БЕЗУМИЕ ДАНТЕ ГАБРИЭЛЯ РОССЕТТИ

nikonova_alina — 13.01.2023

Часть 2.

        В 1850 году произошло одно событие, которое придало дополнительный импульс творчеству Данте Габриэля Россетти, – он обрел, наконец, свою музу. За пару лет до этого в Лондон из Шеффилда приехала девица Элизабет Сиддал, дочь почтенного торговца скобяными изделиями (по другой версии, рабочего). Она намеревалась зарабатывать на жизнь шитьем, но очень скоро в шляпном магазине, где она нашла работу модистки, ее заметил художник Уолтер Деверелл, и через свою мать предложил ей работу натурщицы. Для девушки из приличной, хотя и простой семьи, это было сродни предложению заняться проституцией.

        Но все же ее уговорили, и она стала исключительно популярна в среде прерафаэлитов (первым ее действительно изобразил Деверелл а картине «Двенадцатая ночь», где сам он предстал в роли Орсино, Россетти – в роли шута Фесте, а Элизабет, естественно, была Виолой). Россетти так писал об Элизабет (Лиззи) Сиддал:

        «....Это самое прекрасное создание, в котором благородство сочетается с чувственностью, ощущением собственного достоинства и некоторой надменностью. Лиззи высокая, отлично сложенная женщина с длинной шеей, тонкими, хотя и не совсем правильными чертами лица, большими зеленовато-голубыми холодными глазами и роскошными тяжелыми волнами рыжевато-золотистых волос...»

        Россетти так вдохновился образом Сиддал, что фактически «перекупил» ее у своих коллег по цеху, заручившись ее согласием, позировать только ему одному. И, разумеется, у них начался бурный роман, который даже закончился браком. Элизабет, воспитанная в традициях викторианской морали, постоянно напоминала своему пылкому Данте, что им надо узаконить отношения.

        Россетти не был убежденным холостяком или женоненавистником, но он терпеть не мог никакие официальные структуры, и не представлял себя связанным узами законного брака. Он постоянно придумывал всевозможные отговорки или отсрочки для женитьбы (особенно если его взгляд останавливался на какой-нибудь другой красотке вроде Фанни Корнфорт или Алексы Уайлдинг).

        Россетти и Сиддал почти десять лет прожили вместе в доме на Четэм-плейс, который художник снял для них обоих в качестве любовного гнездышка. Но спокойной для Лиззи эта жизнь никогда не была. Как человек творческий, Данте должен был поддерживать определённый градус личных страстей. В 1857 году его новой любовницей стала Фанни Корнфорт, бывшая проститутка и гениальная натурщица. Причем отношения с Фанни и с Лиззи развивались параллельно, и самого художника это нисколько не смущало, он говорил, что Фанни – любовница для тела, а Лиззи – для души.

        Но проблема заключалась еще и в том, что Лиззи приехала в Лондон из Шеффилда уже будучи больной туберкулезом. Она часто испытывала недомогания, а для того, чтобы хоть немного прийти в себя, употребляла лауданум, то есть спиртовую настойку опия. Впрочем, Россетти винил в обострении ее болезни своего приятеля Миллеса.

        К тому же  Россетти так и не смог полностью запретить Лиззи позировать другим прерафаэлитам. И потому, когда Джон Эверетт Миллес счел, что она будет идеальной Офелией для задуманного им полотна по шекспировской пьесе, Сиддал без колебаний согласилась работать с ним. Для максимально натуралистического воспроизведения сцены утопления Офелии, Миллес заставил Лиззи позировать ему, лежа в ванне, наполненной водой. Сеансы длились по нескольку часов, к тому же дело было зимой, и чтобы подогревать воду в ванной Миллес разместил под ней лампы. Но однажды они погасли, и девушка простудилась. Это случилось в 1852 году, и именно тогда она и начала принимать лауданум.

        Только в 1860 году Элизабет Сиддал, наконец, получила законное право именоваться миссис Россетти, поскольку Данте Габриэль сделал ее, как это называлось тогда, «честной женщиной». В это время ее состояние серьезно ухудшилось, и врачи опасались за ее жизнь. Вполне возможно, что, заключив с давней подругой официальный брак, Россетти полагал, что делает ей прощальный подарок. Но выйдя замуж, неожиданно для всех Лиззи начала поправляться, а потом даже забеременела.

        Через год она родила мертвого ребенка, а еще через год умерла при не очень однозначных обстоятельствах. Официальной причиной смерти была названа передозировка лауданума (доза была превышена в десять раз), но был ли это несчастный случай, либо сознательное самоубийство, так и не было установлено. В пользу самоубийства говорит то, что Лиззи постоянно находилась в депрессии, да и туберкулез может вызывать отравление организма и, как следствие, неадекватное психическое состояние. Ходили даже слухи, что Элизабет оставила предсмертную записку со словами «Моя жизнь так страшна, что я хочу покончить с нею».

        Это было второе по-настоящему серьезное потрясение в жизни Россетти. Конечно, у любого представителя творческого мира не всегда можно провести грань между искренними переживаниями и эмоциональным представлением для публики. Но Россетти, похоже действительно был потрясен смертью подруги, винил себя в том, что уделял ей недостаточно внимания, будучи все время занят в мастерской, и в качестве романтического жеста опустил в ее гроб рукопись со всеми своими ранними стихами.

        Реквиемом по Элизабет Сиддал стала картина «Блаженная Беатрикс» (Beata Beatrix), где Беатриче изображена сидящей на фоне божественного сияния, она пребывает в состоянии полусна, подобном смерти, а птица, вестник Смерти, кладет ей на ладони цветок мака, символизирующего сон или грезы. Россетти писал эту картину почти шесть лет, с 1864 до 1870 год.

        Кстати, Элизабет Сиддал и сама была очень неплохой художницей, и после ее смерти осталось довольно внушительное творческое наследие. По большому счету, прерафаэлиты должны были бы принимать ее в своем кругу именно как коллегу и как равную (подобно Берте Моризо или Мэри Кэссетт у импрессионистов), а не только как натурщицу.

        Почти десять лет с момента смерти Элизабет и до знакомства с Джейн Моррис, Россетти сам находился в состоянии сильнейшей депрессии и был почти на грани самоубийства. Он глушил душевную боль все возрастающими дозами хлоралгидрата, которые запивал алкоголем. Мучительной была и бессонница, которую художник никак не мог преодолеть.

        Джейн Моррис (урожденная Бёртон), жена еще одного друга и последователя Россетти, Уильяма Морриса, частично смогла смягчить для Данте горечь утраты Элизабет. Муж, для которого роман жены и друга, разумеется, не был тайной, старательно закрывал глаза на их отношения. Летом 1871 года, например, он лично перевез Джейн и двоих своих детей в загородный дом, а сам поехал путешествовать в Исландию. Надо полагать, он прекрасно знал, что спустя всего несколько дней к Джейн присоединится Россетти.

        Одним из творческих итогов этой греховной летней идиллии явилась картина «Прозерпина», а которой художник изобразил свою новую музу в виде юной богини в развевающемся синем одеянии с плодом граната в руке. Для Россетти миф о Прозерпине символизировал вполне актуальную ситуацию, в которой прекрасная молодая женщина (Джейн) страдает, будучи вынужденной жить с нелюбимым мужчиной (Уильямом).

        Но дело в том, что при всей страстной любви Джейн и Данте, она не могла оставаться с ним постоянно. Время от времени под воздействием коктейля из алкоголя и наркотиков Россетти становился почти невменяемым (чистый хлоралгидрат вызывал у него тошноту, приходилось запивать все это неразбавленным виски), и тогда Джейн возвращалась к мужу, а Данте продолжал пить еще больше.

Продолжение следует…

Оставить комментарий

Популярные посты:

severus

Что такое центры обработки данных: основа современных технологий

norg_norg

Фашизм поднимает голову

tatiaz

Достали из подвала

a_nalgin

О лютейшем, адовом π-це И других слов не подобрать?

tytgrom

Парк Долгопрудного 21-12-2023

pantv

23 апреля ● "Всемирный день книги", "День проституток" и не только...

id77

Красота!

palatov

Семёныч. Это же надо

simart

признаки Весны... (2)

• Ранее
• Архив