1875. Зибер и Драгоманов I — «Война газет»

krummi_svaf — 24.02.2023

Ранее уже рассказывалось об участии Николая Ивановича Зибера в становлении российской либеральной прессы, но от столичных газет его отвлекло участие в еще одном проекте «Старой громады» – газете «Киевский телеграф». В ней он начал публиковаться еще с 1869 года, в рамках популяризации Киевского потребительного общества (1869, № 22). Но вклад Зибера в газету не ограничивался публикациями. На страницах двух газет – «Киевлянин» и «Киевский телеграф» в 1874 – 1876 годах шла непримиримая борьба между двумя негласными партиями – либеральной «украинофильской» и консервативной «великоросской», до крайности поляризовавшая киевское общество.

«Киевский телеграф» был основал в 1859 году Альфредом фон Юнком, но редакционная политика не устраивала местные власти, нуждавшиеся в печатном органе, и в 1864 году на правительственную субсидию В.Я. Шульгиным, бывшим профессором Киевского университета, был основан «Киевлянин». В Западном и Юго-западном крае Российской Империи только отгремели события Январского восстания, и источником финансирования «Киевлянина» стал процентный сбор с помещичьих имений, в основном принадлежавших полякам. Эта субсидия в 6000 рублей выплачивалась ежегодно, пока в 1869 году генерал-губернатор А.М. Дондуков-Корсаков не отменил ее (Котов, с. 130-136). Шульгин нашел себе нового покровителя в лице министра народного просвещения графа Д.А. Толстого.

При этом первоначально отношение российских властей к «украинскому вопросу» было скорее неоднозначным и противоречивым, чем заведомо негативным. Польское восстание 1863 года, впервые за всю историю Российской Империи поставило под угрозу ее территориальное единство, поэтому доносы на сепаратизм в западных губерниях воспринимались со всей серьезностью. Изданный после восстания Валуевский циркуляр значительно ограничивал печать на «малороссийском наречии», но с другой стороны, в Петербурге издавался украинский журнал «Основа», поддерживались украинские воскресные школы и, наконец, в Киеве был учрежден Юго-Западный отдел Русского географического общества. Главным антипольским и антиукраинским пропагандистом «Киевлянина» стал тайный советник М.В. Юзефович – помощник попечителя Киевского учебного округа, один из основателей Отдела (как, впрочем, и Шульгин) которому и будет суждено сыграть главную роль в последующих событиях.

На выборах 1873 года украинофилы – члены Географического общества, пользуясь своим численным перевесом, потеснили Юзефовича и Шульгина до символических должностей и отстранили их от проведения археологического съезда и переписи (Hillis, p. 332), проведенной при финансовой поддержке генерал-губернатора, выделившего 500 рублей из своего фонда.

В отместку результаты однодневной переписи, проведенной в Киеве 2 марта 1874 г, были подвергнуты жесткой критике «великороссов» (Об участии Н.И. Зибера в переписи – здесь). В конце марта П.П. Чубинский и С.В. Завойко кратко изложили результаты переписи на заседании Юго-Западного отдела. Официальные киевские власти результаты ее проведения вполне устроили, но у консервативных кругов они вызвали резкое недовольство, вылившееся в серии разгромных статей. Как писал «Киевский телеграф» (1874, № 118) в статье «Новое божество в Киеве» (Савченко, с. 337-338):

Теперь… «Киевлянин» уже выступил против Отдела с прямыми, т. е. насколько «Киевлянин» может говорить прямо, – обвинениями. Без сомнения, Отдел не замедлит официально опровергнуть их, но пока вся неосновательность этих обвинений ясна и для частных лиц, которые следили за деятельностью Отдела. Не смогши оспорить научной серьезности трудов Отдела и его членов, «Киевлянин» схватился за «слухи», т. е. за сплетни, выдавая их за глас народа – глас божий. Так он бросил Отделу обвинение в том, что его члены во время производства однодневной переписи в Киеве, «навязывали жителям малорусский язык (не наречие)».

Официально «малорусский язык» не существовал и в переписных листах и публикациях не упоминался. Поэтому формальной причиной критики и обвинений организаторов переписи в сепаратизме было то, что наравне с классическим разделением русского языка на великорусское, малорусское и белорусское наречия, было добавлено наречие «общерусское». Как они поясняли (Разъяснения…, 1875):

Необходимость же выделить лиц, говорящих наречием более или менее близким к литературному русскому, общему по употреблению всем образованным русским, или языком смешанным из разных наречий, каково в известной степени и наречие литературное, – выяснилась между прочим голосом значительной части общества, которая не могла подвести свою речь ни под одно из трех народных наречий (велико- мало- бело- русское), и опытом житомирской переписи, при производстве которой многие из самих переписывавшихся не удовлетворились этими тремя подразделениями, а писали свой язык «русский», «литературный», «общерусский», и т. под. Подобные же ответы в большом количестве получились и в Киеве и заставили при составлении таблиц не удовлетвориться теми тремя подразделениями языка, которые принимались до сих пор в основание переписей...

Согласно опубликованным результатам переписи (Чубинский, 1875) на вопрос о родном языке ответило 122660 киевлян (при 127251 переписанных), из которых родным языком назвали: русский – 98205 (80,06%), еврейский – 12917 (9,96%), польский – 7863 (6,14%), немецкий – 2583 (1,97%). Но при этом, исходя из распределения по наречиям, статистика показала, что «русскоязычные» киевляне говорили на общерусском – 48437 (49,32%), малорусском – 38553 (39,26%), великорусском – 9736 (9,91%) и белорусском наречии – 1479 (1,51%). Для нас вряд ли кажется удивительным то, что столь значительная доля киевлян говорила по-русски, но результаты переписи, показали, что собственно великороссы в Киеве являются меньшинством, по численности находящимся между евреями и поляками.

Для ответа на нападки «громадяне» нуждались в собственном печатном издании. Савченко (стр. 61) приводит сведения, что в коллекции Киевского Университета сохранилась анонимная брошюра, выпущенная с цензурной пометкой от 10 октября 1874 года под названием «Выдумки «Киевлянина» и польских газет о малорусском патриотизме» и содержащая 5 статей из «Киевского Телеграфа». На обложке экземпляра чернилами было дописано: «Профессор Ник. Зибер и Мих. Драгоманов».

Как писал в своих воспоминаниях В.Д. Новицкий, будущий начальник Киевского жандармского управления (с. 126-127), цитируя «Записку о деятельности украинофилов в Киевской губернии» А.Л. Потапова, главноуправляющего Третьим отделением Собственной Е. И. В. канцелярии (направленную 25 января 1875 года министром народного просвещения Д.А. Толстым попечителю Киевского учебного округа П.А. Антоновичу):

Однодневная перепись киевского населения… не обошлась тоже без проявления украинофильской тенденциозности в том именно, что лица, которым была поручена поверка подворных ведомостей о жителях г. Киева, прибегали к разным изворотам для того, чтобы увеличить цифру малороссийского элемента за счет цифр других русских племен…

Все эти проявления украинофильской интриги вызвали энергический отпор со стороны редактора газеты «Киевлянин»… который целым рядом статей обличал и порицал тенденциозное направление сторонников украинофильской партии и в самых резких выражениях доказывал несостоятельность поставленных ими в основание своей политики положений, подводя эту политику под категорию ребяческих затей. Получив в отделе географического общества завязь, имея свою книжную торговлю, украинофилы пожелали иметь и свою собственную газету в крае, но как им это не удалось, то они забрали в свои руки… «Киевский Телеграф»...

«Киевский телеграф» испытывал серьезные финансовые проблемы и 28 августа 1874 года его выкупила Авдотья Ивановна Гогоцкая (жена профессора университета С.С. Гогоцкого) за 4500 рублей вместе с типографским оборудованием. При этом сохранилось мнение начальника Киевского жандармского управления А.С. Павлова (цит. по Савченко, с. 144): поддержание существования «Телеграфа» как самостоятельного органа весьма интересно, и тщательное редактирование газеты было бы весьма желательно в видах устранения монополии «Киевлянина», который в противном случае руководил бы бесконтрольно общественным мнением и еще более погрузился бы в свою равнодушную апатию к вопросам, затрагивающим интересы местного населения…

Пройдя организационно-бюрократические мероприятия, в номере «Киевского телеграфа» от 16 декабря 1874 года издательница с оптимизмом и надеждой сообщала:

Открывая подписку на 1875 год, считаем нужным заявить, что с 1-го Января «Киевский Телеграф» будет совершенно преобразован, как по внутреннему содержанию, так и по внешнему виду.

Организовавши довольно значительный состав постоянных сотрудников, мы надеемся удовлетворить давно сознаваемой потребности существования в таком городе, как Киев, частной литературно-политической газеты, которая бы, вполне отражая текущую жизнь, относилась к ней с возможной свободой критики.

При постоянном участии в редакции К.И. Кибальчича, нам обещали свое сотрудничество: проф. В.Б. Антонович, проф. И.Г. Борщев, проф. Ф.К. Волков, проф. В.Г. Демченко, проф. М.П. Драгоманов, П.И. Житецкий, проф. Н.И. Зибер, А.В. Классовский, проф. И.В. Лучицкий, И.П. Новицкий, д-р К.Р. Овсяный, проф. Романович-Славатинский, А.Д. Ушинский, Е.Е. Цветковский, П.П. Чубинский и другие.

Так, «Громада» обрела свою трибуну, с которой освещался широкий спектр вопросов жизни простого народа. Газета поддерживала борьбу славянских народов Османской и Австро-Венгерской империй за независимость (обходя вопрос о поляках и украинцах в империи Российской), освещала положение украинцев в Галиции, публиковала научные исследования членов Русского географического общества по украинской этнографии, истории, языку, социально-экономическому анализу (Савчинский, с. 56).

Вторая жизнь «Киевского телеграфа» была недолгой, но бурной, и Зибер приложил к тому немало своего таланта. Постоянные рубрики газеты часто выходили без подписи, но по спектру затрагиваемых проблем он был в числе постоянных авторов. Стилю и тематике Зибера, например, соответствуют статьи «Киевского Телеграфа» (Расков, с. 120): «О жилищах бедного населения Киева» (1875, № 8, № 38), «Квартирный налог в Киеве» (1875, № 119, № 122; 1876, № 14), «Наши потребительские общества» (1876, № 16), «Шестилетние итоги городских бюджетов» (1876, № 23), «Наша промышленность и спекуляция» (1876, № 29, № 32).

В «Антологии» (с. 385-401) вместе со статьей «О потребительных товариществах» (1869, № 22) также приводятся опубликованные в «Киевском Телеграфе», рецензия Зибера на магистерскую диссертацию А.И. Чупрова «Железнодорожное хозяйство, его экономические особенности и его отношения к интересам страны» (1875, № 60) и «Наука и публицистика» (1876, № 34) написанная в защиту Чупрова на критическую заметку Н.Х. Бунге «Монополия железнодорожного царства» в «Вестнике Европы».

