А.П.Чехов. В Мелихово
dedushkin1 — 29.01.2010Хочу предложить вашему вниманию воспоминания брата Антона Павловича Александра Чехова (А.Седого).
Поскольку у меня что-то со сканером - на фотографии его хватило, а потом он замолк, то пришлось печатать вручную.
Отрывки из его воспоминаний.
Выбрал наиболее занятный момент. И хотя в жж, как правило, "многобукв - ниасилил", рекомендую прочитать. Интересные записки.
Фотографии под катом тоже есть.
Домъ въ Мелихов?. На ступенькахъ сидитъ отецъ Антона Павловича, Павелъ Егоровичъ.
<…> К самому обеду, когда почти уже садились за стол, подъехало из Москвы двое неинтересных и скучных гостей. Когда о них доложила босоногая девица-горничная, Антон Павлович сделал недовольную гримасу, а мать жалующимся голосом проговорила:
- Господи Боже мой! А у меня, как нарочно, ничего лишнего к обеду не приготовлено… Чем я их кормить буду? И чего их сюда носит, прости Господи! Нигде от этих гостей покоя не найдёшь… Анюта, неси ещё два прибора.
Флигель для ночёвки гостей, построенный Антономъ Павловичемъ въ саду.
Гости вошли развязано и сразу заговорили таким тоном, как будто сделали брату огромное одолжение тем, что приехали. За обедом пили много водки, ели с аппетитом и рассказывали самые неинтересные вещи. Брат был с ними любезен и не показывал вида, что они ему неприятны. Вставая из-за стола, оба гостя в один голос заявили:
- Как хотите, Антон Павлович, а мы у вас переночуем. Мы приехали к вам отдохнуть… Не прогоните?
Брат ответил так, как обыкновенно отвечают в таких случаях, т.е. пробормотал что-то невнятное, ушёл в свою маленькую спаленку и заперся там на ключ, что он всегда делал после обеда, а приезжие пошли в сад курить и наслаждаться природой, предварительно спросив отца:
- Сено у вас есть где-нибудь, Павел Егорович? В деревне, знаете ли, приятно поваляться на свежем сене… Что? Сенокос ещё не наступил? Жалко, очень жалко…
- Мать Пресвятая Богородица! – взмолилась мать: - на чём и где я их спать положу? Ведь не спросят же, есть ли подушки и одеяла, а прямо говорят, что останутся ночевать… И хоть бы друзья какие-нибудь или близкие, а то я знаю наверное, что Антоше они не нравятся… По глазам его вижу…
- Таких гостей – за хвост, да палкою, - проговорил недовольным тоном отец наш.
<…> К вечеру в тот день <…> судьба принесла ещё гостью – добрую знакомую сестры и Антона. Ей были очень рады, но для матери опять поднялся горестный вопрос:
- Где я её положу? Где я возьму подушку и одеяло?...
<…> Ужин в присутствии гостьи и двух гостей прошёл очень весело, несмотря на то, что оба москвича говорили одне только неинтересныя банальности и усердно налегали на водку и на свежий редис прямо с грядки. Гостья и сестра весело и остроумно щебетали, и отец изредка вставлял своё словцо. Сели за стол, по обыкновению, в восемь часов и кончили есть в девять. Брат из вежливости протянул с гостями до десяти и, распрощавшись, ушёл к себе спать. Долее этого времени в Мелихове он очень редко засиживался. Гостью сестра увела к себе, а гостям-мужчинам были постланы постели в зале.
- Как вы рано ложитесь, - недовольным голосом проговорили москвичи. – Мы привыкли отходить ко сну не ранее двух-трёх часов ночи. Куда мы теперь время денем?
- У нас, в деревне, рано ложатся, - ответила мать.
- Велите, по крайней мере, Евгения Яковлевна, подать нам бутылочки две краснаго вина. Авось за вином как-нибудь скуку ночи скоротаем…
В вине им было отказано, потому что его и в самом деле не было дома. Москвичи с неудовольствием пожали плечами, как будто бы хотели сказать: «Попали же мы в берлогу! А ещё называется писателем!» - и ушли. Не знаю, хорошо ли им спалось, но мать не сомкнула глаз почти всю ночь. Прислушиваясь к говору полунощников, она ворочалась с боку на бок и в страхе шептала:
- Не наделали бы они там, не дай Господи, пожара… Что с них возьмёшь?
Работа въ саду у дуба "Маврiйскаго". На переднемъ план? стоитъ Антонъ Павловичъ.
<…> Москвичи проспали до одиннадцати и вышли в столовую заспанные, надутые и недовольные. Стол уже был накрыт к обеду, и мать по своему обыкновению тревожно поглядывала на часы. От чая гости отказались и изъявили желание в ожидание фундаментальной еды, прямо приступить к водке «начерно». Вышел брат, как и всегда, приветливый, но за обедом ему пришлось выслушать несколько колкостей в иносказательной и замаскированной форме. Москвичи, налегая на очищенную, завели речь о каком-то знакомом интеллигенте, который забился в медвежий угол, одичал, оброс волосами и настолько раззнакомился с цивилизацией, что забыл даже о существовании краснаго вина… После обеда они потребовали лошадей. Брат распорядился, чтобы работник Роман отвёз их на станцию, - и они уехали, простившись очень сухо.
- Кто эти два господина, Антоша? – спросила мать после того, как телега выехала из ворот. – Какие-то они странные: того подай, этого подай, точно в трактире… Из-за них я всю ночь не спала: боялась пожара… Невежи какие-то… Кто они?
- Я и сам не знаю, мамаша, кто они такие, - ответил брат. – Я даже не помню, где я с ними встречался. Может быть, даже и нигде не встречался.
<…> Часа через полтора вернулся со станции весь мокрый Роман, но вернулся не один. Он привёз с собой со станции ещё более мокраго новаго гостя – московского корреспондента одной из петербургских газет.
- Фу, ты, Господи! – проговорил отец, узнав о его приезде. – Придёт беда – отворяй ворота!
<…> -Чем это вы, Антон Павлович, обидели гг.N. и NN? – спросил, между прочим, новый гость. – Я их встретил на станции.
- Ничем не обижал, - ответил брат. – А что?
- Ругаются на чём свет стоит и клянутся, что больше их нога у вас не будет. Пьют коньяк и ругаются.
- Фатум! – сказал брат, с улыбкой пожимая плечами. – Кстати. Кто они такие?
- Разве вы их не знаете? Один пописывает изредка дрянные стишонки в маленький юмористический журнальчик, а другому второй год возвращают из всех редакций его раcсказик. И оба мнят себя литераторами. Неужели вы их не знали?
Прудъ у дома, гд? Антонъ Павловичъ ловилъ карасей величиною въ пятакъ.
<…> За ужином произошёл инцидент, несколько встревоживший брата, как медика. Благодаря усердию двух москвичей, не хватило водки. Заметили это поздно, когда Роман уже уехал на станцию. И не хватило именно отцу. Но отец не смутился. Он потребовал себе древеснаго спирта, на котором мать варила кофе, налил в свой графинчик с травами, разбавил водой и пил вместо водки, находя, что это – очень хорошо. Боялись, как бы с ним не случилось чего, но всё обошлось благополучно. <…>
"Нива", 1911 г., стр.478-483.