Ашберг Улоф. Мемуары предпринимателя 02

jlm_taurus — 01.12.2023 Мировая война началась 1 августа 1914 года. Почувствовалась она и в «Новом банке». Тысячи иностранцев, возвращаясь домой из Германии, Англии, Франции, Бельгии, Голландии и т.д. в Россию, Финляндию, Прибалтийские провинции и наоборот, являлись в банк, чтобы обменять деньги, продать чеки «Америкен экспресс» или получить деньги по аккредитивам. Помочь всем этим людям было нелегко: не хватало персонала. Но мы делали всё, чтобы оказать им необходимые услуги. Многие деловые люди оставались в Швеции, так как в нейтральной стране можно совершать сделки с обеими воюющими сторонами. В Стокгольме развили активную деятельность люди, у которых прежде были крупные дела в России и Прибалтике. Они становились клиентами банка. Его иностранный отдел постоянно расширялся.

Я часто бывал за границей, особенно в России, и видел, какие широкие возможности может предоставить эта страна нашей торговле и промышленности. Ещё до войны у меня появились там надёжные связи, теперь они могли мне пригодиться.

Очень важную роль во время войны играла русская пограничная станция Белоостров, примерно в часе езды от Петрограда. Здесь производился тщательный досмотр любого багажа и личный обыск. Внимательно изучались паспорта и другие бумаги выезжающих и въезжающих. Чтобы успешно вести дела в царской России, нужно было иметь хорошие связи с пограничными властями.

Говоря о взятках и подкупах в старой России, не следует забывать, что жалованье тамошних чиновников было таким низким, что его едва хватало на жизнь. Поэтому они использовали своё служебное положение для оказания платных услуг. Взятки, разумеется, были запрещены, но их брали везде, и на это смотрели сквозь пальцы. Система взяток была очень сложной. Чтобы её постичь, необходимо было знать, как, где и сколько следует дать нужному человеку. Случалось, что интересы чиновников сталкивались, тогда они объединялись, чтобы не провалить дело и удовлетворить запросы всех участников. Это привело к тому, что у верхушки появились свои платные агенты, мужчины и женщины из среды служащих, следившие за подобными сделками. Таким образом, царская Россия стала самой свободной из всех свободных стран для тех, у кого были деньги и нужные связи.

Благодаря русским друзьям у меня появились прекрасные связи на пограничной станции, и я без затруднений мог пересылать свои бумаги в Россию и из неё. Один высокий пограничный чин в пылу особой ко мне расположенности заявил, что моментально арестует каждого, кого мне захочется задержать. Однажды я забыл свой паспорт в Швеции, что, однако, не помешало мне пересечь русскую границу.

Раньше российские банки работали в основном совместно с немецкими, во время войны это сотрудничество прервалось. У России не было прямых связей с банками Соединённых Штатов, сделки осуществлялись через петроградскую контору «Лионского кредита».

«Новый банк» осуществлял операции с ассигнациями, особенно с русскими. Мы скупали русские рубли и продавали их в странах, граничащих с Россией. Разница между покупкой и продажей была значительной и давала большую прибыль.

Некогда преуспевавший банкир Чюльбергер за год до войны понёс потери вследствие падения курса на фондовой бирже. Теперь ему поручили несколько дел в России, и он предложил мне сотрудничать с ним. Мы организовали «Шведско-Русско-Азиатскую компанию», которая стала сотрудничать в Петрограде с «Русско-Азиатским банком».

В это же время в Соединённых Штатах мы основали ещё одно акционерное общество: «Джон Макгрегор Грант Инк» в Нью-Йорке Грант прежде был директором в «Америкен экспресс компани». Во время одного из своих посещений Нью-Йорка я договорился с ним основать акционерное общество для ведения дел в Швеции и России. Кроме того, мы стали представителями одной крупной российской страховой компании в Америке и получили крупные заказы на приобретение товаров и машин для России. Акционерное общество процветало, прибыль составляла сотни тысяч долларов. Но дивидендов не было. Грант был шотландцем, он считал, что деньги должны оседать и ни один доллар не должен уходить на дивиденды. Когда в 1917 году в России разразилась революция, мы потеряли всё.

В Петрограде у меня состоялась беседа с министром иностранных дел Сазоновым, мы рассмотрели с ним мои предложения о налаживании экономических связей между Россией и Соединёнными Штатами.