На первый взгляд издание «Киевского телеграфа» выглядело закономерным шагом в развитии общественно-политической работы Громады. Но в реальности такого развития событий не ожидалось, и, по воспоминаниям М.П. Драгоманова, дела обстояли куда прозаичнее (Драгоманов, 1890, с. 336-339):

Однако с самого начала оказалось, что состояние нашего К. Телеграфа неладно. И своим радикализмом, и своим украинством, и критикой городских и краевых дел, и просто конкуренцией «Киевлянину», он созвал против себя много врагов, которые ухватились за слова «украинский сепаратизм», как за лучшую палку против нашей газеты… Гогоцкий, реакционер и катковец, а к тому же Плюшкин, лютовал на свою жену и только не на базаре кричал, что она попалась в руки сепаратистам. Сама Гогоцкая не так-то рада была новой редакции, которая сразу потребовала больше расходов, чем давала доходов, и стала упрекать нашу редакцию, что она не стоит на почве «чистого прогресса и демократии», а слишком привносит национализма…

А с другого боку патентованная украинофильская братия мало делала для газеты; большая часть из тех, кто формально обещал быть сотрудниками, не давала ничего. Весь труд лег на 4 – 5 человек, которым наконец эта ситуация надоела, и они просто поставили перед братией вопрос, не отказаться ли нам от К. Телеграфа? Большинство решило не отказываться, хотя за то, чтобы отказаться, подали голоса все писавшие, которые вскоре почти все стали эмигрантами: я, С. Подолинский, Зибер, Волков.

«Это значит, мы осуждены на каторжную работу, – обратился я к тем, что сами писать не хотели, а с легкой душой подавали голос за то, чтобы другие писали. – Ну, так я говорю просто, что на бессрочную каторгу я не иду. Протяну еще какое-то время, и если все будет по-старому, то говорю наперед: сбегу из этой Сибири, не спрашивая ни у кого».

В полном составе с передовицы «Киевского телеграфа» список имен участников перекочевал в воспоминания генерала В.Д. Новицкого о «партии украинофилов» (Новицкий, с. 128). На сотрудников газеты и на саму Гогоцкую оказывалось давление, на которое не могла повлиять даже неформальная поддержка Дондукова-Корсакова.

Впрочем, как писал в своем «Щоденнике» А.Ф. Кистяковский 1 апреля 1875 года, конфликт между супругами Гогоцкими был скорее показным на публику (Кистяковский, с. 53): Гогоцкие думали руками украинофилов загребать капиталы. А между тем подписка скудная, а гонорары подавай.

Со страниц газет скандалы выплескивались в светскую жизнь. Как далее, в записи от 24 апреля писал Кистяковский (с. 64):

Вечером... отправился к Драгоманову… Он сообщил мне, что Юзефович на обеде в честь Дондукова произносил реплики против украинофилов, указывая на Драгоманова, Житецкого, Беренштама, Чубинского, как на людей опасных, говорил Дондукову: «Куда Вы смотрите». В заключение прибавил, что он сам доведет до сведения шефа жандармов и самого государя… Сам Дондуков не проронил ни одного слова. Говорят, что Юзефович не на шутку приготовил донос в 3-е отделение. Кроме того, написал статью для «Киевлянина» самого зажигательного свойства. Даже официальная цензура не решилась пропустить (Прим. – из-за письма Дондукова-Корсакова, пытающегося хоть как-то утихомирить бурлящие страсти). Дело перенесено в Главное управление цензуры. Юзефович действует в согласии с Шульгиным. Думаю, что подстрекатель сей последний.

В своей «Автобиографии» Драгоманов рассказывал об ситуации вокруг газеты так (Драгоманов, 1906, с. 200-201):

Понемногу я стал чувствовать и административные когти. Меня пригласил попечитель и заявил, что министр недоволен мною… Наконец, в мае 1875 г., в конце семестра, попечитель объявил мне желание министра, чтоб я оставил киевский университет. Я спросил о причине. Попечитель сказал мне, что я в заграничных изданиях проповедую «отделение Малороссии от России и присоединение ее к Польше». Я от души рассмеялся и обещал представить попечителю польские рецензии на мои заграничные публикации…, в которых меня прямо называют московским агентом. Подать в отставку и тем признать обвинения, абсурдные и несправедливые, я отказался, заметив, что министр, как всякий начальник в России, может уволить меня без прошения, по 3-му пункту.

