Бить или не бить? Вот в чем вопрос...
Анастасия Монастырская — 12.12.2010 Бить или не бить женщину? Или бить с поправкой: «она сама виновата»? Или с поправкой – я болен, не помню, что на меня нашло, но она сама виновата. Шоу-биз зажрался. Зажрался в своем псевдотворчестве, в своих псевдопроектах, в своей псевдоисключительности. Шоу-биз уверен, что первым бог создал – шоу-биз, а потом все остальное. Отсюда – самоиндульгенции и самооправдания: у артиста жизнь тяжелая и напряженная, понимать надо – артист работает для вас, быдло, а вы не понимаете. Поэтому двухметровый орангутан бьет женщину. Он – звезда. Ему можно все. Крыть матом, бить ногами, а потом петь песенки про несбывшиеся надежды.Из моего романа «Ненавижу» (2007):
…Он убыстрил шаг, завернул за поворот и столкнулся со Светланой Борисовной. «Наш старейший работник» – так ее представляли на всех торжественных вечерах и праздниках. В будние дни – старушка на побегушках: «Света, поди туда, принеси то, не забудь это! Поторопись, Светуля, это телевидение, и оно не может ждать вечность!». Ее все так и звали – Света, Светик, Светуля. И только один Эдик – Светлана Борисовна. В память о прошлых днях. Он помнил ее зрелое очарование и первые морщинки на счастливом лице. И что скрывать, был немножко влюблен. В пику Мамонт-Дальскому, в которого был влюблена она.
Телевидение не может ждать вечность. И даже самые признанные герои очень быстро становятся вчерашними. Пария всегда чувствует изгоя, изгой - парию.
Обычно Светлана Борисовна, встретив Эдика, вела его в свою каморку: отпаивать чаем и утешать, но сегодня…
Всхлипывая, она баюкала багровую руку.
— Что случилось? — он инстинктивно потянулся, но тут же одернул ладонь, опасаясь сделать ей еще больнее.
— Ничего, Эдинька, ничего. Стакан с кипятком на себя опрокинула, старая. Мазью помажу, и пройдет.
Интуитивно Эдик понял: врет.
— Вас кто-то обидел?
Она беспомощно мотнула головой:
— Ну, что ты милый! Кто ж здесь старуху-то обидит? Люди вежливые, внимательные, интеллигентные…
Толчок, и Эдик отлетел в сторону. Второй – и Светлана Борисовна рухнула прямо на него. Нечего на дороге стоять, быдло!
В лучших традициях отечественных сериалов двинулись массивные секьюрити, за спинами которых скрывался пересмешник российской эстрады — Филипп Бредосович собственной персоной. Обладатель всяких музыкальных премий. Певец. Актер. В будущем – модный писатель или дизайнер. Тут уж ничего предугадать нельзя – как карты лягут. Но, скорей, дизайнер. В литературе - там еще думать надо. А тут оделся, как бог послал, и сразу новый стиль. Эклектика называется. На голове – белая шляпа с павлиньим пером, оттеняющая крашеные кудри. Длинный серебристый плащ с красными драконами. Узкие кожаные штанишки, подчеркивающие сначала выпуклость гениталий, и только потом уже относительную стройность ног. Кокетливые сапожки со шпорами. Хипповатая рубаха почти до самого пупа открывает буйную, тщательно уложенную растительность. Платиновые
цепи с золотым покрытием в три ряда вокруг шеи, блеск бриллиантов и стразов.
Звезда!
Прошел, не глядя, обдав тяжелым духом парфюма и перегара, изображая торопливость. И только когда прошел, Эдик заметил, что Светлану Борисовну бьет крупная дрожь.
— Он? Это он сделал?! — указал на ожог.
Она стыдливо отвела взгляд и только коротко кивнула.
— Говнюк! – Эдик рванулся было вслед, но она повисла на нем. Задела больную руку. Ойкнула.
— Не надо, Эдинька! Не стоит того. Тебя и близко к нему не подпустят. Только покалечат.
