл", - вспоминала невеста.

Торжества русского Императорского двора всегда являли собой великолепное зрелище, но на сей раз придворным особенно запомнилось не само венчание и даже не балы и приемы, а балет устроенный в честь новобрачных на петергофских островах. Приближенная Императорской семьи, Мария Паткуль вспоминала: "13 июля состоялось бракосочетание красавицы нашей, великой княгини Ольги Николаевны. Все празднества описывать не буду. Их припомнить трудно; самый веселый бал был во дворце английского парка, он был менее многолюден, а потому оживленнее.Чего никогда забыть нельзя, это одного из дней иллюминации. Нижний парк был освещен белыми шкаликами шпалерою по обеим сторонам дороги, как бывало и раньше и позже, 1 июля, в день рождения императрицы. Но что было волшебно, это расположенные в лесу группы разных наций в своих костюмах. Были тирольцы, итальянцы, немцы, цыганы с костром и телегой и наконец группа наших русских. Экипажи двигались шагом и останавливались перед каждой группой, которая пела национальные песни на своем языке. Все группы были освещены бенгальскими огнями. Царицын, Ольгин и остальные островки были иллюминированы разноцветными шкаликами, которые красовались в траве, в цветочных клумбах, окаймляли берега, отражаясь живописно в воде. Наконец, экипажи остановились, все заняли места, приготовленные для зрителей. Сцена была на самом берегу, куда подплыла prima donna балерина в лодке со своими сотанцорами и, выйдя на сцену, протанцовала с ними балет. Балетами я никогда не восторгалась и не любила их, но на этот раз нельзя было не любоваться природной красотой декорации, когда взошла луна и, отражаясь в воде серебристою лентой тянулась по поверхности озера. По окончании балета подали венецианские гондолы, желающим было предложено покататься. Мы тоже воспользовались этим удовольствием и наслаждались пением русского хора, находящегося на нашей гондоле, на другой были итальянцы, а на третьей хор музыки. Я была в восторженном настроении благодаря всей окружающей меня обстановке. Гондолы, пение, музыка, луна, вода, чудный июльский вечер, разноцветная иллюминация — вся эта действительность напоминала своим волшебством рассказы арабских сказок из тысячи и одной ночи. С того времени я ничего не видела подобного. Сколько десятков лет прошло с тех пор, но, когда мысленно перенесусь в воспоминания к прожитому, все воскресает так живо передо мной, точно все это было в недалеком прошлом".






Это зрелище в природных декорациях до того всем понравилось, что впоследствии балеты на петергофских островах стали доброй традицией и неоднократно повторялись для членов императорской семьи и иностранных монархов, гостивших в России.

Проведя в России остаток лета, молодожены отправились в Штутгарт, где наследная принцесса, а затем и королева Ольга Николаевна стала заметной фигурой, хотя, многие признавали, что брак этот был несчастным - детей у пары не было, как не было и гармонии в отношении супругов. "Красивейшей из дочерей нашего императора суждено было выйти за учёного дурака в Виртембергию; la Belle et la Bête, — говорили в городе", - отмечала острая на язык фрейлина Александра Смирнова-Россет.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив