Бассейн

В плавании тоже у меня график. Сто метров, короткий отдых, еще сто метров, отдых подлинней, сто пятьдесят метров, короткий отдых, еще сто пятьдесят, выйти пройтись по лужайке снаружи, по краю бассейна, если холодный день, успокоить как следует пульс и дыхание, вернуться обратно, проплыть не прерываясь двести метров, короткий отдых, еще триста не прерываясь. Все вместе километр. Это не простой километр, задачей ставится не проплыть тысячу метров, а чувствовать на финише, что я могу еще. Честно говоря, я могу не всегда, тогда я не плыву последние триста метров полностью, или даже не плыву совсем.
Некоторые старики прямо двужильные, хотя и выглядят неважно. Один жилистый дедуня с сухой ногой долбает по полчаса бойким кролем и хоть бы ему что. Я соперничаю с крепенькой низенькой бабулькой в синей шапочке, она плавает брассом примерно с моей скоростью, но, честно говоря, более непрерывно. Среди стариков приходящих в утренние часы встречаются пары, то неразличимо похожие в результате многолетнего взаимоопыления, то карикатурно различные, похожих больше, они потом ждут друг друга возле дверей в раздевалку, иногда с яблоком для супруга или стаканом чаю наготове, почти никогда не вступая в разговоры с посторонними, занятые ожиданием и больше ничем.
Впрочем, пары нечасты, старики приходят в-основном каждый сам по себе. Некоторые приезжают на машинах, иногда на неожиданно новых и дорогих, но большей частью приходят пешком, живут поблизости, скидка жителям района, пенсионерская скидка, простое развлечение выходит недорого одинокому человеку, необремененному делами и повседневными заботами. Думаю, в глубине души они понимают, что здоровья не поправишь и молодости не вернешь, но ходят сюда для общения и компании, да просто быть занятыми делом.
Старики разговаривают свои разговоры, кто чего от чего принимает, о ценах, о пенсиях, о законах, о детях и внуках, само собой и о правительстве. Редко о своем собственном правительстве, иврита они в массе не знают, имена все больше незнакомы им, вникать в хитрости местной политики им трудно, то ли дело понятная политика в русском телевидении. Старики говорят по-русски о русском правительстве. Некоторые уехали давным-давно, но на загляденье ловко сыплют именами и должностями, Рыжков - голова, Чуров - не голова...Господи, кто эти люди? - думаю я про себя. Иногда их суждения злят, ну чушь же совершенная и становится смешно, кривоногие, полуголые люди обсуждают всерьез тектонические сдвиги за три тыщи километров, четыре границы и десять-пятнадцать-двадцать лет от них, прямо восхитишься другой раз.
Но я и разговоры не слушаю, мне некогда, мне надо сдалать свою тысячу метров неторопливым брассом. Если торопливым - я задыхаюсь и быстро устаю, а мне нельзя задыхаться, мне надо ровно дышать. Тогда я проплыву эту долбанную тыщу, ну пускай чуть меньше и буду молодец. Когда я проплываю намного меньше, например метров пятьсот, я не чувствую себя молодцом. Сегодня я проплыл семьсот метров и мог бы еще, но решил, что хватит. Я доволен собой.
Постояв под горячим душем и послушав напоследок несколько несвязанных между собой реплик из соседних кабинок о футболе, каком-то Рами и гребаной городской управе, я одеваюсь и иду меж отдыхающих в холле стариков к выходу.
В сущности, с ними лучше, чем с вечерней публикой, здоровой и напористой, поднимающей океанскую волну и тучи брызг, со стариками не так тесно и шумно и они не пялятся на шрам у меня на груди. Иногда я чувствую себя блондинкой с большими сиськами, такой он вызывает неподдельный интерес, а у стариков полно своих шрамов и немощей, им не до моих забот.
И я и они всего лишь любим жить и пытаемся кое-что для этого сделать. Мы молодцы.