— Покалечат – в суд подам, — мрачно буркнул Эдик. – Засажу! На зоне, знаете, как таких красавчиков любят?! В сметане, под хреном и еще в винном соусе.
Тем не менее, понимал, что права Светлана Борисовна, ой, как права… Вспомнить, что ли, для примера, что случилось с продавщицей цветов в киоске у метро, или с управляющим рестораном, сделавшим справедливое замечание? Иных уж нет, а те далече. Про журналистов и вовсе помолчим… Светлая память той розовой кофточке. Так что живым вполне мог и не
уйти, оттого и бесился еще больше.
Вон звезда прошла, все расступились. Кто мы для нее? Быдло. А она кто для нас - звезда! Почувствуйте разницу! За что, кстати кипяточком-то обласкал?
— Да бог бы с ним, заживет… — она опять ушла от темы. — Филипп хороший, я его с детства знаю. Он ведь еще в программе «Шире круг записывался». Мальчик погорячился. Шоу оказалось неудачным, вот и сорвался на первого, кто под руку попался.
- Мальчик? Да ему, перцу болгарскому, скоро пятьдесят стукнет!
— А мне семьдесят, — кокетливо улыбнулась Светлана Борисовна. — так что для меня он
совершенный мальчишка.
— Мальчиш-плохиш.
— Зачем так зло? Он поймет, одумается.
— Почему вы прощаете? – шаг Эдика сделался совсем уж черепашьим, – Разве можно такое прощать? Ведь не может же человек чувствовать себя совершенно безнаказанным?! Нельзя так, нельзя!
Она горько улыбнулась, погладив его по плечу:
— Конечно, нельзя. Вы это понимаете, я это понимаю, а им не дано. Мы живем в разных мирах, и эти миры почти никогда не пересекаются. Они параллельные. Помните, Эдик, у Достоевского? Только у маленького человека есть совесть. У тех, кто наверху, совести нет.
— Федор Михалыч-то тут при чем?! – взмолился Эдик. – Вы еще Библию вспомните! Про милость к падшим, брошенные камни и благое всепрощение. Вот вы о совести, Светлана Борисовна, говорите, маленького человека сюда приплели, если так и дальше пойдет, то без гоголевской шинели нам никак не обойтись — все мы из нее вышли – маленькие и большие, порядочные и полупорядочные. Ну, и что с того? Подвели вы теорию под практику. А практика — бац! — и кипяточком по голой душе. Дальше-то как? У хама нет совести, потому
что он хам. И разрешая ему относиться к себе по-скотски, вы не только его превращаете в скота, но и себя. Себя, понимаете?! Сегодня вас облили кипятком, завтра – публично дадут пощечину, а послезавтра? Случайно ножик воткнут, или удавку накинут?
Светлана Борисовна остановилась, глядя снизу вверх:
— Все так, Эдик, все правильно. Вы большой умный мальчик. А я маленькая старая дура. Но позвольте вопрос: почему, обличая хамов и осуждая хамство, вы по-прежнему приносите сюда свои сценарии?!
Эдик растерялся:
— Но меня, по крайней мере, по морде не бьют.
— Лукавите! Вас бьют не только намного сильнее, но и подлее. Только вы не готовы признать это как факт. Самое страшное, Эдик, в нашей профессии, когда у тебя крадут тебя же. А ты ничего не можешь сделать. Может быть, даже и не хочешь, потому что боишься что-нибудь сделать.
— Почему это я боюсь?
— А вы не уверены, что справитесь с этой системой. Скорее, система справится с вами.
Из финала:
Наш специальный корреспондент передает из Парижа:
Сегодня в три часа дня, около Эйфелевой башни был захвачен российский певец Филипп Бредосович. С него сняли кожаные штаны и публично высекли. МИД России подготовил ноту протеста…Как нам стало известно, в настоящее время гордость отечественной попсы
находится в больнице…
Я верю, что когда-нибудь Киркорова публично высекут. Потому, что нельзя бить женщину.
Кстати... УК РФ для всех или как?
|
</> |