В мае 1875 С.А. Подолинский пишет В.Н. Смирнову, сотруднику лавровского «Вперед», из Киева (Чесноков, с. 212):

Примите во внимание…, что на «Киевский Телеграф» за три месяца написано больше доносов, чем на «Вперед» за три года, что быть сотрудником в «Киевском Телеграфе», настолько же преступление, как и во «Вперед»… При этом «Киевский Телеграф» не принадлежит партии. Гогоцкая мне не только не близкая, но враждебная, а муж ее почти шпион. Партия сделала ошибку, обнародовав много имен сотрудников; вышло будто бы ее газета, а между тем оно совсем не так. Да и партия даже не может иметь газеты, в ней нет ни одного лица достаточно благонадежного, чтобы ему разрешили издавать газету. Нечего и говорить, что партия не тратит ни копейки на газету. Неоднократно многие из нас поднимали вопрос о том, чтобы бросить газету, так как вообще было наивно соваться в такое дело и не стоит пачкаться. Если не бросают, то главным образом потому, что «Киевский Телеграф» каждый день, можно сказать, накануне запрещения (административного), и мы находим, что выгоднее, чтобы он был запрещен, несмотря на всю его умеренность, чем самим бросить.

«Побег из Сибири» произошел уже в конце июля (Савченко, с. 308). В № 90 от 30.07.1875 «Киевского Телеграфа» было опубликована заметка «от выходящих сотрудников» (Савченко, с. 307-308), в следующем номере (1875, № 91) сопровожденная комментарием редакции (Савченко, с. 308):

В прошлом № «Киевского Телегр.» было помещено заявление некоторых из числа наших сотрудников об оставлении ими редакции. Выражая глубокую благодарность лицам, оставляющим занятия в «Киев. Тел.» за их просвещенный труд, …редакция не может не заметить, что из числа лиц, заявивших о своем отказе от сотрудничества, главными и самыми деятельными сотрудниками были: Г.Г. Цветковский, М.П. Драгоманов, П.П. Чубинский, Н.И. Зибер, И.П. Новицкий и Ф.К. Волков. Остальные же участвовали весьма мало (1 – 3 статьи в течении полугодия).

Но смена редакции не изменила для «Киевского телеграфа» ничего. Раздувшийся в прессе конфликт дошел до императора Александра II. Юзефович и его сторонники бомбили доносами Санкт-Петербург, последовательно добиваясь устранения Драгоманова, всего, связанного с его участием, и всех, входивших в его ближайшее окружение.

Между тем министр гр. Толстой, получив от киевского попечителя мой ответ на предложение подать в отставку, доложил обо мне царю, представив меня, конечно, сепаратистом. Царь распорядился: вновь предложить мне подать прошение об отставке из киевского университета.... Вместе с тем царь назначил комиссию (из министра нар. просв. гр. Толстого, мин. вн. д. Тимашева, шефа жандармов Потапова и т. с. Юзефовича) для расследования украинского движения и принятия мер против него (Драгоманов, 1906, с. 200-201).

Состав комиссии был утвержден 27 августа 1875 года, но ее выводы были по сути уже заранее изложены в записке Юзефовича «О так называемом украинофильском движении», написанной в полном соответствии со стилем его публицистики в «Киевлянине» (Савченко, с 372-381):

Хотя политические заразы не могут иметь у нас такого разрушительного значения, как на Западе, но были же и у нас примеры такого заражения, которые угрожали судьбам России бедствием, о каком страшно подумать. Поэтому энергичные меры, для пресечения зла необходимы; но меры не частные, пресекающие отдельные явления, и не паллиативные, а радикальные, искореняющие сами причины, которые дают злу возможность разрастаться.

Несмотря на все усилия «Громады» остаться в легальном поле, эти попытки были обречены. Драгоманов ушел из газеты, был уволен из университета, но отдел Русского географического общества в Киеве еще действовал, и он был следующей мишенью «великороссов».

Хотя приказание царя обо мне было получено в Киеве еще в начале августа, однако решили не объявлять его мне, пока царь не проедет. Как только это совершилось, 7 сент. 1875 г., попечитель вновь предложил мне подать в отставку. Я вновь отказался, и был уволен по 3-му пункту, что равносильно удалению от всех видов государственной службы. От назначенной царем комиссии можно было ожидать новых репрессий против украинской литературы, а потому надо было принять меры к продолжению ее за границей. Я стал готовиться к выезду в Австрию и оставался только, чтобы окончить начатые работы… (Драгоманов, 1906. с. 200-201)

Н.И. Зибер, еще не решаясь окончательно порвать с университетом, 30 августа взял трехмесячный отпуск за границей (Антология…, с. 426). Киевлянин» продолжил атаку на результаты переписи – в № 116, 117, 120, 122 «Киевлянина» за 1875 год вышла большая статья «Киевская однодневная перепись» под псевдонимом Ф. П. Ш., критикующая изданную книгу с материалами о переписи. В «Журнале обыкновенного собрания Юго-Западного отдела Русского географического общества» от 3 октября 1875 г. вышло постановление: «Ввиду же несправедливых нападок в газете «Киевлянин» на вышедший в свет труд «Киев и его предместья по однодневной переписи, произведенной 2 марта 1874 года», поручить бюро Отдела с участием члена Н. И. Зибера составить от имени Отдела опровержение и напечатать его в ответ на означенные несправедливые нападки газеты «Киевлянин».

Ответом стала брошюра Зибера (о полемике в прессе речи уже не было) под заголовком «По поводу рецензии «Киевлянина» на перепись 2 марта 1874 г.». Она также вызвала реакцию «Киевлянина», в виде статьи того же Ф. П. Ш. «Разгневанная декоративная ученость» (№ 133 от 8 ноября 1875 г.), в которой автор пытался неуклюже парировать критику Зибера. Как указывает М. Ткаченко, эта статья рассчитана на вкус тех кругов, интересы которых представлял «Киевлянин», и не может считаться научной (Ткаченко, с. 355-356).

За границей Драгоманов на пожертвования, собранные Громадой, основывает вольную украинскую типографию и начинает выпуск книг и журналов на «несуществующем» языке, которые массово распространяются по малороссийским губерниям. Зибер поселяется Берне, послав заявление об увольнении из Киевского университета по почте в декабре 1875 года, и дальнейшее – уже не его история.

Финал же наступил в 1876 году, когда по результатам работы Комиссии император Александр II 18 мая подписал Эмский указ, запрещающий печать и ввоз книг (за некоторыми исключениями), представления и публичные чтения на малорусском наречии. Указ предписывал в том числе – закрыть «Киевский телеграф» и Юго-западный отдел Русского географического общества, а также выслать из края Драгоманова (эмигрировавшего в начале года по паспорту, выданному Дондуковым-Корсаковым) и Чубинского (президиум Географического общества выхлопотал для него разрешение проживать в Петербурге).

Война газет закончилась победой «Киевлянина», но, как напишет в своих мемуарах В.Д. Новицкий, сменивший А.С. Павлова на посту начальника Киевского жандармского управления: «мне пришлось бороться из года в год с развивавшеюся преступной политической организацией в г. Киеве, каковая была признана самою сильною в России (Новицкий, с. 32). «Киевская революционная партия первая проложила дорогу к убийствам, с политическими целями совершенным, и ни одного убийства и покушения на убийство не произошло в России, где бы киевские революционеры не были участниками» (там же, с. 86-87).

Преемник Дондукова-Корсакова М.И. Чертков изложит в письме министру внутренних дел от 12 января 1881 года свою позицию об Эмском указе и его последствиях следующим образом (цит. по Найближчі…, 1907):

…установленные по отношению к малор. наречию и музыке ограничения, имеющие вид недоверия к народу, который ни своим прошлым, ни настоящим не подал к тому никакого повода, не оправдываются, по мнению моему, действительною необходимостью и служат только к нежелательному раздражению в среде не только уроженцев и поклонников местной народности, но и вообще людей, несочувствующих принципу безосновательных стеснений, особенно при запрещениях исполнения на малор. наречии сценических представлений и музыки. Усилению неудовольств и нареканий по этому поводу способствует и то еще обстоятельство, что закон 1876 г. обнародован не был, почему применение его признается произволом местных властей.

На основании предложенных соображений, признавая с своей стороны отмену установленных законом 1876 г. ограничений по отношению к малор. наречию и музыке не только возможным, но даже желательным в интересах утверждения в обществе доверия к правительству.

Дела «Киевлянина», оставшегося без конкурентов, пошли в гору. После смерти Шульгина его редактором становится Д.И. Пихно (о котором рассказывалось здесь). Подводя итоги деятельности «Киевлянина», сын Шульгина, депутат государственной думы В.В. Шульгин скажет: «Сначала защищали южнорусский край от поляков, затем от украинствующих. Однако от евреев не защищали, потому что никто их всерьез не принимал» (Шульгин, с. 34). История так ничему их не научила.

Литература

Драгоманов, М. П. Автобиография М. П. Драгоманова // Былое. – 1906. – № 6. – с. 200-201;
Котов, А. // Виталий Шульгин и первые годы «Киевлянина». – Вопросы национализма. – 2015. – № 3(23) – с. 128-136;
Новицкий, В.Д. Из воспоминаний жандарма. – М.: Изд-во МГУ, 1991. – 254 с.;
Политическая экономия Николая Зибера. Антология / под ред. Ф. Аллиссона, Д. Раскова и Л. Широкорада. — М.: Изд-во Института Гайдара; СПб.: Факультет свободных искусств и наук СПбГУ, 2022. – с. 385-401;
Разъяснения к таблицам о жителях г. Киева по переписи 2 марта 1874 г. // Записки Юго-Западного отдела императорского Русского географического общества. – К., 1875. – Т. II. – с. 604-605;
Расков, Д. Е. Кем был Н. И. Зибер? Контекст интеллектуальной биографии // Вопросы экономики. – 2018. – № 4. – с. 120;
Савчинский, В.Э. М. Драгоманов и «украинский вопрос» после выхода Валуевского циркуляра (сер. 60-х-сер. 70-х гг. ХІХ в) // Вестник науки и образования. – 2015. – № 8(10). – с. 55-58;
Савченко, Ф. Заборона українства 1876 р. – Харків, Київ: Держвидав України. – 1930. – 415 с.;
Чесноков, В.С. Сергей Андреевич Подолинский, 1850-1891: 2-е изд., перераб. и доп. / В.С. Чесноков. – М.: Наука, 2006. – с. 212;
Чубинский, П. Обзор данных о населении города Киева по однодневной переписи, произведенной 2 марта 1874 года. // Записки Юго-Западного отдела императорского Русского географического общества. – К., 1975. – Т. II. – с. 187-218;
Шульгин, В.В. Тени, которые приходят. СПб.: «Нестор – История», 2012. – с. 34;
Драгоманов, М. Австро-руські спомини (1867–1877) М. Драгоманова. – Львов: друк. наук. тов-ва iмeнi Шевченка, 1890. – с. 336-339;
Кiстякiвский, О. Ф. Щоденник (1874-1879). Том I. – Київ: Наукова думка, 1994. – 650 с.;
Найближчі відгуки указу 1876 р. про заборону українського письменства // Україна: науковий та літературно-публіцистичний щомісячний журнал. – К., 1907. – Т. II. – № 6. – с. 249-268;
Hillis, F. Ukrainophile activism and imperial governance in Russia’s Southwestern borderlands // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History, 2012. – Vol. 13. – № 2 – p. 332