Разговор коснулся обстановки в Швеции, её будущего. Я высказал предположение, что в Швеции скоро будет сильное демократическое правление и Яльмар Брантинг станет играть большую роль в нашем будущем. Сазонов с его старорежимным образом мышления совершенно не верил в успех социал-демократов ни в нашей стране, ни в Европе в целом. Не ощущал он тогда и изменения политической обстановки, которая через короткое время привела к перевороту в его стране и уничтожила класс, представителем которого он являлся.

Русские хотели завязать прямые связи с кредитными учреждениями в Соединённых Штатах. Министерство финансов направило туда своего представителя, чтобы получить государственный заём. Переговоры не дали результатов. Тогда министр финансов России Барк поручил мне договориться о предоставлении займа для России. С этим поручением я и направился в 1915 году в Нью-Йорк.

Американскими финансами в те годы владели две конкурирующие группы. Одна из них, «Кун, Леб и К°», представляла крупный еврейский капитал, но более мощной была «Группа Моргана». Сначала я обратился к представителям первой группы. В беседе с одним из совладельцев фирмы я постарался выяснить, как он отнесётся к возможности предоставления России займа. Он ответил, что его компаньон и тесть Яков Шифф, благотворительная деятельность которого широко известна, не согласится на предоставлении России займа до тех пор, пока евреи в этой стране будут жестоко угнетаться и подвергаться погромам (он напомнил при этом о преступлениях в Кишинёве) и будут лишены возможности жить в крупных городах. Тогда я обратился к «Гаранта траст компани», входившей в группу Моргана, имевшей акционерный капитал в 5 млн. долларов и такой же резервный фонд.

Было решено, что вместе со мной в Россию отправится представитель «Гаранта траст компани», который на месте изучит обстановку и представит отчёт. Это был Грэйсон М.П. Мэрфи, бывший офицер, представительный и красивый мужчина, со смехом признавшийся мне, что его только что избрали в правление банка, хотя он и понятия не имеет, что такое вексель.

На борту парохода, везшего нас в Европу, мы говорили о России и займах. Мэрфи считал, что надо заставить русских в качестве залога выдать золото. Я сказал, что не очень доверяю золоту, что война в мире перевернёт наши представления, будто бы только золото приносит счастье и власть. Мэрфи пришёл в ужас от таких речей, он решил, что перед ним человек с опасными идеями, и готов был повернуть домой. Я понял: умнее будет больше не касаться этой темы, ведь золото, как известно, для американских капиталистов – сам господь Бог и подрывать их веру кощунственно.

Я по телеграфу пригласил в отель «Ройаль» русского посла Неклюдова, членов русского посольства и других важных лиц на обед в честь г-на Мэрфи. Обед прошёл в праздничной обстановке. Хорошие вина и великолепный коньяк привели Мэрфи в отличное настроение, Стокгольм показался ему замечательным городом.

Через Хапаранду мы приехали в Петроград. Там у нас состоялось несколько встреч с директорами «Русско-Азиатского банка». Они показали всё, что могло нас заинтересовать. Мы побывали на фабриках и заводах, в учреждениях, на электростанциях, в больницах, переполненных ранеными, в театрах, музеях и т.д. Жизнь в Петрограде била ключом. Театры и рестораны процветали. В битком набитых ночных кафе играли цыганские оркестры. Шампанское лилось рекой, столы ломились от необыкновенных яств. Сказочно красивыми были туалеты дам и украшавшие их драгоценности. На спекуляциях военными поставками сколачивались миллионные состояния, и щедрые от природы русские сорили направо и налево легко добытыми деньгами. Светские дамы ходили в скромных платьях сестёр милосердия, от чего красота этих женщин становилась особенно заметной. Их можно было видеть повсюду, где билось сердце высшего общества.

Из Петрограда мы отправились в Москву, здесь всё повторилось. Устроенный нам пышный приём носил некоторый налёт официальности. Сильное впечатление на Мэрфи произвели некоторые промышленники и купцы, с которыми мы познакомились. Один из них, сибиряк по фамилии Второв, ворочал такими крупными делами, что привёл бы в изумление даже предприимчивых американцев.

Мэрфи был очень доволен тем, что смог увидеть и узнать. Он оказался наблюдательным человеком, его отчёты были очень содержательными и деловыми. Сам он тоже произвёл на русских сильное впечатление, им нравились его манеры и лёгкий характер.

...мы стали хорошими друзьями, но я никогда не заговаривал с ним о золоте. В связи с нашим возвращением президент «Гаранта траст компани» г-н Чарльз Сэбин устроил обед в «Метрополитен клаб», на котором присутствовал весь директорат. Меня попросили рассказать об обстановке в России и дать оценку возможному торговому обмену с этой страной. Моё сообщение прерывалось аплодисментами. Между прочим, их вызвали следующие слова: «Нас огорчает, что в Америку хлынуло золото. В обмен мы должны требовать товары». Я взглянул на Мэрфи и спросил, помнит ли он наш спор на борту парохода. В ответ он только расхохотался

После сообщения и отчёта Мэрфи в «Гаранти траст компани» было принято решение предоставить российскому государству заём на 200 млн. долларов. Это произошло ещё до вступления Соединённых Штатов в войну. Для составления контракта банк направил в Россию в качестве полномочного представителя одного из своих юристов, г-на Рольфа Мэрша Ему было около 45 лет, он являлся другом г-на Сэбина и пользовался у него особым доверием. Я предварительно обсудил технические вопросы этой сделки с руководителем международного отдела компании г-ном Максом Мэйем. Американец Мэй был немцем по происхождению и знатоком своего дела. И вот мы вновь направились в Россию, как и три месяца назад. Г-н Мэрш был более серьёзным человеком, чем Мэрфи, и не употреблял спиртного. Но он любил танцевать.

По прибытии в Петербург мы попросили аудиенции у министра финансов. Мэрш был очень доволен оказанным ему приёмом и телеграфировал в «Гаранти траст» и своей жене, что всё идёт хорошо и он скоро будет дома. Дни шли за днями, а результатов не было. Постоянно говорилось: «Завтра всё выяснится». Проходили недели, результатов не было. Никто не знал, от чего всё зависит. Русские хотели получить заём, теперь им его предлагали, а они его не принимали. Недели переходили в месяцы. Мэрш стал нервничать. Неопределённость и ожидания могли вывести из себя кого угодно. Он каждый день писал письма и посылал телеграммы своей жене. За это время я несколько раз побывал в Стокгольме по делам «Нового банка», а Мэрш всё ходил и чего-то ждал, дела его были плохи.

Он пустился в весёлую жизнь и, что хуже всего, начал пить. Через 8 месяцев русские согласились подписать заём на 50 млн. долларов сроком на 3 года с рентой в 6 1/2%. Заём предоставлялся консорциумом, в который входили «Гаранта траст компани», «Нэйшнл сити бэнк» «Дж.П. Морган», «Киддер Пибоди и К°» и «Ли, Хиггинсон». Это был первый заём, полученный Россией от Америки. Несмотря на то что заём был не столь велик, как я ожидал (и всё из-за нерешительности русских), мне лично он принёс успех. Яльмар Брантинг писал в газете «Сосиаль-Демократен»: «Благодаря российскому займу Улоф Ашберг стал признанным финансистом мира». В это же время я организовал в Соединённых Штатах заём для покупки товаров «Русско-Азиатскому банку».

Я с головой ушёл в свои дела и постоянно был в разъездах, в 1915 году я провёл в поездах и на пароходах 245 дней, семейная жизнь разрушалась. Жена этого не выдержала и потребовала развода.

В «Русско-Азиатском банке» я впервые встретился с руководителем крупной фирмы «Сименс» в России Леонидом Красиным, и скоро мы стали друзьями. Первые десять лет советской власти он играл в ней важную роль.

В Стокгольме я часто встречался с послом Неклюдовым, он свёл меня с видными русскими деятелями. У него я познакомился с Протопоповым, когда тот через Стокгольм возвращался в Петроград из-за границы. Он был товарищем председателя Государственной думы и последним при царском режиме министром внутренних дел. Моя встреча с Протопоповым породила слухи, будто бы я посредничал при передаче мирных предложений между немцами и царским правительством. Эти слухи безосновательны. В наших беседах затрагивалась в основном проблема экономических связей с Соединёнными Штатами.

Нашим послом в Петрограде был генерал Брэндстрем. Это был человек старой военной закалки, поклонник Германии и германского милитаризма. В своё время он был председателем муниципалитета города Линчёпинга. Как представитель шведских властей, он сумел поставить себя так, что снискал глубокое уважение всех членов дипломатического корпуса. Он не любил Россию и презирал коррумпированную российскую власть. Не одобрил он и русскую революцию, так как считал её руководителей бунтовщиками и авантюристами. Ему и в голову не могло прийти, что через четверть века именно эта люди спасут не только Россию, но и всю человеческую культуру от гибели. Я всегда держал генерала Брэндстрема в курсе всех моих дел в России, моих переговоров с царским правительством. Он проявлял к этому большой интерес, был внимателен ко мне и доброжелательным.

Его дочь Эльса стала во время войны сестрой милосердия, военнопленные в Сибири, где она работала, называли её «сибирским ангелом». Как и её отец, она преклонялась перед немцами. После смерти отца в 1921 году она вышла замуж за немца-профессора, который был социал-демократом. Ему пришлось покинуть Германию, когда к власти пришёл Гитлер. Он поселился в Америке и стал профессором Кембриджского университета. Эльса Брэндстрем, отдавшая всю свою душу Германии, с таким трудом собиравшая средства для бедствующих немецких солдат, одной из первых испила горькую чашу и увидела крушение своих иллюзий.

Генерал Брэндстрем был таким же известным человеком в военных кругах и в среде высших чиновников, как Херман Линдквист в среде шведских рабочих. Оба они были уверены, что в Первую мировую войну Германия отстаивала справедливое дело. Шведы, как заколдованные, преклонялись перед основательностью, точностью, дисциплиной и организованностью немцев. На 90% общественное мнение Швеции было на стороне Германии.

В последний период существования царского строя в России много говорилось об одном человеке. Фамилия его была Ярошинский. Высокий представительный господин, он обладал хорошими манерами. Ему принадлежал сахарный заводе Киеве. Но этого ему было мало. Переехав в Петроград, он через Распутина завязал связи с могущественными представителями аристократии и эти связи использовал для осуществления своих операций. Хорошо зная ситуацию в стране, он решил овладеть сердцем её экономического организма – взять под свой контроль банки.

В то время я часто встречался с руководителями петроградских банков, при упоминании его имени они только с презрением пожимали плечами. Но в скором времени попали в угрожающее положение. Чтобы взять под контроль один из банков, Ярошинский на занятые деньги приобрёл достаточное количество акций этого банка. Когда этот банк оказался в его руках, он скупил акции другого банка и т.д. Вскоре он, жонглируя средствами различных банков, мог осуществлять любые экономические сделки внутри России.

Впервые я встретился с Ярошинским, когда выступал в качестве посредника при переговорах о займе для России в Америке. Он пригласил меня в свой роскошный дворец и рассказал о своих планах использования русских природных богатств. «Но для этого мне необходим заём не менее 100 миллионов долларов». В этом человеке было что-то привлекательное. Я думаю, что американцы его ценили бы. Но произошла революция, и его карточный домик рухнул.

События 1917 года Война никогда не была популярна в России, а в начале 1917 года обстановка в стране осложнилась до крайности. Ранней весной 1917 года Николай II был вынужден отказаться от престола, было образовано Временное правительство. В июле во главе его встал Керенский.

Яльмар Брантинг и Вернер Рюден отправились Петроград. Им была оказана сердечная встреча, так как у Брантинга в новом правительстве оказалось много друзей. По возвращении он дал мне рекомендательное письмо к своим русским друзьям, и я тоже отправился в Петроград, чтобы в интересах «Нового банка» завязать связи с новым финансовым руководством.

Я побывал в редакции «Правды» – газеты большевиков. Её главным редактором был Каменев. Мне необходимо было поговорить с ним лично, хотя мы не были с ним знакомы. В приёмной было полно народу. Дежурный отнёс мою визитную карточку Каменеву, вернулся и спросил, по какому вопросу я обращаюсь, Каменев, дескать, очень занят. Я попросил дежурного передать Каменеву привет от редактора Хёглунда из Стокгольма. Это подействовало как «сезам». Меня впустили в кабинет, разговор о положении в стране был долгий и интересный.

Среди тех, с кем я встречался в то время, была Александра Коллонтай, на съездах и собраниях в Петрограде она обычно переводила на русский язык выступления членов скандинавских делегаций. Впервые я увидел её на обеде, который давал в честь своих друзей. Дело происходило в фешенебельном ресторане «Медведь», славившемся своими изысканными блюдами, великолепным запасом тонких вин и цыганской музыкой. Мадам Коллонтай была приглашена на обед, её сопровождал французский адвокат Жак Садуль, облачённый во французскую военную форму. За несколько недель да этого я встретился с ним у парадного дома № 3 по Норртульсгатан, он обратился ко мне на французском языке с вопросом, в какой квартире живёт Яльмар Брантинг. Теперь он был гостем.

Одним из первых мероприятий правительства Керенского был выпуск «займа свободы», предполагалось провести его не только в России, но и за её пределами. Вернувшись в Швецию, я предложил «Новому банку» принять участие в подписке, правление моё предложение одобрило, и мы подписались на 2 млн. рублей, курс рубля и кроны был тогда 1:10. Брантинг телеграфировал Керенскому о нашем решении.

В апреле 1917 года, возвращаясь в Россию из десятилетней эмиграции, в Стокгольм с группой русских революционеров прибыл Ленин. Его встретила депутация партии левых социалистов, в неё входили бургомистр Линдхаген, член риксдага Фредрик Стрём, редактор Туре Нерман. Член риксдага Хёглунд, руководитель партии левых социалистов, был приговорён верховным судом к году тюремного заключения за официальное заявление, что всеобщая забастовка является необходимым средством в борьбе против войны. Ленин и Стрём направили Хёглунду в тюрьму на Лангхольмене приветственную телеграмму.

В 1917 году была сделана попытка на этот раз в Стокгольме объединить распавшийся Интернационал.

В одну из комиссий запланированной конференции меня пригласили в качестве экономического консультанта. Поэтому я познакомился со многими делегатами, которые прибыли в Стокгольм, чтобы подготовить конференцию. Она должна была открыться 15 августа 1917 г. Многие делегаты посещали меня как главу «Нового банка». Они проявили большой интерес к идее создания в своих странах подобных банков для рабочих. Особый интерес к делу проявил директор страхового общества в Амстердаме г-н Троельстра. Он просил меня помочь организовать банк для рабочих в Голландии. Однажды ко мне пришли Эберт и Шсйдеманн. «Вы только что объявили о подписке на русский мирный заём. А не может ли “Новый банк” осуществить подписку на немецкий заём?» – спросил меня Шейдеманн. «С большим удовольствием, – ответил я, – когда Германия выпустит свой “заём свободы”».

Объявленная конференция так и не состоялась, так как правительство стран Антанты отказалось выдать заграничные паспорта делегатам.

Георг Брантинг и я разработали проект резолюции конференции, обсудили его со многими влиятельными делегатами, но он не понадобился.

Проект резолюции: Мы не должны повторять пройденный путь, приведший к вооружению, миллитаризации и мировой войне. Твёрдо заявляем: к этому мы не вернёмся.Должно возникнуть нечто новое, новый мировой порядок. Этот новый порядок должен быть связан с существовавшей до кризиса организацией общества и стать новой исторической ступенью его естественного развития.

В общих интересах следует создать единый орган управления. Нам необходимо единое мировое руководство, но мы потребуем от него отчётности и соблюдения права на самоопределение и свободу, поэтому управление должно быть демократическим.

Нам необходим, следовательно, мировой парламент, который, уважая внутреннее самоуправление каждого народа, возьмёт на себя решение вопросов, представляющих наши общие интересы. Мы испытываем в этом настоятельную потребность: всем людям незамедлительно нужны мир, свобода, порядок, безопасность. Пришло время, когда человек должен стать счастливым.

Интернациональная социалистическая конференция обязана объявить себя временным мировым парламентом. На это её молча уполномочили все народы. Они молча ждут и надеются.

Конференция провозглашает свой суверенитет и объявляет основные направления своей политики. Они таковы:
1. Самоуправление всех народов во внутренних делах. Под самоуправлением подразумевается, что народ правит сам, а не им управляет незначительное меньшинство. Общим интересом становится полная победа демократии.
2. Перемирие. Всеобщее и полное разоружение.
3. Материальное возрождение: увеличение производства, его регулирование с учётом потребления. Для этих целей необходимо будет создание международного финансового учреждения, подчинённого мировому парламенту. Золото национальных государственных банков, которое никого не кормит и не одевает, потеряет признание, вступят в силу кредиты и действительные ценности. Это международное финансовое учреждение предоставит необходимые кредиты для восстановления разорённых стран.
В связи с тем, что финансовые средства будут сосредоточены в руках парламента, станут излишними строгие средства принуждения и так называемая международная полиция.
4. Введение единой международной системы законов, денег, мер и весов.

Существующие ныне государства должны подчиниться такому парламенту и признать его суверенитет. Сопротивление окажут только консерваторы, в этой ситуации их следует считать врагами народа и счастья человечества. Буржуазные правительства потеряли свой авторитет. Правительства, не признавшие суверенитет общенародного представительства, это анархисты и противники необходимого порядка. Революция сметёт их со своего пути.

Около 10 ноября я снова отправился в Петроград. Война, революция и сложившаяся в связи с этим обстановка привели к обвалу экономической жизни, теперь мне следовало строго защищать интересы «Нового банка». У меня были встречи и длительные беседы с друзьями из русских банков, совершенно выбитыми из колеи событиями последних дней и декретом большевиков, в соответствии с которым во все банки были присланы контролёры, тщательно следившие за всем, что происходит в банках. Буржуазия была в панике, и все, кто только мог, бежали из страны. Ведущие банковские служащие не проявили гибкости в создавшихся условиях, наступил паралич всякой деятельности. Я серьёзно советовал им помочь новому правительству снова запустить экономический механизм, но никто не желал меня слушать. Моё мнение разделял только один человек – Леонид Красин, глава фирмы «Сименс» в Петрограде, член правления «Русско-Азиатского банка». Преднамеренный саботаж был направлен на свержение большевистского правительства.

Во время частых бесед с большевиками – руководителями, многих из которых я знал, у меня крепла уверенность, что эти люди спасут Россию. Их честная и бескорыстная революционная деятельность дала плоды, они были полны решимости воплотить в жизнь свою программу. Старая Россия прекратила своё существование. Их энтузиазм и вера в будущее передались и мне, я почувствовал себя обязанным помогать им.

Вернувшись в Швецию, я попал в напряжённую обстановку. Из уст в уста передавались обросшие страшными подробностями рассказы бежавших из России, пресса была переполнена такими описаниями революционных событий, что просто волосы становились дыбом.

Партия левых социалистов решила провести в Цирке собрание, на котором предлагалось выступить представителям различных течений. Пригласили и меня. Я пообещал рассказать о своих впечатлениях от поездки в Россию, откуда вернулся всего неделю назад. Как только стало известно о моём предстоящем выступлении, я получил серьёзные предостережения со стороны своих друзей. Вернер Рюден настойчиво отговаривал меня от этого шага. Он сообщил, что меня предполагают назначить на важный пост в стране, но после выступления это будет исключено. В действительности всё закончилось ещё более печально. Собрание состоялось не в Цирке, как предполагалось, а на территории Хорнсбергс Хаге, куда его перенесли. Одно это название вызывало раздражение в буржуазных кругах, так как именно в этом месте проводились всякие демонстрации и произносились хулительные речи. Дурной славой пользовалась эта «лужайка».

Там я произнёс следующую речь: «Прежде всего благодарю устроителей за приглашение на это собрание. Я понимаю, что здесь хотят услышать рассказ о событиях в России. Я постараюсь кратко и честно рассказать обо всем и поделиться своим мнением о том, какую позицию должны занять прогрессивно настроенные представители буржуазии по отношению к революции. События в России, подчас жестокие, нельзя оценивать только как частность. Чтобы представить себе объективную картину, нужно взглянуть на русскую революцию как на составную часть всеобщей мировой катастрофы.

Понять причины русской революции нетрудно. До войны капиталистический строй основывался на нерегулируемом производстве, что привело к безудержной конкуренции в области производства и распределения. И вместо благоденствия, которое могло бы наступить в результате регулируемого производства, пришла жёсткая нищета. Уровень жизни рабочих постоянно снижается, вместо того чтобы подниматься вместе с развитием производства. Механизация и новые изобретения, которые должны поднимать благосостояние всего общества, наоборот, создают предпосылки к резкому обострению противоречий между богатыми и бедными. Появляются безработные, занятые рабочие получают крайне низкую заработную плату. В руках немногих скапливается невероятное богатство, богатые становятся богаче, бедные – беднее.

Но конкуренция существует не только между отдельными предприятиями внутри каждой страны, но и между отдельными странами.

Чтобы обезопасить свою торговлю, страны начинают вооружаться. Не для того, чтобы воевать, а, как утверждается, для того, чтобы сохранить мир. Чем больше вооружений, тем надёжнее гарантия сохранения мира. И вот встала одна страна против другой. Война началась из-за экономических проблем. Разрешается спор, какая группировка будет господствовать в мировой торговле. Народы этих стран не заинтересованы в этой войне. Их враги находятся внутри страны, а не за её пределами. Люди хотят улучшить своё социальное положение, добиться повышения зарплаты, улучшения жилищных условий, признания их человеческого достоинства. Но для достижения этих целей необходимо объединиться, чтобы заставить власти своей страны осуществить реформы.

Сначала поговаривали о том, что будет война между Германией и Англией, но никто не верил, что это вообще возможно. Потом говорили, что социалисты, представители интернациональной партии, не станут её поддерживать, оказалось, что это не так. Война продолжается уже четыре года, и совершенно невозможно описать страдания, которые она принесла людям. Все попытки заключить мир или хотя бы собрать мирную конференцию проваливаются. Сегодня ещё не видно конца войны, и, если ничего не изменится, весь мир в скором времени будет превращён в кладбище.

Сейчас разразилась катастрофа в России, так как общество этой страны оказалось наиболее больным. Мы знаем о всех прежних революционных переворотах, и теперь знаем о том, что произошло в 1917 году. Предыдущие революционные события не воздействовали в достаточной степени на войну, не вели к её окончанию, поэтому они не могли удовлетворить народ, страдающий от войны и жаждущий мира. Произошла новая революция, но она не ограничится пределами России. Русские утверждают: “Социальная революция – это не внутренняя проблема, она затрагивает весь мир. Революция будет распространяться, коснётся всех народов и каждого, кто хочет мира. Старый строй обанкротился, мы должны создать новый, но для этого необходимо покончить со старым режимом”.

Мы знаем о событиях в России. Революция идёт всё шире, Гражданская война продолжается. В эти события вовлечена и Финляндия, идёт сражение во всём мире. Мне кажется, что весь мир скоро будет охвачен пожаром. Вряд ли в такой ситуации этот пожар минует нашу страну.

Как в этих условиях нам следует вести себя? Мы должны признать, что капиталистический строй экономически и морально потерпел крах. Весь мир сейчас похож на имущество, которое вот-вот пойдёт с молотка. А воюющие стороны напоминают игроков, которые в азарте повышают ставки и затем всё теряют. Здесь и там ощущается приближение голода, и не надо быть провидцем, чтобы понять – надвигается катастрофа. Но кто же претендует на мировое имущество, кто в первую очередь имеет на него право? Это тс, с кем жестоко обращались, – народы разных стран, им тоже принадлежит это имущество. Перед ними мы должны отчитаться, куда пошли их деньги, ответить за плохое ведение хозяйства и помочь во всём разобраться.

Российская буржуазия не стала делать это, в стране наступила неразбериха. Безжалостно эксплуатируемые русские рабочие и крестьяне не допускались к управлению страной. Теперь они восстали. Перед подобным фактом просвещённая буржуазия в нашей стране или в Германии, например, попыталась бы направить революцию в более широкое русло, в России этого не произошло. Там буржуазия и высший класс отвернулись от неё, и это было страшной ошибкой. Радикальная интеллигенция побоялась влиться в революционный поток, чтобы, используя свой опыт и знания, придать ему правильное направление. В связи с этим возникли непреодолимые противоречия между теми, кто в действительности хотел бы прийти к одной и той же цели.

В прессе революционные вожди представлены как орда головорезов и грабителей. Во имя справедливости это следует опровергнуть. Правда, что совершаются убийства, ограбления. Виновны в этом солдаты. Это объяснимо: люди в течение четырех лет готовились убивать и убивали, чем больше, тем лучше. Ответственность за это лежит на старом режиме. Но каждое такое преступление строго карается. С революцией шутки плохи. Сейчас туго тем, кому раньше было хорошо, кто потерял своё прежнее положение. И если подумать хорошенько, это ничто по сравнению с теми страданиями, которые испытывают миллионы людей во время войны.

