Без названия
tdm11 — 24.04.2022
Пасхальное
…А между тем благая весть — всегда в разгар триумфа ада, и это
только так и есть, и только так всегда и надо! Когда, казалось, нам
велят — а может, сами захотели, — спускаться глубже, глубже в ад по
лестнице Страстной недели: все силы тьмы сошлись на смотр,
стесняться некого — а че там; бежал Фома, отрекся Петр, Иуда занят
пересчетом, — но в мир бесцельного труда и опротивевшего блуда
вступает чудо лишь тогда, когда уже никак без чуда, когда надежда
ни одна не намекает нам, что живы, и перспектива есть одна — отказ
от всякой перспективы.
На всех углах твердят вопрос, осклабясь радостно, как звери:
«Уроды, где же ваш Христос?» А наш Христос пока в пещере, в ночной
тиши. От чуждых глаз его скрывает плащаница. Он там, пока любой из
нас не дрогнет и не усомнится (не усомнится только тот глядящий
пристально и строго неколебимый идиот, что вообще не верит в
Бога).
Земля безвидна и пуста. Ни милосердия, ни смысла. На ней не
может быть Христа, его и не было, приснился. Сыскав сомнительный
приют, не ожидая утешенья, сидят апостолы, и пьют, и выясняют
отношенья:
— Погибло все. Одни мечты. Тут сеять — только тратить
зерна.
— Предатель ты.
— Подослан ты.
— Он был неправ.
— Неправ?!
— Бесспорно. Он был неправ, а правы те. Не то, понятно и
дитяти, он вряд ли был бы на кресте, что он и сам предвидел,
кстати. Нас, дураков, попутал бес…
Но тут приходит Магдалина и говорит: «Воскрес! Воскрес! Он
говорил, я говорила!» И этот звонкий женский крик среди бессилия и
злобы раздастся в тот последний миг, когда еще чуть-чуть — и всё
бы.
Глядишь кругом — земля черна. Еще потерпим — и привыкнем. И в
воскресение зерна никто не верит, как Уитмен. Нас окружает только
месть, и празднословье, и опаска, а если вдруг надежда есть — то
это все еще не Пасха. Провал не так еще глубок. Мы скатимся к
осипшим песням о том, что не воскреснет Бог, а мы подавно не
воскреснем. Он нас презрел, забыл, отверг, лишил и гнева, и заботы;
сперва прошел страстной четверг, потом безвременье субботы, — и
лишь тогда ударит свет, его увижу в этот день я: не раньше, нет, не
позже, нет, — в час отреченья и паденья.
Когда не десять и не сто, а миллион поверит бреду; когда уже
ничто, ничто не намекает на победу, — ударит свет и все сожжет, и
смерть отступится, оскалясь. Вот Пасха. Вот ее сюжет. Христос
воскрес.
А вы боялись.