Смотря, какое касло, или О порнографии и литературе

Это такой старый анекдот есть. Как юный актёр во время премьеры от волнения сбился в тексте собственной роли и сообщил на весь зал: «Как говорится, Машу каслом не испортишь!» - а его умудрённый партнёр с улыбкой опытного человека задумчиво возразил: «Смотря, какое касло...»  Но дело было давно.

Теперь принято считать, что не испортишь никаким. Наша нынешняя пописывающая братия, похоже, считает даже, что касло – это главное в любом тексте. В абсолютно любом, ага. Причём чем касленнее, тем лучше. Эрос висит над всем, написанным буквами, как смог – непроглядно. Не только у фикёров – у издающихся писателей порнофилия во все поля. В книгах для детей и подростков – валом эротических намёков. Обиходный разговор в книжном магазине – мать подзывает консультантку: «Мне бы что-нибудь для девочек, про мальчиков, про любовь...» -«А сколько лет девочке?» - «Семь» - «Так может, сказку какую-нибудь лучше? «Волшебник Изумрудного города» или ещё что?» «Нет, эти глупости она уже читать не будет», - приплыли, дорогие друзья.

Конечно, семилетней девочке полагается мягкое, так сказать, порно. Без описаний половых актов, только с намёками. Всякие феечки-барби-вампиры, целующиеся-обнимающиеся с кенами всех мастей – и только постепенно, годам к двенадцати-тринадцати девочка плавно перейдёт на фанфики и настоящую порнуху, с фэнтези или с другим каким уклоном. И всё. Больше уже не заинтересует ничто и никогда.

Мальчикам – компьютерные игры и Сеть, оттуда – срачефорумы и видеопорно. Девочкам – сперва феечные страсти, потом слэш. И это всё происходит так быстро, что никто не успевает не только среагировать, но и уследить за переменами. Только что, ну, буквально, несколько лет назад, было дико представить себе семилетку, интересующуюся «книжками про любовь» - это бы испугало, по крайней мере, сильно насторожило, это бы показалось признаком растления, непорядка в психике. Теперь – в порядке вещей. И весь колоссальный пласт мировой культуры, рассчитанный на детей – именно на формирование душ, на тонкую настройку личности – уже не сработает. Инстинкт ушиблен: человек попробовал острого. Острого не по возрасту, такого острого, что чувство вкуса убито навсегда, тонкие оттенки уже не различить, нёбо и язык сожгло. И единственное, куда теперь может двигаться прогресс в этой области – это поиск впечатлений всё острее и острее. Порно – слэш – расчленёнка. К двадцати – двадцати пяти годам это всё уже привычно, забавно, не шокирует, обычная доза, которую легко найти в Сети. Фантазируем на эту тему, обсуждаем эту тему, выстраиваем жизнь в этом смысле или совсем не выстраиваем.

И любая степень эротизированности текста кажется в порядке вещей. Зато текст, в котором эротика не содержится или её недостаточно для сожжённой чувствительности, кажется пресным, скучным или ханжеским. Мне хотелось бы, чтобы уважаемые читатели поняли это хорошенько: такой подход к тексту воспитывается с детства современной культурой. Уверен, что не только книгами – куда девочка ни посмотрит, везде это видит. Мальчик тоже; при том, что мальчика больше занимают изображения, чем тексты,  мужчины, читая книгу, всё чаще ждут и требуют возбуждающих описаний.  Но мужчины читают меньше, не пожирают терабайтами контент фикбука и дайрей, так, иногда. Главная страдающая сторона – женщины.

Выжженное восприятие заставляет читательницу всё время искать возбуждающего. Тексты, не содержащие убойных доз эротики во всех её видах, кажутся «сухими» и «пресными», они буквально не влезают в сознание. О чём эти буквы? Зачем? Представьте девочку, которая не знает Короля Матиуша, Муми-троллей, Капитана Врунгеля и Капитана Немо, Мэри Поппинс и Калле Блумквиста – или что-то такое когда-то видела в мультике. Представьте девочку, для которой Шерлок Холмс – юный герой нового сериала и слэшных фанфиков, античная мифология – сюжеты голливудских фильмов и фанфиков, мировая литература – герои фанфиков, фанфиков и фанфиков. Кого-нибудь ещё удивляет, что эта девочка рассматривает любую книгу с точки зрения ядрёности эротики?

