Без названия

Надо же. Никогда не было и вот опять: Маркс, конечно, голова, но типа это было давно, а щас всё по-другому. Анлазз обнаружил, что значительная часть буржуазии не занимается никаким непосредственным физическим производством, а подвизается в цепочках перераспределения прибавочной стоимости, созданной в других отраслях производства, из этого был сделано потрясающее открытие, которое конечно же перевернёт всю политическую экономию: сейчас уже не капитализм! Во всяком случае не в России (прям вспоминается классическое из «Кавказской пленницы» про «не в нашем районе»). Заодно был явлен новый общественный класс — «информационный». Классики посрамлены и поставлены в угол.
Надо думать про банкиров, рантье, биржевых спекулянтов и антрепенёров он не слышал, либо надо полагать, что они уже и во времена бородатого дуэта жили при каком-то другом строе. А ещё злые языки говорят, что в «Капитале» не один только лишь том, и рассматриваемый в первом томе процесс создания и изъятия прибавочной стоимости — это описание лишь одной составляющей части капиталистической экономики.
Ну а обнаружение как бы государственных монополий подвигает нашего постклассика на гениальное прозрение уже готовности к социализму, кабы уже не стояние в нём одной ногой, просто он сейчас малость подпортился с советских времён (тут чувствуется эпигонство, перепев ещё одного, слегка бородатого и неиллюзорно лысого классика: мол, социализм — это госкапитализм, поставленный на службу пролетариату). Из чего, как можно понять, тенденции в российской экономике и политике надо только приветствовать. Правда, у читателя закономерно возникает вопрос: и каким же образом этот любезно предуготовленный чиновниками госкапитализм встанет на службу пролетариату? Что подвигнет этих прекрасных, усердно денно и нощно блюдущих государственный интерес людей передать, так сказать, ключи на царство? Но на этом, видимо, дозволенные речи нашей Шахерезады кончаются и после ночи бурных сказочных фантазий наступает обыденная реальность дня. В которой некоторые вещи лучше вслух не говорить. «Во избежание».* Я во всяком случае надеюсь, что именно поэтому, а не по другим приходящим на ум причинам. Без такого же уточнения невольно у читателя возникает мысль, что всё и так идёт путём и потом как-нибудь само собою всё разрешится лучшим образом на благо всех трудящихся. А то и вовсе, что государство, ведомое твёрдой рукой по верному курсу мудрых руководителей туда прямо и ведётся, и потом кто надо кому надо когда будет надо сам всё передаст. Только не шатайте лодку.
Вместо этого можно совершенно спокойно бороться с соломенным чучелом — некими неразумными левыми, которые полагают, будто бы время можно повернуть вспять. Самый лучший и безопасный противник — самим собой придуманный. В его уста можно вложить любые слова и тут же с доблестью, жаром сердца и остротой пера изобличить и повергнуть, разнеся в пух и прах.
*) «В те далекие годы нередко случалось, что иной мудрец сеял в своей книге семена богатства и почета, но пожинал – увы! – одни только неисчислимые бедствия. По этой причине мудрецы были крайне осторожны в словах и мыслях, что видно из примера благочестивейшего Мухаммеда Расуля-ибн-Мансура: переселившись в Дамаск, он приступил к сочинению книги «Сокровище добродетельных» и уже дошел до жизнеописания многогрешного визиря Абу-Исхака, когда вдруг узнал, что дамасский градоправитель – прямой потомок этого визиря по материнской линии. «Да будет благословен аллах, вовремя ниспославший мне эту весть!» – воскликнул мудрец, тут же отсчитал десять чистых страниц и на каждой написал только: «Во избежание», – после чего сразу перешел к истории другого визиря, могущественные потомки которого проживали далеко от Дамаска. Благодаря такой дальновидности указанный мудрец прожил в Дамаске без потрясений еще много лет и даже сумел умереть своей смертью, не будучи вынужденным вступить на загробный мост, неся перед собою в руке собственную голову наподобие фонаря».
Л. Соловьёв «Очарованный принц»
|
</> |