Мирные жители в Сталинградской битве

Андрей Петров — 09.11.2011

Мирные жители в Сталинградской битве

«Тема эвакуации мирных жителей, пожалуй, самая спорная за все послевоенное время исторического освещения Сталинградской битвы. По одним данным, к лету 1942 г. в Сталинграде проживало 490 тысяч человек (перепись 1939 г.). С февраля по май 1942 г. к ним добавилось 10, 5 тысяч эвакуированных ленинградцев, не менее 400 тысяч эвакуированных с Украины, из Орла, Курска, Смоленщины и около 300 тысяч стихийных беженцев. По данным исследований Берегового В.А., коренного населения к лету 1942 г. в Сталинграде было около 612 тысяч человек. А в августе 1942, насчитывалось еще примерно 450-500 тысяч эвакуированных, в том числе 45 тысяч из Ленинграда. Советские начальники предпочитали употреблять цифру «200 тысяч» для подсчета жителей на захваченной территории Сталинграда.

Сколько же на самом деле людей находилось в городе к началу бомбежек и во время оккупации точно пока не известно, но такие исследования ведутся.

По утверждению членов общества «Дети военного Сталинграда», Сталин не разрешил эвакуацию мирных жителей из Сталинграда, даже детей. Позднее писали, что когда до него дошли слухи, что в городе якобы проводится эвакуация, то он устроил разнос представителю ЦК в ставке фронта Никите Хрущеву. Из опубликованного исследования Виктора Иващенко (кандидат военных наук), можно сделать вывод, что сначала вывозили только партархив, ценности, скот и имущество колхозов. Затем вагонами эвакуировали зерно. Людей же успокаивали, что война до них не дойдет. Даже когда линия фронта оказалась в 60-и километрах от города, жители полагали, что их эвакуация просто откладывается.»

По рассказам моего отца, его мама (моя бабушка) работала на возведении заградительных укреплений до последнего дня. Встречается информация, что людей, которые были не заняты в оборонной промышленности, эвакуировали. Это вызывает сомнения, поскольку все они копали противотанковые рвы. То же и по информации маминой мамы. Она после начала бомбёжки прибежала в больницу, где лежала после тифа моя мать, схватила её на руки, и побежала к Волге, на переправу. Там их застал очередной налёт авиации, они спрятались в трубу, которая лежала на берегу. Бомбы рвались, труба каталась по берегу, они были в этой трубе. После того, как налёт прекратился, бабушка с мамой вылезли из трубы и пошли к переправе. По пути бабушка подобрала раненого бойца. Даже удивительно как она с мамой на руках (9 лет ей было уже тогда) могла тащить ещё и солдата, ведь росту в ней было метр пятьдесят пятьдесят. Когда они пришли к катеру, шла погрузка, и офицер, который руководил погрузкой, раненного бойца на катер пустил, а бабушку с мамой на руках – нет. С катера спустился капитан судна, и сказал, что если бабу с ребёнком не возьмут, он не пойдёт на левый берег. Офицер грозил пистолетом, но капитан сказал, чтобы стрелял, а дальше сам как хочет судном управляет. Так они попали на левый берег Волги, а затем дошли до Саратова. Однажды я набрал фиолетовых (как чернила, очень приятный цвет) грибов, и мама рассказала, что такие грибы они тогда нашли в лесу, и не знали, съедобные ли они. Настолько оголодали, что съели несмотря на это. Фиолетовые грибы полностью съедобные, редко только где растут. А названия их не знает тут никто.

Информация о том, что Сталин запретил эвакуацию гуляла в городе среди тех кто пережил те дни. Да это и не имеет значения – запрещал или не запрещал, а она проведена не была.

« 28 июля 1942 года Сталин подписал приказ №227 о заградительных отрядах и батальонах. Документ требовал: «Ни шагу назад без приказа высшего командования». Члены общества «Дети военного Сталинграда», с которыми мне удалось пообщаться, утверждают, что фактически это требование относилось и к гражданскому населению Сталинграда. Ломова Ираида (Шевченко): « К нам в Сталинград приехали бабушка и тетя, чтобы эвакуироваться. Но маме, работавшей на военном заводе «Баррикады», не просто запретили эвакуироваться, но и пригрозили военным трибуналом». Таким образом, эвакуация была практически невозможна, даже когда город оказался под массированными бомбежками.

