Без названия

От этих копошений новинок в яме уже малость укачивает. В такие минуты важно помнить о чем-то действительно важном, а потому шагнем на минуту в прошлое. Последний сильный фильм декабря — больная и страшная хроника гибели на болотах. Мощнейшее противоядие от праздничной интоксикации.
Травля / La traque, 1975
Компания мужчин с ружьями — изначально не убийц, и не маньяков — против одинокой англичанки посреди сельской французской осени. Похоть одного косвенно потянет гнусь изо всех по очереди. Выхода из этого круга поруки не будет, зато обернуться волком найдутся причины у каждого — от развязных громобоев до внешне приличных, в перчаточках, но с чертями в омуте. Погонят по лесу, лишь бы «урезонить», потом фактически докатятся до расправы.
В удручающем финале, за два такта до торжествующей черноты, издевательским апофеозом прозвучит почти мари-октябрьская присказка о казни предательницы во время войны. Таким даже муки совести не будут наказанием.
Чтоб разрядиться, так и подмывает сумничать про незаконнорожденное дитя «Соломенных псов». Еще живее тянутся ниточки к разного рода плюющим на ваши могилы — уж они-то как прямые наследники истории немезиды на выезде. Тянутся, да оборвутся. Фильм Сержа Леруа словно смеется им в хвост, возвышаясь черным надгробием жанра. История мести, лишенная самой мести — это, видимо, признак взросления, ибо из сюжета вымаран самый надуманный (но такой по-зрительски желанный) символ развязки «сестрам по серьгам, братьям по шапке» — красивое успокоение, которого в жизни еще поди дождись.
Первая реакция — взогреться до красного от такой жести, но умом отмечаешь, как же умно жесть сформована. Авторы хоть и сгущают, но знают толк, срезая деревенскую серость жирным ломтем, намеренно давая практически репрезентативную россыпь уездных характеров, лавинно деградирующих под действием обстоятельств.
Триггером становятся поступки двух самых отъявленных (и если cтрашко Леотар в этом качестве легко представим, то от вечного добряка Марьеля такое ни в жизнь), за ними строем идут егерь, феодал, солдат, юрист, страховщик, священник (вспоминая любимых авторов: «суд и акциз, финансы и народное просвещение, почта и телеграф»). На их фоне несчастной героине Мимзи Фармер, как почти бессловесной жертве, с явным умыслом отведено минимум реакций и реплик.
Потому что главная нота фильма — в коллективном приговоре, молчаливо выносимом за кадром. Как и полагается в хорошем кино, здесь есть явный выход на обобщение, намерение дать уничтожающую картину нравов. Не скатываясь при этом ни в гротеск, ни в священный гендерный манифест (сними такое ныне — последствий не предсказать). Преувеличений сделано ровно сколько нужно, и трагическое правдоподобие сюжета принять, к ужасу, несложно. И даже от полувековой давности рассказанного не делается легче: нутром чуешь так и не увядшую злободневность, вневременную универсальность истории про то, как вчера ты еще человек, а завтра — клыки да шерсть.
|
</> |