Безумный рассказ: О любви
kisochka_yu — 17.04.2012 Выставляю с осторожностью Поскольку это все странно даже для меня. Но зато он очень короткий!Правый сидел в углу чулана со швабрами и горько плакал. Его любимая, швабра Юфимия, умирала. Она больше не терлась о его колени, не издавала мелодичных уютных звуков, она лишь тихо и терпеливо угасала.
Правый работал смотрителем маяка. Никто давно не помнил, ни что такое смотритель, ни что такое маяк. Знали только, что об этой профессии издревле мечтали все хронические интроверты. Поэтому «смотритель маяка» было просто обозначением класса профессий, предполагающих уединение и игру на скрипке. Никто не помнил, что такое скрипка, поэтому Правый, согласно Своду Правил, заменил ее игрой в цветные стеклянные шарики. А в качестве смотрителя маяка он выпасал швабры.
Правый считал, что ему здорово повезло с именем. Он появился на свет в год, когда родители, словно с ума сойдя от собственной фантазии, принялись называть детей, кто во что горазд. У них в классе был мальчик с зеленым хвостом по имени Стоодиннадцатый и девочка голубых кровей , просвечивающих сквозь кожу, которую звали ::Аяэя::. Двоеточия перед и после имени читались как двойное прищелкивание языком.
На поколение Правого выпало много испытаний. Три страшных детских эпидемии: амнезии, стригущего лишая и ползучего эмпиризма. Амнезию удалось довольно легко излечить с помощью новой синтетической вакцины, имевшей коварный побочный эффект: амнезиеносцы в результате помнили абсолютно все, даже то, чего отродясь не знали прежде. Это было нелегко – ориентироваться в ворохе своих и чужих воспоминаний и знаний. Стригущий лишай решили вовсе не лечить, а просто замазывать йодом пятна. Все давно смотрели друг на друга через визор, а уж он поправит, как надо. А ползучий эмпиризм у детей прошел сам, без таблеток, но, к сожалению, перекинулся на собак и кошек. Собаки с тех пор упорно гавкали фальцетом, изредка переходя на горловое пение, а коты рождались исключительно седыми.
Правый очень любил своих швабр. Он помнил, хотя, возможно, это было чужим воспоминанием, что когда-то давно во всемирной сети шли обширные дебаты – можно ли считать швабру живой, полуживой, псевдоживой или квазиживой. Проходили межвидовые митинги протеста – защитим права швабр. И даже его Святейшество, по слухам, принимал у себя делегацию швабр и биопылесосов. Но потом общественность отвлеклась на референдум по поводу возможных браков между компьютерами и кухонными комбайнами. У компьютеров было огромное лобби в правительстве, вернее, вроде бы и не лобби вовсе, они сами себе все, что надо, приписывали. Про швабры забыли, а референдум неожиданно закончился разрешением людям жениться на тритонах. Но толь если тритон не менее пяти футов росту, потому что иначе считалось педозоофилией. В общем, со швабрами так и не разобрались. Очень уж много всяких прав надо было постоянно защищать, всех не упомнишь. А многие из бесправных вообще непонятно чего хотели. А защищать их было необходимо, иначе как жить?
Но Правому было все равно, он просто любил свою Юфимию. Он ее помнил с младенчества, какая она была юркая, смешная, игривая. И на выпасе, споро бегая по бесконечным холлам гостиниц и офисов, она, аппетитно чмокая, подъедала каждую пылинку. Особенно Юфимия любила пушистые ниточки из кашемировых свитеров. Правый тайком отщипывал их помаленьку в магазинах и носил своей подружке лакомство. Мать Правого, пока еще не ушла в монастырь Парных и Некопытных за горячими серными болотами, очень радовалась за сына. Это ведь так здорово, когда человек нашел свою любовь. Мама была романтичной, она выросла в так называемые годы Любви Вообще. Тогда каждый любил всё, до чего мог дотянуться. И считалось, что день прожит зря, ежели в этот день не удалось никого всласть полюбить. Теперь об этом несколько забыли, но разборчивее не стали.
Юфимия прижалась к левой ноге Правого, поглядывая пуговичными глазами из-под перепутанных синтетических кудрей. Увы, век швабр короток. Она промурлыкала в последний раз и испустила дух. Некстати вспомнились недавние дискуссии о том, есть ли душа у морской капусты. Мысли-мысли... даже в такой момент – непрошеные. Пора было хоронить Юфимию. Правый утер рукавом слезы, поддернул вечно сползающие, порванные в незапамятные времена штаны. Пригладил волосы. Взял подружку на руки.
В стерильно чистом коридоре комплекса всеобщей уборки было светло и гулко. Прямо по центру маршировал громадный котище со свежепойманной селедкой в зубах. Селедка задумчиво перебирала полосатыми лапами, заводила глаза, но особо не горевала.
- Вот, Юфимию несу хоронить, - поделился Правый своим горем.
Кот в изумлении покачал седой головой и принялся за селедку. Она счастливо напевала голосом камышовой дудочки.
|
</> |