Любовь для них – то, о чём пишут в фанфиках, поэтому книга о любви без порнографических сцен – «отстой». Дружба между мужчинами воспринимается ими, как прелюдия к слэшу, поэтому книга о дружбе вызывает тяжёлое разочарование – автор намекнул на интересное порно и обманул. Присутствие в тексте человека с вывихнутой сексуальностью, с точки зрения таких девочек, обязательно должно быть оправдано жесточайшими порнографическими сценами – иначе книга разочаровывает предельно. Жестокость, по их мнению, непременный мост к порнографии с особым оттенком.

Зависимая или зависимый от порнографии не представляет совершенно, что книги можно писать для чего-нибудь, отличного от возбуждения читателей. Ух, что я слышал за последние месяцы! Культурного пространства больше нет, по крайней мере, среди зависимых, процент которых между прочими читателями всё больше. Они не наслаждаются метким словом, не узнают цитат, не запоминают лиц, не интересуются этическими вопросами – более того, им мерзят этические вопросы. Им скучна даже лихая приключенческая литература, скучны Стругацкие и Гаррисон, Тенн и Шекли, Толкин – тот смертельно скучен. Лем не жуётся вообще. От классики вывихиваются челюсти. Но они оживляются, читая Мартина, Кинга, Паланика или Сорокина, потому что у этих писателей есть моменты, цепляющие зависимых за нервы.

Читая меня, я замечаю, они тоже оживляются. Потому что у меня, к добру ли, к худу ли, тоже есть такие моменты. Но я, как и многие писатели, не ради тех моментов работающие, неизменно и неизбежно разочаровываю.

Когда я впервые услышал – года три тому назад – что «Убить некроманта» - ханжеская вещь, это меня потрясло, честно скажу. Уж чего-чего, подумал я, но уж ханжества там точно нет. «Эге, - сказал читатель. – А порнографические сцены ты зажилил!» Я посмеялся и забыл. Но, друзья-храбрецы, тогда это были, так сказать, первые ласточки порнофилии, а сейчас она уже махровым цветом расцвела: мне впрямую ставят в вину ханжество и недостаточную работу над порнографией в тексте. Я – моралист и трус. «Заявил, что герой – бисексуал – соответствуй! Где подтверждение в тексте?! Где хоть один подробно описанный половой акт, если герой – извращенец? А, так ты не умеешь писать порно? И ещё берёшься кому-то давать советы по литературной технике?! Да не имеешь ты на это никакого морального права! Любой фикёр тебе сам объяснит, как надо, чтобы читатель уходил удовлетворённый!»

Какая красота, дорогие друзья. Взгляд сквозь ширинку, как писала Толстая: какой простор! Для фантазий и воображения.

Так почему ж я, грешный, которого уже замучились обвинять в пропаганде всех мыслимых извращений, пропагандирую их так убого, что ни одного полового акта не описал? Я вижу, что, по нынешним временам, ни стыдом за комментаторов, ни смехом над ними не поможешь. Надо рассмотреть внимательно, зачем вообще в нормальный литературный текст с идеей и сюжетом вставляются описания интимных отношений. А заодно – почему эти самые описания не нужны конкретно в романе «Убить некроманта», раз уж пошла такая пьянка.

Я уже говорил: не должно в книге быть вставных номеров. Каждая сцена и каждый эпизод непременно работают на идею, подчёркивая что-нибудь важное – или в отношениях героев, или в сюжете, или в атмосфере. Через описание секса можно многое раскрыть. В постели человек откровенен, как нигде более: импотент может сколько угодно притворяться лихим соблазнителем, пока не дойдёт до интима. Но всегда ли в тексте есть необходимость раскрывать образ именно таким способом?

Рассмотрим на примерах.

Грубо говоря, когда импотент притворяется соблазнителем, описать его постельный конфуз – важно крайне. Тут конфликт и двойное дно, тут просто нет никаких других ходов, чтобы продемонстрировать двойственность образа наглядно. Скажем, если упомянутый импотент домогался-домогался неприступной красавицы, получил согласие – и вдруг куда-то делся, уехал или заявил, что больше не любит, это двойственности не раскроет. Дело житейское: важные дела, деньги, карьера – или изначально не хотел эту женщину, но собирался сломать и унизить. В общем, если не довести до полной ясности, то мотивация не прозрачна. Слишком велик разброс вероятностей.

Но если соблазнитель – жеребец, а вовсе не импотент, стоит ли подробно описывать любую его победу? Что дадут такие описания? Да ничего. Ну да, эту завалил, эту завалил, эту завалил. И так, и этак, и так. Потрясающе, а что НОВОГО мы узнаем о жеребце после этих сцен? Особенности его настоящего столичного стиля? Убого.

Правда, описывая подробно все эти постельные бури от первого лица, можно отлично вызвать отвращение к герою. Ощущение, что для него нет чувств интимных, личных, нежных. О любви говорить тяжело, но легко – о механическом перепихоне, поэтому, если в книге от первого лица герой то и дело тщательно и технично описывает этот самый перепихон – создаётся образ этакого спортсмена от траха, бесчувственного придурка, который только и озабочен тем, куда бы засунуть свой любимый причиндал. Как вариант – враля: «Она была такая прекрасная, а я – такой могучий, а она и этак, и так, а я её – и так, и этак, а она потом мне: «Милый, таких вообще не бывает», - а ещё бы, если у меня гениталия длиной с корабельную сосну, как у морского жёлудя!»

Ещё забавнее, если техничные описания – недостоверны. Тогда ощущение похабного вранья сильнее в разы. Порнофил, правда, не заметит, он будет яростно защищать любую порнографию: «Нет, нет, так бывает!» - но читатель с чутьём хихикнет и подумает про себя: «Мечтай-мечтай, Бог с тобой», - а то и выложит в блоге чертёж биссектриссы со всеми её катетами.

А эвфемизмы! Ну, это же троллья радость – и кто осудит троллей! Все эти «нефритовые жезлы», «влажные пещерки», «жадные дырки» - совершенно же нестерпимая пошлятина; надо всерьёз подумать о своём вкусе, если вдруг замечаешь, что такое нравится. К сожалению, никто не задумывается: «Ах, в Сети говорят, что я – дура, зацикленная на примитивной порнографии, если мне нравится эта книжка! Как они могут хаять такую хорошую книжку, гады?!» Милая барышня, мне жаль вас разочаровывать, сказал бы я автору поста, но, к огромному сожалению, таки да, вы – дура, зацикленная на примитивной порнографии. Если нет, вы попытаетесь как-то выправить себя, свой вкус и душу.

Но я знаю, что не прислушается. Наркоману чрезвычайно тяжело объяснить, что героин его убьёт. А если наркоман и сам об этом знает – то будет обманывать себя до конца. С порнофилией то же самое: фактически невозможно объяснить, что она убивает вкус и разум. Если даже человек – как та бедная девушка – догадывается, что внутри что-то не так, он будет лгать себе, а другие порнофилы подпоют, что опасности нет.

Сексуальной сценой так же легко испортить вещь, как блюдо элементарно испортить избытком соли и специй. Только люди с сожжённым нёбом, готовые есть перец ложками, не заметят такой беды – нормальные, с человеческим, не сбитым порнофилией восприятием, сплюнут и запьют водой.

Теперь – о некроманте. И о том, почему в книге нет откровенных сцен вовсе.

В данном конкретном случае можно даже не углубляться в особенности личности Дольфа. В то, что для него в большой степени человеческое участие важнее, чем секс. В то, насколько для него важны личности всех его возлюбленных, независимо от пола. В то, как ревниво он всю жизнь охранял от посторонних собственное внутреннее пространство, духовную независимость и право на личный выбор. Это бы должно быть и так понятно всем читавшим. Уточним другое.

Форма книги – воспоминания, оставленные взрослому сыну.

Людвига Дольф уважает, откровенен с ним до предела, подчёркнуто не желает ничего скрыть. Но станет ли отец в здравом уме и с нормальной психикой описывать сыну физиологические подробности интимных отношений с людьми, которых он любил? Под какой плинтус должны опустить отца такие описания, а?

Но жестокость и грязь, скажете вы. Почему же и не секс тоже?

Представьте, что старый ветеран откровенно рассказывает своему сыну о войне. Отношения предельно доверительные – и отец по ряду личных причин не хочет или не может скрыть ничего. И ему важно, чтобы его подросший мальчик навсегда понял, что такое война.

И отец рассказывает всё. Как сбивал ноги в кровь в бесконечных походах – и как воняли сгнившие на ногах портянки, как тлела на теле гимнастёрка, которую негде сменить в окопе. Как был разорван миной лучший друг, с которым выходили из окружения – и его кровь хлестнула в лицо. Как в рукопашной разбил врагу череп прикладом – и сколько ночей это снилось. Как неистово любил полковую санитарочку: «Миленький, родненький!» - только несколько жгуче-прекрасных свиданий и было перед тем, как чиркнул девочку осколок – и умерла на руках.

Кровь, кишки, страх, боль, жалость, рефлексия, любовь, вина. А не рассказать ли старому солдату, смакуя детали и подробности, как он имел свою санитарку? Ведь так логично и секс описать там, где описаны всякие жестокие вещи...

Я, кстати, не исключаю, что порнофилы возбудились бы и от этого. Но людям с человеческим чутьём и вкусом было бы нестерпимо муторно. Подло, пошло, фальшиво.

А теперь вопрос: так ли уж Дольф отличается от этого солдата и психологически, и по фабуле книги? И насколько допустимы были бы натуралистические описания секса, сделанные от первого лица?

И ведь «Убить некроманта» при всём этом ещё не самый аховый случай, когда порнофилам не хватает описанного в книге секса. Мне случалось даже слышать те же претензии и к Ремарку – хотя случай Ремарка совпадает с тем, что в приведённом примере, уже один в один. В том и беда у порнофилов, что за годы чтения порнографии у них атрофируется и чутьё, и человечность, и совесть. Они постепенно перестают воспринимать героев книг как живых человеческих существ, с чувствами и системой мотиваций. «Да мы просто развлекаемся, когда суём чужих персонажей одного в другого!» - говорит почти каждый фикёр, когда пытается оправдываться. Другими словами, человек вполне открыто сообщает, что не чувствует ровно ничего, кроме возбуждения. На всё остальное, связанное с этими самыми персонажами – на культурный контекст, замысел и идею автора, внутреннюю логику образов, мотивы, этику и прочее подобное порнофилу наплевать. Этакие недетские игры в куклы.

И особенно печально, что с приватных сайтиков такое отношение расползлось по всей Сети и потихоньку приживается среди молодых читателей, даже не заражённых порнофилией. Разума всё меньше, а инстинктов всё больше.

Дорогие друзья, на инстинкты воздействовать очень просто. Пустяк. Любой недоучка, зная нехитрый механизм такого воздействия и манипулируя списком порнографических штампов, может вызвать возбуждение у толпы народу и получить за это много лайков и прочей радости. Но стоит ли уходить из сферы разума в инстинктивную сферу?

Если уж человек научился пить тройной одеколон и жидкость для мытья окон, «чтоб по мозгам вдарило», сомелье ему уже никогда не бывать и коллекционные вина не дегустировать. И смысла в них для него уже нет: не шибают. И кофеёк с корицей для него уже не удовольствие. И медовый сбитень. И драгоценный белый чай.

И когда ему скажут: «Ты, дружище, опустившийся алкоголик с убитой печенью и сожжённым мозгом, ты не только тонкие вина больше не воспринимаешь, но и люди для твоей отравленной души – мусор и помеха», - он только возмутится: «Ты меня не уваж-жаешь...»