Балтийский чай

Я сел за стол напротив них. Жербунов налил три стакана водки, подвинул один ко мне и поднял на меня глаза. Я понял, что он чего-то ждет.
— Ну что, — сказал я, берясь за свой стакан, — как говорится, за победу мировой революции!
Мой тост не вызвал у них энтузиазма.
— За победу оно конечно, — сказал Барболин, — а марафет?
— Какой марафет? — спросил я.
— Ты дурочку не валяй, — строго сказал Жербунов, — нам Бабаясин говорил, что тебе сегодня жестянку выдали.
— Ах, так вы про кокаин говорите, — догадался я и полез в саквояж за банкой. — А то ведь "марафет", товарищи, слово многозначное. Может, вы эфиру хотите, как Вильям Джеймс.
— Кто такой? — спросил Барболин, беря жестянку в свою широкую и грубую ладонь.
— Английский товарищ.
Жербунов недоверчиво хмыкнул, а у Барболина на лице на миг отобразилось одно из тех чувств, которые так любили запечатлевать русские художники девятнадцатого века, создавая народные типы, — что вот есть где-то большой и загадочный мир, и столько в нем непонятного и влекущего, и не то что всерьез надеешься когда-нибудь туда попасть, а просто тянет иногда помечтать о несбыточном.
Напряжение сняло как рукой. Жербунов открыл банку, взял со скатерти нож, зачерпнул им чудовищное количество порошка и быстро размешал его в водке. То же сделал и Барболин — сначала со своим стаканом, а потом с моим.
— Вот теперь и за мировую революцию не стыдно, — сказал он.
Видимо, на моем лице отразилось сомнение, потому что Жербунов ухмыльнулся и сказал:
— Это, браток, с «Авроры» пошло, от истоков. Называется «балтийский чай».
Они подняли стаканы, залпом выпили их содержимое, и мне ничего не оставалось, кроме как последовать их примеру.
. . . Еще в Петрограде меня интересовало, каким образом на матросах держатся их тяжелые, утыканные патронами сбруи. На клетке третьего этажа, где горела одинокая лампа, я разглядел на спине Жербунова несколько крючков, которыми, наподобие бюстгальтера, были соединены пулеметные ленты. Мне сразу представилась, как Жербунов с Барболиным, собираясь на очередное убийство, словно две девушки в купальне помогают друг другу справится с этой сложной частью туалета. Это показалось мне еще одним доказательством женственной природы всех революций. Я вдруг понял некоторые из новых настроений Александра Блока; видимо, из моего горла вырвался какой-то возглас, потому что Барболин обернулся.
— А ты не хотел, дура, — сказал он, сверкнув золотым зубом.
— Виктор Пелевин. «Чапаев и пустота»
Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: «Cave furem». На эти лица ничего не надо ставить, — и безо всякого клейма все видно.
Говорят, матросы, присланные к нам из Петербурга, совсем осатанели от пьянства, от кокаина, от своеволия. Пьяные, врываются к заключенным в чрезвычайке без приказов начальства и убивают кого попало. Недавно кинулись убивать какую-то женщину с ребенком. Она молила, чтобы ее пощадили ради ребенка, но матросы крикнули: «Не беспокойся, дадим и ему маслинку!» — и застрелили и его. Для потехи выгоняют заключенных во двор и заставляют бегать, а сами стреляют, нарочно делая промахи.
— Иван Бунин. «Окаянные дни», Одесса, 1919 г.
«Балтийский» или «солдатский чай» был весьма популярен у революционной публики, солдат запасных полков, расквартированных в столице и, особенно, у передового отряда революции — матросов. Приняв дозу, эта опора советов не чувствовала боли, могла не спать сутками, а главное, быстро приходила в неописуемое состояние совершенно не контролируемой злобы, ярости, в буквальном смысле понимая «весь мир насилья мы разрушим, до основанья». Так что, напившись «чаю», матросы осатанело зверствовали — с гражданскими, отправляли «в штаб к Духонину» всех «золотопогонников», «буржуев» и просто попавших по горячую руку случайных прохожих, которые им не понравились.
В арифметике есть такое правило, — его каждый ребёнок знает, начальных классов учащийся: Ноль, как его не умножай, так и остаётся нулём… А в этом гениальном марше [Интернационал], почему-то, те кто был ничем, вдруг «станут всем».
— Игорь Тальков
|
</> |