"Аэлита. Инвентаризация" Молодежный театральный центр «Космос», Тюмень, реж.

В пустынном здании РАМТ было необычно тихо. Дождались пятую зрительницу, которая неслась, похоже, на всех парах. "Отдышитесь", - сказали ей. Нам выдали большие наушники с окантовкой из красного света и проводили нас, пятерых, в зал.
Черная комната, небольшое пространство, приглушенный свет. Экран на стене. Стойка с диджеем в наушниках. 5 столиков. 5 удобных кресел. В моем - сшитая чьими-то мечтательными руками мягкая кукла с розовыми волосами. На моем столе маленькая китайская рамка с фотографией молодой женщины, одноразовый ещё теплый стаканчик, рядом наклейка со словами "Это капучино, как *сердечко* я, он твой", шоколадная конфета "мерси" ("съешь меня"), розетка с тыквенными семечками ("это тыквенные семечки, их любил мой папа, они полезные, угощайся"), пухлый черный блокнот и ручка с карандашом.
Как раз свою ручку дома оставила, думаю я, т.к. хотела записывать важные мысли.
Зазвучал женский голос, перебиваемый иногда эхом из других голосов, детских.

Главная героиня, Аэлита Садретдинова, начала рассказ о своем отце с пропажи его парадной формы со всеми его наградами после его смерти. Принесла на работу, заболела, а когда вернулась, формы уже не было. Кто взял, зачем, выяснить не удалось. Сама Аэлита задумалась о сохранении памяти об отце.
Монолог Аэлиты собран из обрывков воспоминаний о своем детстве. Такая аутопсихотерапия в духе "тихо сам с собой я веду беседу". Она говорит обо всем, что приходит в голову, что вдруг оказалось настолько важным, что выдержало проверку временем и сохранилось в памяти.
В моей жизни было много монологов о жизни от друзей и людей незнакомых, случайных, когда откровение - дар, доверие.
Вот пьяный в стельку отец вдруг рассказывает маленькой дочке, что вырос в башкирской деревне в семье татар, но был единственным белобрысым, кудрявым и голубоглазым. Однажды соседка в сердцах назвала его подкидышем. Наутро протрезвевший отец отрицал, что мог такое рассказать.
Травма? Травма. Ребенок вырос, а боль осталась.
Доказывать, что ты имеешь право быть равным, подобным - всю жизнь, кому, зачем? Потерял смысл жить?
В пухлом блокноте наклеены образцы вязки, вышивки Аэлиты-школьницы.
Документы отца.
Старые фотографии свои и родственников. Семейное фото на одной странице, на соседней - то же фото, разорванное на кусочки-портреты родных людей.
Деньги из кармана формы отца, которые Аэлита видела, когда гладила ему одежду...
Нарисованная со спины девичья фигурка со звездами на попе, на спине.
Отец был милиционером. У него был форменный кожаный ремень с металлической пряжкой. На пряжке была звезда.
Аэлите после двоек доставалось, в школьном туалете её подружки считали, сколько звезд на её коже осталось.
Насилие? Насилие.
Насилие рождает ненависть? Может оно рождать любовь? Из чего возникает любовь ребенка к родителю? Почему вместо обиды за ту давнюю боль взрослая женщина транслирует вовне любовь к своему отцу?
Из таких детских воспоминаний соткан весь спектакль, вышита судьба отца взрослой уже женщины. И её тоже, но эхом.
С такой любовью она рассказывает об отце. Не ставит оценок. Не осуждает. Не восхваляет.
Повествует. Констатирует факты.
Отец занимал большую комнату, а три его дочери с матерью жили в маленькой.
А потом отец и вовсе ушел к другой женщине, оставив семью без средств к существованию.
Аэлита рассказывает с физиологическими подробностями о том, как отец умирал. Спокойным тоном констатации, да. Как водится в таких случаях, умирать он пришел к тем, кого предал когда-то.
"Если бы был жив мой папа, позволил бы он мне выйти замуж за Вадима или развестись с ним?"
Осколки чужих судеб собираются обратно в "вазу".
Театр ли это?
Номинация на Золотую маску как эксперимент.
Женщина слева сначала вытирает щеки под очками, потом снимает очки, вытирает слезы пальцами, и их становится мало, она достает большой тканевый носовой платок, какими сейчас мало кто уже пользуется, бумажный выбросил и всё. Бережет экологию? Или следует привитым родителями правилам? О чем она сейчас плачет?
Я держу на коленях куклу с розовыми волосами, поправляю вязанную Аэлитой кофту, глажу волосы.
Я уже выпила свой кофе, съела конфету, взяла щепоть семечек. Из блокнота достала бумажку с рецептом прозрачного яблочного варенья. Там было написано: "Если хочешь, можешь взять".

Когда человек делится, надо принимать, чтобы его доброта не пропала даром.
Я слушаю голос Аэлиты. Смотрю на тихо плачущую женщину слева. Думаю, что у неё тоже был отец, похожий на отца Аэлиты...
Рассказ Аэлиты заканчивается кадрами семейного видео, где девочки резвятся в своей маленькой комнате, а отец в другой комнате выпивает с другом, ещё сильный, накачанный, даже пока не совсем пьяный мужчина. А потом мы видим глубокого старика, тоже с рюмкой, его не узнать.
Жизнь с ним так поступила, или она сам себя довел? Жертва он или агрессор?
Подкативший к горлу ком сглотнула. На последней странице блокнота (у всех они разные) написано: "Если хочешь, напиши мне что-нибудь". Взяла ручку, написала: "Обнимаю, спасибо".
За столиком справа единственный зритель-мужчина качнул неваляшку, стоящую на его столе. Она нежно зазвенела. Спектакль закончился.
На выходе стоит женщина, раздававшая нам наушники. Аэлита? Сказала ей спасибо. Мужчина вышел передо мной. Три женщины оставались в креслах.
Спустилась вниз. Никого нет. Зашла в дамскую комнату. И тут накрыло. Слезы покатились.
На улице не стала спускаться в метро, пошла пешком до своей Чеховской.
На подходе к метро ко мне подошла женщина с высокими шмрокими скулами и узкими глазами, спросила, где тут ближайшее метро.
Мы с ней проговорили около часа. "Как будто мы с вами много лет знакомы", - сказала она на прощанье.
Но это уже совсем другая история, которую расскажу позже.
Однако кто знает, случилась бы она, если бы не "Аэлита" и то доверие, которое подарила зрителям автор...
"... папа помогает мне сейчас оттуда. Я чувствую его любовь."

Фотографии взяты из статей, посвященных спектаклю, кроме фото рецепта.
|
</> |