Немногим удалось переправиться через Волгу, на плавсредства брали в первую очередь раненых военных, а открытые пространства Волги были все время под бомбежкой. «Уехать из города оказалось очень сложно. Несколько суток мама простояла на речном вокзале… В момент посадки, а это было холодной ночью, началась бомбежка. Только сели на пароход, как его разбомбили…»,- Береговой Владимир Александрович.

Это может показаться удивительным, но до сих пор нет точных данных о количестве людей, сумевших эвакуироваться. По публикациям газет, до трагических событий 23 августа город смогли покинуть менее 100 тысяч человек – раненые, ленинградские дети, семьи высокопоставленных советских служащих, несколько тысяч квалифицированных работников «оборонки». По данным исследований Берегового В.А., эвакуироваться пытались 300 тысяч человек, но 40% из них погибли. Б.С. Абалихин писал, что всего с 23 августа по 14 октября 1942 г. из города было эвакуировано около 400 тысяч человек.

В советское время некоторые считали, что жители сами не захотели покидать город, так как верили, что Сталинград не будет сдан противнику, и стремились оказать максимальную помощь фронту.

Таким образом, точное количество находившихся в Сталинграде людей не известно. Оно варьирует от 200 тысяч до 1200 тысяч человек. Эта разница в подсчетах, на мой взгляд, обусловлена нехваткой фактических документов. Кроме того, можно заметить большое отличие в цифрах, между воспоминаниями очевидцев и официальными отчетами Советского правительства.

Так же нет и однозначных данных о тех людях, которые все же сумели эвакуироваться. По той же причине. Поэтому я могу лишь предположить, что до середины октября 1942 года было эвакуировано от 100 до 400 тысяч человек.

В итоге, неоспоримым можно считать лишь то, что по утверждению членов общества «Дети военного Сталинграда», после приказа № 227 мирные сталинградцы стали главным заградотрядом для советских войск. «За спиной был живой город, где кричали раненые дети и обезумевшие матери и поэтому для солдата за Волгой земли не стало».

Так, сами того не осознавая, сталинградские дети стали «заложниками войны».

В 16 часов 18 минут силами 4-ого воздушного флота люфтваффе под командованием генерала - полковника В.Рихтгофена началась массированная бомбардировка Сталинграда. В течение дня было произведено 2 тысячи самолетовылетов. Город был разрушен, десятки тысяч жителей ранены и погибли.

По воспоминаниям многих «детей военного Сталинграда», воскресенье 23 августа 1942 года было теплым и солнечным. В центре города – большое оживление- работали магазины, рынки, в парках отдыхали горожане; на центральных улицах работали военные и милиционеры, подготавливая место для прохода военной техники… Через несколько минут после обращения начальника штаба по противовоздушной обороне Сталинграда об ожидающемся массивном налете немецкой авиации, над центром города появился разведывательный самолет «рама». Он выбросил огромное количество листовок и повернул обратно.

В 16 часов 18 минут, как утверждали очевидцы, послышался нарастающий гул. Большими группами, в строгом порядке летели немецкие самолеты. Из воспоминаний Ю.Аникина (в то время 13-и летний школьник): « Стоя на трамвайном кольце я своими глазами видел, как фашистские стервятники нагло летели вдоль города по направлению к заводам, группами, с интервалом в несколько минут. Фугасные и зажигательные бомбы (по 25 штук в самораскрывающихся ящиках), куски рельсов, пустые железные бочки с отверстиями сыпались на город, создавая устрашающий визг, вой, грохот. Мощные взрывы тяжелых бомб постоянно сотрясали землю и воздух».

Охваченные ужасом люди, по их рассказам, пытались спрятаться в первых попавшихся укрытиях. Спасались в наспех вырытых небольших землянках, окопах, щелях, подвалах. Стало гореть все кругом: дома, улицы, город. Горели и стоящие на берегу нефтеперерабатывающие заводы, из-за горящих нефтяных пятен, казалось, что Волга горела тоже.

