Без названия
lemuel55 — 17.04.2024 ...Он был весьма набожен, без всякой примеси суеверия, но по-своему, как и во всем. Первое дело его, когда он просыпался, ночью или на рассвете, была молитва; ложась спать, он также молился и очень долго. В церкви слушал он божественную службу весьма внимательно, с великою набожностию, пел вместе с певчими и по обыкновению своему кривлялся очень много. Будучи сослан в деревню, имея более 70 лет, упражнял неутомимую деятельность своего характера над колоколами сельской церкви: он сам звонил к заутрене, к обедне и к вечерне, пел на крылосе с дьячками и читал "Апостол".Суворов очень хорошо знал историю древнюю и новую; он помнил все подробности из жизни великих генералов, его предшественников. Говорил на осьми языках и по-французски, как настоящий француз. Слог его так же, как и разговор, был прост, силен, отрывист и оригинален. В каждой его фразе, состоявшей из двух или трех слов, заключался полный и глубокий смысл, но такая краткость не для всякого могла быть понятна, особливо для иностранцев была она загадкою. Суворов очень редко писал и письма, и донесения свои сам; вообще не любил вести никакой переписки. Перо, говорит он, неприлично солдату. И в самом деле, своеручных писем его весьма немного. Вот одно, которое написал он на барабане, среди развалин Туртукая, к фельдмаршалу Румянцеву:
«Слава Богу! Слава вам!
Туртукай взяли! Я там!
Суворов».
Он любил говорить речи солдатам и тогда переставал уже быть столь кратким, как на письме. Речи его продолжались иногда час, иногда два, хотя бы то случилось в самый жестокий зимний холод. Я слышал одну такую речь (пишет Гильоманш) на плац-параде Варшавы, в январе, в самый трескучий мороз. 10000 человек составляли обширный батальон каре. Холод был ужасный. Суворов, одетый по обыкновению в канифасный белый камзол, явился посреди каре и начал свою речь, но заметив, что многим казалась она слишком длинною, по причине чрезмерного холода, продолжил ее нарочно более двух часов. Все генералы, офицеры и солдаты разошлись по квартирам почти замерзшие, с простудою, насморком и кашлем – один Суворов остался невредим, и редко видал я его столь веселым – во всех его горницах раздавался громкий кашель, но эта музыка веселила его до крайности; он смеялся от души и был весьма рад, что подал солдатам своим пример неутомимости и научил их презирать жестокие зимние морозы.
(П. Г. Гильоманш-Дюбокаж, подполковник Кинбурнского драгунского полка. Перевод В. Жуковского)
|
</> |