at sacri vates et divum cura vocamur

quod_sciam — 14.06.2011 Катулл, как известно, похоронил воробья — и вместе с ним живую радость, пусть почти в пародии по замыслу, пусть с бесконечной самоиронией, чем любезен нам поныне, но холодом от тропы туманной пронимает всерьёз. Смерть малой птицы, в которой, как станет ясно позже принцу со сложным характером, есть особый промысел, так ли отлична от смерти тебя самого, тёплого прыгуна-болтуна? Да нет, no more than reason. Овидий кланяется Катуллу и вослед ему поёт (II, 6) кончину говорящего попугая, единственного среди птиц, кто, как поэт среди людей, был наделён даром внятной речи. Позже, когда речь пойдёт об умершем Тибулле, игра окончательно уступит место священному действу, и смерть того, кто владеет словом, заставит, пусть риторически, усомниться в богах.

Всё это хорошо излагают умницы-отличники.
А потом приходит один из тех дивных попугаев с первого курса, что схожи с великими певцами, и произносит столь совершенное медиумическое, что я на месте многих нынче пишущих пошла бы да переквалифицировалась в менеджеры:

Попугай имеет голос
и поэт имеет голос
и, словно попугай,
внезапно умирает

И добавить к этому мне нечего, умолкаю в благоговении.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив