Андреа Дворкин «Выживание избитой жены»

radulova — 11.01.2010 Каждый год, перед своим днем рождения, я невольно вспоминаю, что когда мне было двадцать пять лет, я все еще была избиваемой женой, женщиной, чья жизнь была одним безмолвным отчаянием. К двадцати шести годам я все еще была запуганной женщиной. Муж, от которого я ушла, мог появиться из ниоткуда, избить или ударить или пнуть меня, а потом снова исчезнуть. Призрак с кулаками, вспышка молнии, после которой оставалась парализующая боль. Не было ни защиты, ни безопасности. Меня выворачивало наизнанку.

Мой разум был на грани саморазрушения. Постоянный страх, кошмары, которые будят тебя посреди ночи, холодный пот, плач, которым я давилась, были частью моей повседневной жизни. Я не дышала, я проглатывала воздух, чтобы хватило на то, чтобы пережить следующий удар, который мог наступить в любую секунду, в любую следующую секунду. Но я сделала первый шаг: ему пришлось меня искать, я больше не ждала его дома.

Изнасилование, которое совершает незнакомец или близкий человек всегда ужасно. Но жизнь к нему не сводится. У избитой жены жизнь меньше, чем ужас, который уничтожает ее постоянно.

Брак определяет ее жизнь. Закон, социальное соглашение и экономическая необходимость опутали ее. Она увязла. Ее гордость зависит от того, чтобы показывать семье и друзьям, как она счастлива в браке. Ее гордость зависит от веры в то, что муж ее любит или, когда это уже невозможно, хотя бы от того, чтобы убедить в этом других.

Насилие мужа против нее противоречит всему тому, что она знает о жизни, браке, любви и святости семейных уз. Независимо от того, где она выросла, ее всю жизнь учили верить в романтическую любовь и в то, как важно сохранять брак. Неудача будет ее виной. Люди терпят неудачу, потому что с ними что-то не так. Проблемы отдельных людей, как бы часто они не встречались, не отражаются на институте брака, не подрывают ее веры в то, что все закончится хорошо, ведь везде обещают счастливый финал конфликтов между мужчиной и женщиной. Брак сам по себе хорош. Брак - это главная цель женщины. Когда женщина выходит замуж, на ее карте мира нигде не отмечены избиения жен. Это в буквальном смысле за пределами ее воображения.

Она не верит, что это может случиться, что он мог сделать это с ней, она просто не может поверить, что это повторится. Он же ее муж. Нет, ничего не случилось. И когда это происходит снова, она продолжает отрицать. Это был просто несчастный случай, просто ошибка. И когда это происходит снова, она винит во всем те жизненные трудности, которые были у него вне дома. Он пережил ужасные вещи, накопил много боли. Это объясняет плохое отношение к ней. Она просто найдет способ утешить его, успокоить. И когда это происходит снова, она винит себя. Она станет лучше, добрее, тише, такой, чтобы нравится ему, избавится от всего, что ему не нравится. И когда это происходит снова, и когда это происходит снова, и когда это происходит снова, она понимает, что ей некуда идти, не к кому обратиться, никто ей просто не поверит, никто ей не поможет, никто ее не защитит. Если она уйдет, то она вернется. Она уйдет и вернется и уйдет и вернется. Она обнаружит, что ее родители, врач, полиция, лучшая подруга, соседи сверху и напротив - все они презирают женщину, которая не смогла сохранить порядок в собственном доме, вместо того, чтобы спрятать побои, свое отчаяние и улыбаться как можно правдоподобнее. Она обнаружит, что все общество просто обожает эту основную ложь о том, что брак означает счастье, и ненавидит женщину, которая опровергает эту ложь, даже если она делает это, чтобы спасти жизнь.

Воспоминание о физической боли стерто. Конечно, я помню, как меня били, как меня пинали. Я плохо помню, когда или как часто. Это все размыто. Я помню, как он бил меня головой о пол, пока я не вырубилась. Я помню, как он пинал меня в живот. Я помню удары снова и снова, удары в различные части тела, пока я старалась убраться от него подальше. Я помню ужасную травму ноги после серии пинков. Я помню, как я плакала, как я вопила, как я умоляла. Я помню, как он бил меня в грудь. Иногда человек вспоминает, что была ужасная физическая боль, но не может вспомнить само ощущение боли. По счастью, разум может вспоминать такие события без того, чтобы тело переживало их снова. Если кто-то переживает постоянные травмы, физическая боль стихает, уменьшается, заканчивается. Она уходит.

Страх не уходит. Страх остается вечным наследием. Сначала страх продолжается каждую минуту каждого дня. Невозможно заснуть. Невозможно остаться одной. Страх разъедает душу. Он ползет по коже как черви. Он заставляет ноги подкашиваться и сердце биться. От него смыкаются челюсти. От него дрожат руки. От него пересыхает в горле. Страх заставляет чувствовать предельное отчаяние. Внутри ты постоянно настороже, цепляешься за каждого, кто проявляет малейшую доброту, сжимаешься при малейшей угрозе. Годы проходят, и страх уменьшается, но он не уходит. Он никогда не уходит. И когда разум вспоминает страх, он переживает его заново. Жертва насилия всегда носит с собой реальный страх и память о страхе. Вместе они омывают ее как океан, и если она не научится плавать в этом жутком море, она утонет.

И потом, есть еще тот факт, что в течение этих недель, растянувшихся на годы, когда кто-то был избитой женой, ее разум постепенно разрушается, раскалывается на тысячи осколков. Разум поглощают хаос и отчаяние, он похоронен едва живым под надгробием изоляции. Эта изоляция так абсолютна, так смертельна, так болезненна, так разрушительна, что в жизни не остается ничего кроме нее. Она полностью погребена под одиночеством, которое не сдвинется даже от землетрясения.

В течение столетий мужчины задавались вопросом, который, по иронии, стал для них абстрактным: «Что есть реальность?» Они писали сложные монографии по этому поводу. Ответ знает женщина, которую избивали, и которая убежала. Реальность - это когда что-то происходит с тобой, и ты знаешь, как это назвать, и можешь сказать об этом, и когда ты говоришь об этом, то другие люди понимают, что ты имеешь в виду, верят тебе. Это реальность, и избитая жена, заточенная в кошмаре, который с ней происходит, потеряла ее и не может больше найти.

Я вспоминаю изоляцию как худшее страдание, которое я только знала. Я вспоминаю чистое и всепоглощающее безумие, когда ты невидима и нереальна, и каждый удар делает тебя все более невидимой и все более нереальной, это самое худшее отчаяние, которое я только знала. Я помню тех, кто отворачивался, притворялся, что не видит моих травм - моих родителей, боже мой, особенно моих родителей; мою самую близкую подругу, живущую рядом, которая сама страдала от брака, отравленного психическим, не физическим, насилием; врача, такого официозного и отстраненного; женщин по соседству, которые слышали каждый крик; мужчин по соседству, которые улыбались, да, скабрезно, когда и отворачивались, и пялились, каждый раз, когда видели меня; семью моего мужа, особенно мою свекровь, которую я любила, моих золовок, которых я любила. Я помню замороженные мускулы моей улыбки, когда я выдавала фальшивые объяснения своих травм, хотя их никто и не хотел слушать. Я помню, как я по-рабски тащилась на каждую встречу вне дома, чтобы продемонстрировать, что я была «хорошей женой», чтобы убедить других людей, что я счастлива в браке. Когда нагрузка от социальных встреч стала чрезмерной, я помню, как я все больше и больше зарывалась в открытую могилу, в которой так можно женщин прячутся и ждут смерти - дома.

Я шла в магазин, только когда в этом была необходимость, я выгуливала моих собак, я выбегала с криками, искала помощь или убежище, когда у меня была сила, чтобы убежать, без денег, часто и без пальто, без ничего, кроме ужаса и слез. Меня встречали, отводя глаза, холодными взглядами, вульгарной сексуальной агрессией одиноких, смеющихся мужчин, от которых я бежала домой, потому что каким бы опасным он ни был, по крайней мере, это была привычная и знакомая опасность. Дом, мой и его. Дом, единственное место, которое у меня было. Наконец, все внутри меня рассыпалось. Я сдалась. Я сидела, я смотрела в одну точку, я ждала, пассивная и парализованная, ни с кем не говорила, делала минимум для себя и моих животных, пока мой муж все дольше и дольше не возвращался домой, вваливался, только чтобы разбросать вещи и снова уйти. Никто не скучает по жене, которой уже нет. Никто не расследует ее исчезновение. Через какое-то время люди перестают спрашивать, где она, особенно если они в свое время уже отказались смотреть на то, что с ней происходит. В конце концов, женам место дома. Снаружи от них ничего не зависит. Это горький урок, который избитая жена выучивает самым горьким образом.

Злость выжившей убийственна. Она более опасна для нее самой, чем для того, кто причинил ей вред. Она не верит в убийство, даже чтобы спасти себя саму. Она не верит в убийство, даже если это слишком мягкое наказание, которого он не заслуживает. Она хочет, чтобы он умер, но не убьет его. Она никогда не перестанет желать, чтобы он умер.

Ясность разума выжившей потрясает. Как только она вырывается из тюрьмы террора и насилия, которая почти уничтожила ее - процесс, на который уходят годы, ей становится очень трудно лгать и очень трудно ей манипулировать. Она видит насквозь социальные стратегии, которыми ее контролируют как женщину, а также сексуальные стратегии, которые превращают ее в тень ее естественных возможностей. Она знает, что ее жизнь может зависеть от того, чтобы не поддаваться романтическим иллюзиям и сексуальным галлюцинациям.

Отсюда

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив