БП и МЦ в 1934 г.

В письмах к МЦ ни о чем таком БП не обмолвился, если не считать туманной фразы: «У нас как-то по-детски или по-американски ко всему относятся. Вдруг какое-то неумеренное, вздорное, разгоряченное вниманье».
А что же МЦ? Муж окончательно решил возвращаться в СССР («рвется в Россию и скоро возненавидит меня (а подсознательно уже, временами, ненавидит) за то, что я не еду»), Аля с матерью в ссоре, собирается уходить из дому (и уйдет), единственный защитник – Мур, но и он «проделает то же, что Аля, только раньше». С семейными иллюзиями покончено: «Брак и любовь личность скорее разрушают, это — испытание. Так думали и Гете, и Толстой. А ранний брак (как у меня) вообще — катастрофа, удар на всю жизнь».
Переписка с БП иссякла, последнее ее письмо до «невстречи» ( а м.б. были и еще? – но БП их не сохранил?) – сплошные упреки и разочарования: «Зачем с Высокой Болезни снял посвящение? Где мой акростих?<�…> Какие жестокие стихи Жене.<�…> Не знаю, как Женя, а я в этих стихах действительно – впервые – увидела тебя «по-другому».
Итак, остались только «разочарования протяжность» и прозорливость Сивиллы:
А Бог с вами!
Будьте овцами!
Ходите стадами, стаями
Без меты, без мысли собственной
Вслед Гитлеру или Сталину
Являйте из тел распластанных
Звезду или свасты крюки.
23 июня 1934 г.
А в октябре она получила письмо от БП, где была такая фраза: «... я человек страшно советский». И правда, страшно.

Б. Пастернак у портрета Сталина на Первом Съезде Советских писателей. 1934 г.
|
</> |