В надежде на спасение, люди пытались пробраться на переправу через Волгу, но попав туда, многие поворачивали обратно, поняв, что эвакуироваться просто невозможно. Небольшой участок переправы использовали военные, редко переправляли раненых и детей. Попасть на баржу можно было только пройдя адскую давку. «Народ валом, давя друг друга, стал карабкаться на баржу по сходням. А когда рухнул под нами причал, то я машинально вцепилась руками в брючины впереди идущего мужчины, который держал на руках маленького ребенка, но сам он успел одной рукой держаться за сходню. Потом как-то изловчился, достал из кармана перочинный ножик и вырезал те места брюк, за которое я держалась. С этими лоскутами в руках, потеряв от страха сознание, я пошла ко дну…очнулась я на берегу среди таких же «утопленников», как и я…уже взобравшись на крутой берег мы услышали гул самолета… А когда посмотрели в сторону Волги, то та самая баржа горела ярким пламенем, как и люди с нее, барахтаясь в разлившейся нефтяной луже», - вспоминала Мазурова Нина Прокофьевна.

Некоторые пытались перебраться самостоятельно, но под постоянным обстрелом и бомбежками почти все погибали. Так, главный путь к эвакуации был отрезан. Дети и взрослые возвращались обратно, в кошмар 23 августа.

Над головой был непрекращающийся поток самолетов, вокруг ад: пожары, копоть, пыль, смрад от сгоревших человеческих тел…Огромный костер горящего города был виден на десятки километров вокруг.

Только после полуночи атаки фашистской авиации прекратились. В этот день погибло более 40 тысяч мирных жителей (по подсчетам советского командования), в этот день закончилось детство тысяч сталинградских детей…

Как видите, воспоминания других выживших сталинградцев практически идентичны рассказам моих родных.

«Работа по укреплению города

Л. И. Конов

«… Фронт еще был относительно далеко от Сталинграда, а город уже опоясывался укреплениями. Знойным, душным летом тысячи женщин и подростков копали окопы, противотанковые рвы, строили баржи, Принимал в этом участие и я. Или, как тогда говорили, «ходил за окопы».

Одолеть землю, твердую , как камень без кирки и лома было непросто. Особенно мучили солнце и ветер. Жара иссушала и изматывала, а жара не всегда была. Песок, пыль забивали нос, рот, уши. Жили в палатках, спали вповалку, на соломе. Уставали настолько, что засыпали мгновенно, едва коснувшись коленями земли. И неудивительно: ведь работали по 12-14 часов в сутки. Вначале за смену одолевали едва километр, а потом, привыкнув и набравшись опыта, - и целых три. На ладонях образовались кровавые мозоли, которые все время лопались и саднили. В конце концов они затвердели.

Иногда налетали немецкие самолеты и обстреливали нас на бреющем полете из пулеметов. Было очень страшно, женщины как правило плакали, крестились, а иные прощались друг с другом. Мы, мальчишки, хоть и старались показать себя чуть ли не мужчинами, но все равно тоже боялись. После каждого такого полета мы обязательно кого-то недосчитывались…»

«Работа в госпиталях

М. И. Малютина

« Многие из нас, детей Сталинграда, ведут свой отсчет «пребывания» на войне с 23 августа. Я же ее ощутила здесь же, в городе несколько раньше, когда девочек нашего восьмого класса послали оказывать помощь по переоборудованию школы под госпиталь. На все было отведено, как нам говорили, 10-12 дней.

Мы начали с того, что освобождали классы от парт, а на их место ставили койки, заправляли их постельными принадлежностями, Но настоящая работа началась тогда, когда в одну из ночей прибыл состав с ранеными, и мы помогали переносить их из вагонов в здание вокзала. Делать это было совсем не просто. Ведь наши силенки были - не ахти какие. Вот почему каждые носилки мы обслуживали вчетвером. Двое брали за ручки, а еще двое подлезали под носилки и , чуть приподнявшись, двигались вместе с основными. Раненые стонали, иные бредили, а то и сильно ругались. Большинство их было черными от дыма и копоти, оборванные, грязные, в окровавленных бинтах. Глядя на них мы нередко ревели, но дело свое делали. Но и после того, как мы вместе со взрослыми доставили раненых в госпиталь, нас домой не отпустили.

Работы хватало всем: ухаживали за ранеными, перематывали бинты, выносили судна. Но настал день, когда нам сказали: « Девчата, вы сегодня же должны разойтись по домам ». А потом было 23 августа…»

Тушение "зажигалок"

В. Я. Ходырев

«…Однажды наша группа, среди которой находился и я, услышала нарастающий гул вражеского самолета, а вскоре - и свист падающих бомб. На крышу упало несколько зажигалок, одна из них оказалась вблизи меня, ослепительно брызгая искрами. От неожиданности и волнения на какое-то время забыл, как необходимо действовать. Наотмашь ударил ее лопатой. Она еще сильно вспыхнула, обдавая фонтаном искр, и, подпрыгнув, перелетела через край крыши. Не причинив никому никакого вреда, так и догорела на земле посреди двора.

Были потом на моем счету и другие укрощенные зажигалки, но ту, первую, запомнил особенно. Прожженные ее искрами штаны с гордостью показывал дворовым мальчишкам…»

Поимка лазутчиков

В. Л. Кравцов

« … В конце июля где-то около двенадцати часов ночи после объявления воздушной тревоги, когда по небу метались ослепительно белые лучи прожекторов, мы стояли на перекрестке улиц, у смирновского магазина. Неожиданно, из-за дома напротив, шипя, в небо ввинтилась ракета. Описав дугу, она упала где-то в районе переправы. Не сговариваясь, мы рванули в темный двор. Убегающего в сторону водокачки человека увидели сразу. Наиболее легкий на ноги Юра настиг ракетчика первым и сбил его с ног. Этого мгновения хватило, чтобы мы с Колей оказались тут как тут.

Оседлали вражеского лазутчика всем составом патруля. Обыскав его, ничего не нашли: по всей вероятности, успел избавиться от лишних улик. Связав задержанному руки брючным ремнем, повели его в милицию. Всю дорогу молчали, каждый думал о своем. Только Юрка все никак не мог успокоиться и бесконечно повторял: «Ну и гад!… Ну и фашист проклятый!».

Нас поблагодарили за бдительность. А К. С. Богданова добавила: « Я горжусь вами, ребята. Вас обязательно наградят».

Но 23 августа перечеркнуло все. Всем было не до наград. И все же они появились. Но позже, через два года, когда мы семнадцатилетними ушли на фронт. Только Коли среди нас не было, он погиб на пятый день после бомбежки ».

Труд на производстве

М. Н. Киселев

« … Война застала меня в ремесленном училище. Учебный процесс наш резко изменился. Вместо положенных двух лет обучения уже через десять месяцев я оказался на тракторном заводе. О сокращенном обучении мы не жалели. Наоборот, стремились поскорее попасть в цех, чтобы лозунг «Все - для фронта! Все - для победы!» могли осуществлять не только другие, но и мы, подростки.

Время было суровое, и скидок на возраст нам практически не было. Работали по 12 часов. С непривычки быстро уставали. Особенно было тяжело, если попадали в ночную смену. Работал я тогда фрезеровщиком и очень этим гордился. Но были среди нас и такие(особенно среди мальчишек – токарей), которые, чтобы стоять за станком , подставляли под ноги ящики и еще что-либо».

Спасение людей на катере

В. А. Потемкина

« …Наша семья в то время была «на плаву». Дело в том, что папа работал механиком на небольшом катере «Леваневский». Накануне начала бомбежки города начальство направило судно в Саратов за военным обмундированием и одновременно разрешило капитану и моему папе взять свои семьи, чтобы там и оставить. Но едва мы отплыли, как началась такая бомбежка, что пришлось возвратиться назад. Потом задание отменили, мы же так и остались жить на катере.

Но это была совсем иная, нежели раньше, жизнь – военная. Мы грузили боеприпасы и продовольствие и доставляли его в центр. После этого забирали на борт раненых бойцов, женщин, стариков, детей и переправляли на левый берег. На обратном пути наступала очередь действовать « гражданской» половины команды катера, то есть жене капитана с сынишкой и нам с мамой. Двигаясь по покачивающейся палубе от раненого к раненому, мы поправляли им повязки, давали пить, успокаивали бойцов с тяжелыми ранениями, , прося их немного потерпеть, пока мы не достигнем противоположного берега.

Все это приходилось делать под огнем. Немецкие самолеты сбили нам мачту, много раз пропарывали нас пулеметными очередями. Нередко от этих смертельных стежек гибли взятые на борт люди. Во время одной такой ходки были ранены капитан и папа, но на берегу им оказали срочную помощь, и мы вновь продолжали наши опасные рейсы.

Вот так нежданно – негаданно оказалась я в числе защитников Сталинграда. Правда, немного мне лично удалось сделать, но если впоследствии выжил хотя бы один боец, которому я чем-то помогла, то я – счастлива».

Участие в боевых действиях

Когда началась бомбежка, у Жени Моторина - коренного сталинградца, погибли мать и сестра. Так четырнадцатилетний подросток был вынужден какое-то время находиться вместе с бойцами на передовой. Они пытались эвакуировать его через Волгу, но из-за постоянных бомбежек и обстрелов это не удавалось. Настоящий кошмар Женя испытал, когда во время очередной бомбежки, шедший с ним рядом боец закрыл мальчика своим телом. В итоге солдата буквально изорвало осколками, но Моторин остался жив. Пораженный подросток долго бежал от того места. А остановившись в каком-то полуразрушенном доме, понял, что стоит на месте недавнего боя, окруженный трупами сталинградских защитников. Неподалеку лежал автомат, схватив который Женя услышал винтовочные выстрелы и длительные автоматные очереди.

В доме напротив шел бой. Через минуту, по спинам заходивших в тыл нашим солдатам немцев, ударила продолжительная автоматная очередь. Спасший воинов Женя, стал с тех пор сыном полка.

Солдаты и офицеры позднее называли парня «сталинградским Гаврошем ». А на гимнастерке юного защитника появлялись медали: «За отвагу», «За боевые заслуги».

«Жизнь детей в оккупации

Детям, вместе со взрослыми, приходилось терпеть все горести немецкой оккупации. Немногие тогда, в сентябре, знали, что их ждет. Э.С. Лапшина: «О том, как ведут себя немцы на захваченной территории, я читала в газетах еще в начале войны. Честно скажу, восприятие было двойственным – и верилось, и не верилось. Но когда немцы в сентябре вошли в наш окоп, все мои сомнения были повергнуты…».

Фашисты воплотили в жизнь самые страшные людские кошмары, и, судя по воспоминаниям детей военного Сталинграда, даже получали от этого удовольствие. «Вместе с появлением немецких танков начались кровавые расправы. Под мелодии губных гармошек, под маркой борьбы с партизанами немцы вешали людей. Почти на каждом сохранившемся столбу висели мужчина или женщина. Врываясь в подвалы, погреба, щели, фашисты грабили, насиловали. Пьяные оргии продолжались несколько дней. Каждый такой день мог стать для любого из нас последним»,- А. А. Ягодин.

Говоря о негуманном отношении немцев к советским людям, нельзя не вспомнить признания генерал-майора Леннинга: «Город Сталинград официально предназначен открытому грабежу из-за его удивительного сопротивления». Из показаний майора Шпайтелья: «Немецкие войска в городе Сталинграде проявили грабеж и насилия над советским населением, забирали у местных жителей теплые вещи, хлеб и продукты, изымали столы, стулья, посуду, ценности», а также по воспоминаниям самого населения, становится понятно, что в Сталинграде размеры производимых немцами грабежей превзошли все, что имело место в других(подобных) оккупированных ими городах Советского Союза.

И, конечно же, это не могло обойти стороной детей. Ведь отбирали их хлеб, их вещи, их надежду на выживание.

Таким образом, итак не получавшие продовольствия люди лишались последнего. И.Д. Чепрасов: «Особенно мучил голод. Жили тем, что за несколько выходов на элеватор удавалось мне принести немного полугорелого зерна. Зная, что его могут у нас отнять немцы, зарыли его перед окном, под кустом дикой розы. Расходовали свой запас мы сверхэкономно, лишь бы не умереть с голода. Но и этой еды нас фашисты иногда лишали. Бывало, заходят, и заставляют мать вынуть чугунок из печи. Затем требуют, чтобы она чуть-чуть на их глазах попробовала: видно боялись, чтобы не отравили…».

Помимо горелого зерна, «питались» в основном шкурами лошадей, кожаными ремнями, порой даже копытами, найденными в дорожной грязи. «С едой было плохо. Иногда взрослые находили раненых лошадей. Конину варили очень долго, и она была все же нашим спасением…»,- Л. И. Ким. П.Т.Донцов: « …Но хлеба у нас не было. Доходило до того, что еда состояла из подсоленной воды, да луковицы на двоих. Из отходов горчицы делали оладьи, предварительно вымочив их в течение суток. Во всей комнате стоял устойчивый запах, и слезились глаза…».

Почти в каждом воспоминании повзрослевшего «ребенка военного Сталинграда» можно увидеть описание голода. Голода, заставляющего ежедневно рисковать и так неспокойной жизнью в норах, окопах. Под обстрелами и бомбежками, в мороз и стужу, дети, хоть как-то стремясь помочь близким и себе, и наравне со взрослыми отыскивали пищу, порой становившуюся пригодной только после многих усилий. А. А. Алексеева: «… Голодная зима 1942-го. Наверное, ее никогда не забудешь. Разве можно забыть, как ходили на развалины бывшего кожзавода и выдирали, а вернее вырубали топором из ям просоленные и мороженые шкуры? Разрубив такую шкуру на куски и опалив в печке, варили, а затем пропускали через мясорубку. Полученную таким образом студенистую массу ели. О вкусовых качествах не думали – важно было выжить. Именно благодаря этой пище нам удалось остаться в живых…». В пищу шли, казалось бы, совсем несъедобные вещи. В. Д. Изусткина писала: «… Голодная зима заставила всех нас искать все, что с грехом пополам годилось в пищу. Вот почему разбредясь в разные стороны от нашего домика, искали мы под снегом то, что оставалось от уже съеденных немцами лошадей. Как правило, это были копыта, да полуразложившиеся шкуры. Правда, были еще «продукты», которыми мы тогда питались, чтобы избежать голодной смерти, - это патока и клей – декстрин. За ними мы ходили, а вернее, ползали, на животе под пулями на тракторный завод…Принесенную патоку долго вываривали, стараясь освободить ее от керосина. Из клея же пекли лепешки. От этих «деликатесов» языки у нас стали деревянные… Все равно голод был так силен, что притуплял опасность…».

Помимо поисков еды, детям каждый день приходилось бороться с судьбой…за воду! Ведь за водой им приходилось продираться к Волге, на виду у немцев, абсолютно беззащитными и бесправными. Каждую такую «вылазку» поджидала смерть… А. П. Корнеева: «… Каждый зимний поход девочки за водой и горелым зерном был походом между жизнью и смертью… За водой Таня ходила на Волгу. Свирепый ветер насквозь продувал ее неказистую одежонку, колол лицо снежной пылью, к тому же, надо было пройти до воды и обратно так, чтобы не попасть под пули, разрывы снарядов и мин. Но если даже удавалось миновать все это, то это еще не означало оказаться дома с водой: часто кончалось тем, что немецкий часовой подходил, забирал ведро и уносил к себе в блиндаж… И когда уже пустое ведро возвращали, опасный путь к воде повторялся…».

Е. П. Жорова: « Вода. Чего больше всего было в Сталинграде? Кажется именно ее, ведь под боком целая Волга. Но воды-то нам, сидящим в подвалах, больше всего и не хватало. Жажда, пожалуй, переносилась нами значительно тяжелее, чем голод. Да и цена воды была нередко весьма высокой - в человеческую жизнь. Именно такую цену заплатили некоторые мои сверстники, скрывавшиеся, как и я, в котельной одного из домов гидролизного завода. Отсюда ходили в сентябре за водой мальчишки-смельчаки в ледники, размещавшиеся около элеватора. Увы, ни один из них назад не вернулся. Причину трагедии мы узнали несколько дней спустя… На верху элеватора сидел немецкий снайпер, который расстреливал каждого, кто приближался к нему… Расплата смертью за воду длилась до тех пор, пока наши бойцы не сумели уничтожить жестокого убийцу…».

Еще одна страшная беда оккупированных сталинградцев – это немецкий плен. В немецкие концлагеря отправляли и детей. «Когда фашисты ворвались в Сталинград, нас насильно погнали на Украину пешком, потом ехали на открытых платформах»,- М. С. Машефина. По воспоминаниям членов общества «Дети военного Сталинграда», их колоннами, без перерывов и практически без пищи гнали в лагеря, под конвоем и постоянным страхом смерти. Несчастные, голодные, больные дети и взрослые должны были ни в коем случае не отстать, несмотря на то, что и сил то у многих на просто передвижение не было, иначе – смерть. « Где-то в конце октября к нам спустился один немец. Меня он из землянки вынес, а сестренку застрелил…Голодных, разутых и раздетых фашисты погнали нас в Гумрак, а затем на станцию Обливская…»,- Ю. Н. Левина. Из воспоминаний Н. С. Быкаева можно сделать вывод, что на станции Гумрак был создан распределительный пункт : молодежь- в Германию, мужчин средних лет – на земляные работы, женщин с детьми, пожилых и больных отправляли на станцию Нижний Чир. « Шли пешком, под непрерывно моросящим дождем, и сразу, как пришли, отправили поездом (два крытых вагона и несколько открытых платформ) в Белую Калитву. Холодную ночную поездку некоторые пожилые люди не выдержали, умерли, другие сильно простудились. Там поселили в курятнике колхозной птицефермы… Затем снова разбили на группы – группу женщин с детьми направили на расселение по селам Ростовской области и Украины…»,- К. С. Бакаев.

Концлагерь в Белой Калитве оставил шрам на сердце многих сталинградских детей. « Узником концлагеря в Белой Калитве я стал в два года. Туда маму, бабушку, братишку и меня пригнали из нашего фронтового города…», - рассказывал А. С. Терелецкий. О том, что конкретно происходило в этом адском месте можно узнать из воспоминаний А. Шамрицкого: « … Белая Калитва… У всех, кто побывал там за колючей проволокой, она осталась в памяти на всю жизнь. Гражданское население, в основном женщины, старики и дети из Сталинграда, прибывало порой по два-три эшелона в день. За непродолжительное время за колючей проволокой сосредоточилось около пяти-шести тысяч человек. Кормили людей раз в сутки. В котел шли даже опилки, смешанные с отрубями. Трупы умерших от болезней и голода, замерзших, уже не умещались в ямах, выкопанных до морозов, в том числе воронках от бомб, снарядов. Их складывали прямо в штабеля, как дрова». Как ни страшно было заточение в немецком плену(как в Германии так и на территории СССР), порой после счастливого освобождения и возвращения домой, сталинградцев ждали новые горести, теперь уже от Советского правительства. Так произошло с Л. А. Юхимук: « … самым страшным было – жизнь, после возвращения на Родину… меня не принимали ни на работу, не прописывали, оскорбляли. Мне не давали возможности учиться. Я не понимала, в чем я виновата»

Вот воспоминаниям А.С.Терлецкой я не готов верить совершенно. Отцу было 13 лет в августе 1942-го. Он, его мама, бабушка и дедушка жили в овраге (пойма реки Царица) за кондитерской фабрикой. Овраг не бомбили. Хотя, перед тем как уходить на фронт мой дедушка выкопал им блиндаж, и они перешли жить туда. Он рассказывал как его дед Александр Васильевич сидел под грушей, и что-то мастерил, началась стрельба, дед нырнул в блиндаж, а через секунду в ту грушу угодила мина. Кто-то развлекался их фашистов, стало быть. Через несколько дней налёты прекратились, дедушка сделал из велосипеда тележку, они сложили что поместилось из вещей, и пошли вливаться в поток людей, которые покидали город. Так они и попали в Белую Калитву. Оказалось, что одна из их соседок по Сталинграду была родом оттуда, большевики её раскулачили в своё время, и немцы вернули ей её дом. Она пустила их в кухню на постой. Бабушка устроилась работать в офицерскую столовую. Коллаборационист? Выживать нужно – не до героизма. Так они там и пробыли пару лет, или около того, а когда вернулись назад в Сталинград, никаких репрессий не последовало. Совершенно никакой дискриминации не было. Так что оставляю этот рассказ А.С.Терлецкой как некий феномен, мне лично непонятный.

«Бремя начальной борьбы за Сталинград пало на 1077-й противовоздушный полк: подразделение, укомплектованное, главным образом, из молодых женщин-добровольцев, не имевших опыта по уничтожению наземных целей. Несмотря на это и без должной поддержки, доступной от других советских подразделений, противовоздушные стрелки оставались на своих местах и вели огонь по наступающим вражеским танкам 16-й танковой дивизии, пока все 37 батарей ПВО не были уничтожены или захвачены. К концу августа группа армий «Юг» (Б) достигла Волги к северу от города, а потом и к югу от него.

На начальном этапе советская оборона опиралась в значительной степени на «Народное ополчение рабочих», набранное из рабочих, не втянутых в военное производство.

Сохранено