1828 — 1910

«Наплывала тень… Догорал камин,
Руки на груди, он стоял один,
Неподвижный взор устремляя вдаль,
Горько говоря про свою печаль:
«Я пробрался вглубь неизвестных стран,
Восемьдесят дней шёл мой караван;
Цепи грозных гор, лес, а иногда
Странные вдали чьи-то города,
И не раз из них в тишине ночной
В лагерь долетал непонятный вой.
Мы рубили лес, мы копали рвы,
Вечерами к нам подходили львы.
Но трусливых душ не было меж нас,
Мы стреляли в них, целясь между глаз.
Древний я отрыл храм из под песка,
Именем моим названа река,
И в стране озёр пять больших племён
Слушались меня, чтили мой закон.
Но теперь я слаб, как во власти сна,
И больна душа, тягостно больна;
Я узнал, узнал, что такое страх,
Погребённый здесь в четырёх стенах;
Даже блеск ружья, даже плеск волны
Эту цепь порвать ныне не вольны…»
И, тая в глазах злое торжество,
Женщина в углу слушала его.»
- догадалась вдруг, откуда это списано, т.е. откуда тема.
Это же «Нурмагаль-ля-Русс», «Рыжая Нурмагаль» Виктора Гюго. Через восемьдесят лет – но вполне узнаваемая. Интересно, что обоим поэтам было примерно поровну годиков (26 и 24), когда они сравнивали своих знакомых женщин со всеми ужасами дикой экзотической природы.
Русский перевод Шенгели - очень мастерский, звонкий и понятный, жаль только, что баран первой строфы Гюго превратился у Шенгели в козла, а смысл последней строфы в значительной степени изменился. Оригинал-то сообщает нам, что автор лучше чувствовал бы себя нагишом на мху вышеописанных страшных джунглей, чем перед Нурмагалью, чей голос ласков и чьи взоры нежны, а вот герой Шенгели «смелей пошёл бы» в те джунгли, чем к Нурмагаль.
Будто Рыжая Нурмагаль его начальник и вызывает его на ковёр.
Короче, кто их поймёт, этих мальчишек.
|
</> |