Белый, как медведь
mishemplushem — 13.01.2024В детстве я был равнодушен к белому. Скучный цвет простыней-пододеяльников, у всех примерно одинаковых, разве в какой непритязательный цветочек. Тоскливый цвет медицины – горячее молоко с содой на ночь, белые халаты медсестер и докторов, тяжеленные высоченные двери в больницах. Цвет скудости и болезни, да и снег тоже в восторг не приводил, какой в Ленинграде снег.
И зиму я не люблю.
Впервые усомнился в том, что белый цвет – скучный, когда каким-то непонятным ветром меня, визуально неодаренного, занесло в художественную школу. Огнь всепожирающий, подростковая жажда всего и сразу требовала и музыку, и рисовать, и театральную студию, а способностей-то никаких не предоставила! Поэтому я всюду ломился, а прозревал, к счастью, без потерь - в студии долгие годы с удовольствием проторчал за осветительским пультом, а в художку захаживал главным образом потусоваться среди одаренных.
А там в один прекрасный день понадобилось изобразить – дефицитной, выдаваемой по списку, акварелью «Ленинград» - белую поверхность. Вот тут-то и выяснилось: белый цвет неисчерпаем. Такого количества оттенков я не использовал для передачи ни одного другого цвета. Он содержит всё, как белая страница содержит все слова, которые можно на ней написать.
В геральдике он – серебро, на схемах иногда помечается буквой А – argentum. Первая буква алфавита, всему начало. Не штрихуется, оставляется пустым: возможность всего. В детстве читал про аддитивное смешение, дивился: ведь если просто взять да намазать друг на друга краски акварельные полусухие медовые или гуашь плакатную, не выйдет же никакого белого! Метафизика процесса интереснее, чем физика: белый – как иллюзия и одновременно как итог. Альфа и омега.
Одно время моим любимым цветом был
желтый, и я решил перекрасить в него двери в квартире, изначально
совсем унылые. Тут надо понимать, о чем идет речь. Однокомнатная
малогабаритка, в итоге дверей этих пять штук на крошечном пятачке:
входная, в ванную, в туалет, на кухню, в комнату. Стоя посреди так
называемой прихожей, до каждой из них можно дотянуться рукой.
Не соображу уж, какая картина витала перед
моим ущербным внутренним взором, но итоговое достижение медвежьего
дизайнерского гения выглядело устрашающе. Находиться в прихожей
стало нельзя.
Новая эпопея перекрашивания сразу же после
провала предыдущей казалась немыслимой, поэтому для начала я снял с
петель кухонную дверь (что давно пора было сделать: сейчас, по
прошествии многих лет, я вообще не могу понять, как она там висела
и куда могла открываться чисто геометрически) и вынес ее в общий
тамбур. Вскоре мне настоятельно порекомендовали ее убрать;
сослались на соображения пожарной безопасности, но, подозреваю,
соседи не вынесли подобного зрелища у себя за порогом. Я внес
чудовище обратно в квартиру и уместил в единственное возможное
пространство: прислонил к книжным полкам в проеме, ведущем в
комнату, в аккурат напротив всегда открытой собственно комнатной
двери.
Так у меня на крошечном пространстве,
заваленном книгами, бумагами и милыми вещицами, образовался ужасный
Желтый Портал. Одну желтую дверь (не говоря о поджидающих в
прихожей следующих четырех) уже было бы трудно пережить, но
необходимость то и дело проходить сквозь желтые ворота сподвигла
меня наконец хоть от кухонной двери избавиться с концами.
Долго мучился с остальными, никак не мог
взять в толк: а в какой перекрашивать-то? В красный – еще хуже
будет, в оранжевый, в общем, тоже… шило на мыло! В остальные не
хочу. В черный, что ли, решив вопрос радикально? …да в белый же!
Решив вопрос радикально.
После этого медведю не стало никакого удержу, потому что белый цвет успел из нелюбимого скакнуть в любимые, а потом и в самые любимые. Забацал стеллаж во всю стенку – белый! Всё, что можно, перекрасил. В белый! Хочу всё белое. Происходит некая ротация красоты в глазах смотрящего: одни цвета в табели о рангах уходят вниз, другие поднимаются вверх, и в соответствии с этим меняется впечатление от мира, новые предметы начинают доставлять удовольствие, по-новому структурируется радость окружающей картинки.
Белый мрамор, белая роза Йорка, белый пластилин, из которого можно вылепить такооое – сущий фарфор! – или вот давеча с galina_kayumova говорили о том, что белая пастель всегда нужна. Жемчуг - абсолют истинно белого, он проявляет всё, что медведь кривыми лапами пытался передать с помощью казенной акварели «Ленинград». Не голое синеватое молоко, а топленое! - не школьный мел, а те оттенки - old lace, bisque, алебастр, кремовый, off-white, слоновая кость и еще стопятьсот, которые толком не выучишь, они на каждом сайте выглядят по-разному и к тому же от цветопередачи монитора зависят.
Поэтому в одежде – лен, холст, грубоватое белое-не-белое, мимо-белое, чтобы не получились штаны из Рио-де-Жанейро, подловатая правота белых пальто, невеста у алтаря и Карлсон в простыне.
Привидение «дикое, но симпатичное»: только белый дает такую призрачность. В Новгороде моего черного кота-проводника на другой день сменил белый, уже не совсем от мира сего.
А когда я полез в овраг под Макаровским мостом, увлекся его геометрией, совсем забыл, где нахожусь, случайно глянул вверх и увидел призрак собора – не будь он белым, впечатление удивительного сна, размытой границы между мирами не было бы таким совершенным.
А все наши простые белые церкви – тают, выступают оттуда сюда, сами их здания причастны большему, нежели тварный мир.
Этот пост планировался к заданию из дня самоуправления и посвящается изначально natalia_goodler , хотя ее слово я так и не присобачил. Но, полистав, наткнулся на вопрос ribera – ждать весну или наслаждаться зимой? Ага, подумал я, на ловца и зверь бежит.
На меня уже давеча выбежал из морозного воздуха один зверь – белый, как медведь.
Медведь-то не белый вовсе, у него мех прозрачный и заключает в себе основной принцип белого – видимость, оптическая иллюзия; вот и Александрийский наш столп тоже на самом деле отнюдь не белый, но специально для меня покрылся инеем. Я его, пожалуй что, таким и не видел.
Так что весну-то я жду, конечно, как всегда… но и зимой в этот раз наслаждаюсь. Цвет-то какой!
А потому что я теперь зиму вижу по-другому. Не сплошной белый саван, а неисчерпаемость любимых оттенков. Отсюда вопрос: а если у вас менялся любимый цвет, замечали ли вы, как при этом меняется восприятие окружающего мира?