Как мы должны относиться теперь к России? Я считаю, что на пользу обеим странам сейчас пойдёт возобновление торговых связей, и при этом хочу добавить, что правительство России согласится на это, а мы получим сырьё, необходимое нашей стране. Хотелось бы надеяться, что наше правительство достаточно дальновидно и справится с серьёзными проблемами. Мы не должны соглашаться с рассуждениями о необходимости подождать до более спокойных времён. Они могут наступить в России и во всём мире не скоро. А мы должны жить дальше и приспосабливаться к обстоятельствам.

Я надеюсь, что после всемирного переворота не будет установлено господство какого-либо класса над другим, что все классы общими усилиями добьются процветания человеческого общества. Господство рабочего класса также несправедливо, как и господство свергнутого ныне класса. В период обновления классы должны объединить свои усилия, а не сопротивляться ему. Новый строй должен позволить союзу народов создать общее мировое хозяйство, в котором природные богатства и гений человечества станут основой благоденствия всех стран и народов. Рост производства тогда будет приводить не к кризису, а к повышению материального и духовного богатства.

Я выражаю благодарность за предоставленную мне возможность высказаться и заканчиваю своё выступление с надеждой, что в эти тяжёлые времена в Швеции будет проявлено глубокое понимание происходящего».

В речи не было ничего подстрекательского – ещё до выступления я показал её Я. Брантингу. Он не высказал никаких возражений, но не советовал мне выступать в этом пользующемся дурной славой месте. Он был прав: моё выступление в Хорнсбергс Хаге привело в шок буржуазию и было воспринято как подстрекательство. На меня немедленно посыпался град писем и телефонных звонков. На улице от меня демонстративно отворачивались мои знакомые. Меня считали предателем, утончённым честолюбцем, а то и просто ненормальным. Я впал в уныние от постоянных обвинений и нападок, которые делались в открытую и исподтишка.

Особенно тяжело было, когда удары наносились со стороны симпатичных мне людей, но я никогда не пожалел о том, что поступил именно так. Я понимал, что, имея такое высокое положение в обществе, я поступил глупо. Но я так сблизился с русскими революционерами и понял, что их поступки честны и стремление к осуществлению мирового переворота непоколебимо. Эти люди ради идеи принесли в жертву свои жизни. Они годами сидели в тюрьмах, их ссылали в Сибирь, другие провели большую часть своей жизни в изгнании за границей. Они уходили из дома, оставляли свои семьи, чтобы бороться за освобождение обнищавшего и угнетённого русского народа. Всё увиденное в России настолько меня захватило, что я отбросил все предрассудки и условности, чтобы остаться человеком.

«Новый банк» попал в чёрный список Антанты, это было самым печальным последствием моего выступления. У банка были крупные активы в Англии и Америке, они были блокированы. Потребовали, чтобы я покинул банк и продал свои акции. В дело вмешался Брантинг, ему удалось расположить ко мне представителей Антанты, находившихся в Стокгольме, но это не помогло. В это же время банк и я попали в «чёрный список» центральных держав.

Я вынужден был сдаться. Весной 1918 года я покинул банк и продал свои акции. В этот период положение банка было прочным, акции котировались по 150 крон. У обоих Народных домов (Северного и Южного) вместе было 1100 акций, которые я предложил продать, но они не согласились на это. Вместо меня назначили Харальда Тролле из «Шведского торгового банка». Когда-то он был вице-консулом Швеции в Петрограде.

Банк под руководством Тролле просуществовал несколько лет, рабочее движение вокруг него прекратилось. Судовладелец капитан Ингмансон, член первой палаты риксдага, главный держатель акций банка, продал в конце концов свои акции, и тогда правление решило продать банк «Седерманландскому частному банку».

Так был уничтожен «Новый банк», этот важный фактор в борьбе за улучшение положения рабочего класса. Херман Линдквист очень тяжело расставался с банком. Здесь в сложнейших условиях он проработал пять лет со дня его основания, ведя борьбу с противниками банка. Когда начались интриги против меня и меня принудили к отставке, он из чувств солидарности со мной оставил свою должность.

Сохранено