Австрийская философия

denparamonov — 11.08.2010
Когда мы, студенты философсовского факультета, приступали к изучению австрийской философии, то испытывали "когнитивный диссонанс". После метафизики Канта, Шеллинга, гегеля, Шопенгауэра переход в сферу "высказываний", "психических актов", "оценочных суждений" и т.д. был уж слишком резок. Головокружение на этом вираже мы поначалу объясняли личностью преподавателя - Виктора Игоревича Молчанова. И только потом становилось  понятно, что:

1. Возможна немецкоязычная философия без сумрачного германского гения и всеобъясняющего Учения
2. Феноменология и позитивизм - визитная карточка Вены - единственный европейский ответ на вопрос "как можно философствовать после Маркса Гегеля".

Пожалуй, для понимания этих моментов не хватало вот такой замечателтьной работы - ""Точность и болтовня. Глоссы к парадигматическим противопоставлениям в австрийской философии" Кевина Маллигана - www.ruthenia.ru/logos/number/2002_01/03.htm

Отличная работа, пролагающая водораздел между философскими традициями 19 и 20 вв, между немцами и австрийцами.

Во времена Дунайской монархии существовала давняя, но при этом живая традиция философской критики языка, и в частности — традиция Анти-Канта и Анти-Гегеля, что описано достаточно хорошо. Уже в 1798 году в своем рапорте, адресованном “Studien-Revisions-Hofkomission”, административный советник Франц Карл Хагелин выступал против преподавания философии Канта: ”Лейбниц и Вольф не вводят новых научных понятий [...]. Кант же провоцирует читателя, не давая ему ничего основательного; он употребляет совершенно новую терминологию. Если ввести в курс философию Канта, в результате все будут заниматься предметами, не понятными никому, и перестанут понимать что-либо в предметах важнейших”

Австрийцы - замечательны в своём сарказме. Они  не только смело называли всю Великую Немецкую классику "болтовнёй", но и даже издевались над " глубокой философичностью" северо-западного соседа. Для многих венцев мыслительные конструкции - виньетки, орнамент, мешающие точности:

Уже в 1898 году австрийский архитектор Адольф Лоос определяет противопоставление точности и орнаментальности следующим образом:

“Чем ниже уровень развития народа, тем больше привержен он к орнаментальности, или к своим побрякушкам. Индейцы покрывают орнаментом практически каждый предмет, каждую лодку, каждое весло, каждую стрелу. И признавать достоинства в таких украшениях — значит низводить себя до уровня индейцев. Сидящий в нас дикарь должен быть преодолен. [...] Поиск красоты в чистой форме, не зависимой от орнамента, вот цель, к которой должно стремиться все человечество”.

Но особенно мне понра, как "мочили Шпенглера" - досталось же красавцу Заката Европы. И от кого получил тумаков? - да ото всех,  даже от Музиля:

"В 1921 г. Отто Нейрат, будущий член Венского кружка, написал своего анти-Шпенглера, в котором он концентрировался на тенденции, проявляющейся в его Закате Европы, где тот хочет “объяснить нечто темное и неясное при помощи чего-то другого, такого же темного и неясного”. В то же время выходит эссе Музиля Разум и опыт. Заметки для читателей, спасшихся от заката Европы. С Музилем австрийская традиция критики языка достигает своей кульминации. Музиль даже составляет своего рода словарь и грамматический очерк речи Шпенглера с тем, чтобы каждый мог потом самостоятельно написать что-нибудь в его манере:

“Противопоставления жизни и смерти, чувства и знания, формы и закона, символа и формулы [...] становится/стало, движение/отдых, свой/чужой, душа/мир, направление/пространство, время/метрическое время, воля/сознание, судьба/причинность [...] физиогномика/систематика: вот почти полный комплект главенствующих идей, при помощи которых Шпенглер выкраивает отрезки от общего целого, которое при этом не нарушается, с какой бы стороны он к нему ни подошел. [...] Любой может подражать его философии: ее схема предельно проста. Надо заучить сказуемые типа “является в некотором смысле”, “становится в некотором смысле”, пренебречь вторичными различиями в форме выражения, затем перекомбинировать все введенные понятия и перемешать их друг с другом, утверждая при этом, что каждый член любой пары может сочетаться с другим, поскольку все они оказываются вторичными, но при этом отмечая, что нельзя комбинировать первостепенные понятия с второстепенными. Стоит подчиниться этой схеме — и автоматически получится подобная шпенглеровской философия и, может быть, даже нечто большее. Например — жизнь... есть объект перцепции, она имеет форму, но является и символом, становясь в некотором смысле... и т. д. Шпенглер увидел бы в этом недостаток рациональности, но я иного и не хотел сказать”

В 1924 г. выходит Untergang des wissenschaftlichen Denkens. Glosses zu Spengler’s Untergang des Abendlandes (Закат научного мышления. Глоссы к “Закату Европы” Шпенглера)  последователя Брентано Оскара Крауса, в котором тот показывает, что работа представляет собой “мистическую жертву мании величия, которая претендует на то, чтобы быть последней философией Западной Европы, и как логическое завершение последней, предстает в виде спекуляции, приукрашенной научным мышлением, поскольку ей не достает самого элементарного понимания логики методики терпеливого исследования. Так язык науки начинает сам свидетельствовать о своем упадке.”

Бедные, бедные немецкие романтики.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив