15 мая 1886 года

antimeridiem — 15.05.2025 Мисс Эмили Дикинсон из Амхерста
Некролог Эмили Дикинсон для Springfield Republican
[чернилами; судя по всему, почерк Сьюзен: Умерла 15 мая 1886 года. Возраст 55 лет]

Смерть мисс Эмили Дикинсон, дочери покойного Эдварда Дикинсона, произошедшая в Амхерсте в субботу, омрачила жизнь этого старого семейного особняка. Долгое время смерть обходила этот дом стороной, и прохожие вспоминали о давно минувших днях, когда родители и дети вместе жили и взрослели в атмосфере удивительного спокойствия, без особых радостей и печалей. Очень немногие в деревне, кроме пожилых людей, знали мисс Эмили лично, хотя ее замкнутый образ жизни и интеллектуальный блеск (her intellectual brilliancy) были хорошо известны жителям Амхерста.

Среди всех слоев нашего общества было немало семей, куда она регулярно отправляла свои дары – фрукты, цветы и неземные кушанья в утешение больным и на радость здоровым. Эти знаки бескорыстного внимания навсегда останутся в памяти людей, которые будут скучать по ним и сожалеть о том, что Эмили избегала близкого общения. С течением времени, по мере того как она уходила из жизни, ее чувствительная натура все больше отдалялась от личных контактов с окружающим миром и все больше углублялась в сокровищницу собственной души, как это было сказано о ней: «в свете собственного огня» (In the light of her own fire).

И дело было не в том, что она разочаровалась в мире, или стала инвалидом (хотя последние два года это почти так и было), и это не было связано с недостатком сочувствия, умственных способностей или с презрением к обществу – её таланты были поистине выдающимися. Однако «сеть, поймавшая ее душу» (mesh of her soul), как называл тело ее любимый поэт Роберт Браунинг, оказалась слишком уникальной, и священная тишина её домашней обстановки стала подходящей средой для сохранения достоинства и творческой работы.

Все это должно было оставаться неприкосновенным. Можно говорить лишь о том, как прекрасно она выполняла свои обязанности; о том, как бережно ухаживала за редкими цветами в своей оранжерее, которая, словно небесный Рай, была защищена от всего, что могло ее осквернить, и всегда цвела, независимо от погоды. Все благодаря Эмили — ее глубокому пониманию тонкой химии жизни растений. Можно отметить доброту ко всем членам семьи, её благородство и вежливость по отношению к тем, кто работал в доме и на участке, а также её чуткость к радостям и страданиям окружающих – как дома, так и среди её многочисленных друзей по всему миру. Эта сторона её личности была для неё настоящей основой, в которой она находила покой; её инстинкт был настолько простым и сильным, что домашний очаг стал для неё священным местом.

Ее речь и ее сочинения были непохожи ни на чьи другие. И хотя сама она не опубликовала ни одной строчки, время от времени какой-нибудь друг-энтузиаст, поклонник ее литературного дара, превращал любовь в воровство и тайно добывал для печати несколько ее стихов.

Так или иначе, многие смогли узнать и полюбить ее поэзию. Вскоре влиятельные люди стали наносить визиты, надеясь преодолеть её естественное сопротивление и получить разрешение хотя бы изредка публиковать ее произведения в своих журналах.

Но она устояла даже перед обаянием миссис Хелен Джексон, которая искренне пыталась опубликовать ее стихи в серии «Безымянные» (the No-Name series). Хотя одно небольшое стихотворение каким-то образом оказалось в сборнике стихов этой серии, творчество Эмили вряд ли подошло даже для такой увлекательной истории, как «Выбор Мерси Филбрик» (Mercy Philbrick's Choice), хотя большинство увлеченной литературой публики не желало верить, что она не участвовала в этом проекте. В самом деле – «её фургон был привязан к звезде» (Her wagon was hitched to a star) – и кто мог бы отправиться в путь или писать в соавторстве с таким путешественником? Её остроумие сверкало, как дамасский клинок на солнце. Её поэтический восторг напоминал долгие, яркие трели птицы, что слышишь в июньском лесу в полдень, но которую никогда не удаётся увидеть. Как ловкий фокусник, она улавливала теневые образы своего воображения и дарила их друзьям в виде чудесных поэтических картин. Очарованные простотой и уютом этих образов, а также их глубиной, они удивлялись тому, как легко ей удавалось делать осязаемыми ускользающие фантазии, которые им самим были недоступны. Она была очень личной и страстной частью высокого летнего неба, звуков птичьего пения и солнечного дня.

Обладая острым и эклектичным литературным вкусом, она перебирала книги в библиотеках, отдавая предпочтение Шекспиру и Браунингу; быстрая, как электрическая искра в своей интуиции и анализе, она мгновенно схватывала суть, почти нетерпеливо ожидая хотя бы нескольких слов, с помощью которых она должна была выразить свое откровение, чтобы ее жизнь была богатой и вся сияла в свете Бога и бессмертия. Без четкого вероисповедания, без сформулированной веры, едва зная названия догматов, она шла по этой жизни с кротостью и благоговением старых святых, твердой поступью мучеников, которые поют, страдая. Как лучше описать этот полет «души огня в жемчужной раковине» (soul of fire in a shell of pearl), как не ее собственными словами? –

Так же утром встала.
Так же днем ушла.
Ловко упорхнула
и покой нашла.

(Morns like these, we parted; Noons like these, she rose; Fluttering first, then firmer, To her fair repose)

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив