Заробитчане. Продолжение

julija_welboy — 24.03.2018 Один пьяный комментатор в позапрошлом посте похвалялся, как ловко украинцы обводят русских вокруг пальца – едут работать на них, а русские им платят! Хахаха! Разве можно таких людей уважать? Ведь по сути украинцы своим присутствием в России захватили ее. Нет, поработили! Вот такая примерно логика. Интересно, реальные заробитчане ее разделяют?

На обратном пути в Днепр я ехала рядом с женщиной, которая работала в Питере сиделкой. Ну, сиделка, это так сказать. На самом деле ее даже домработницей нельзя назвать, скорее, компаньонкой. Таких благовоспитанных дам из бедных семейств в 19-м веке брали себе в наперсницы богатые барыни, чтобы не скучать. А история ее началась так. Несколько лет назад Лену взяли ухаживать за старенькой бабушкой, которая уже не ходила.

Я упустила момент спросить, сколько лет было бабушке, но ее дочери – 80. Было тяжело, лежачая больная, и довольно грузная, а сиделка – худенькая женщина, небольшая. Ночи беспокойные, дни в тревоге. Иногда спать удавалось всего по три часа утром, когда ее подопечная засыпала, и пару часов вечером, перед кризисом. Вот как нужны были деньги. Через три месяца бабушка умерла, а дочь до того привыкла к Лене, что не захотела ее отпускать.


И вправду сказать, женщина эта где-то особенная. Все пассажиры в маршрутке ехали со своими тормозками, а мне его взять было неоткуда. Я надеялась питаться в дороге тем, что куплю на заправках. В самом начале пути, еще в Питере съела в Макдоналдсе две котлеты, которые сразу колом встали, и один раз на остановке купила пирожное и чай, а потом всё такие места попадались, где не было ничего съедобного, только сухарики и чипсы. А ехать 30 часов.

Лена мне и говорит: «У меня курочка домашняя есть, - и достает вареную курицу. – Хлебушек бери, вот огурчик, вот помидорчик, кушай, кушай! – развернула целую скатерть-самобранку. И потом всю дорогу: ест орешки – мне половину отсыплет, палочки кукурузные, печенье, шоколадку – все со мной пополам. Кормила меня, как Надежду Савченко после тюрьмы. Я только кофе нам на остановках покупала.

Свой путь Лена начала с чтения молитвы. У нее при себе была книжечка, завернутая в вышитую хустиночку, и так бережно она ее разворачивала при каждом удобном случае, как мать дитя. Откроет молитвенник, пошепчет губами минуту-две, завернет назад в платочек и аккуратно в сумочку уложит. Она и мне давала читать. Нас полиция остановила, попросили сдать паспорта на проверку. Всех пассажиров паспорта посмотрели и быстро вернули, а мой – задержали. У меня же айди-карта, им такое внове, ну и стал ее полицейский рассматривать на все стороны, потом еще миграционную карту попросил предъявить, потом предъявить мое лицо для сравнения (я сидела сзади, и меня не было видно). Пока полицейский с товарищем над моим паспортом думали, Лена достала молитвенник, открыла на какой-то странице и шепчет мне: «Читай»!

Это была «Живый в помощи», специальная молитва для путешественников. Верите ли, я, за то время, пока мой паспорт смотрели, наизусть ее выучила. Лена меня незаметно трижды перекрестила. Мне кажется, доброта ее не от религиозного сознания идет, а от сердца. Я думаю, она из тех людей, которым не то чтобы религия велит быть добрыми, а наоборот, они нашли религию, чтобы оправдать свою не вмещающуюся в обычные рамки доброту. Никакой слишком добрый и щедрый жест не будет для такого человека чрезмерным – так им бог велел. В передышке между работой и домом, когда питерские заботы уже отошли от нее, а домашние еще не пришли, и, казалось бы, можно расслабиться и отдохнуть, она нашла, кого опекать.

Платочек, в который был завернут молитвенник, вышит крестиком, украинским орнаментом. Но не моды ради, как надевают вышиванки в парламент, а по сельской простоте. Сидела женщина долгими вечерами и вышивала. Говорила Лена со мной на суржике, но не думаю, что для демонстрации своей национальности. Я спросила, на каком языке она в Питере говорит. «На русском, только на русском.» – «Не тяжело тебе»? – «Не-ет»! – и тут же перешла на совершенно чистую русскую речь.

Одним словом, Лену в той семье полюбили. А семьи осталось – одна восьмидесятилетняя женщина, Е. А., по совпадению тёзка. Лена называет ее «хозяйка». И еще совпало, что хозяйка тоже человек воцерковленный и даже работает в той структуре. Я не знаю точно, как эта организация называется, но есть в Питере офис, где собираются все церковные работники, и она там кем-то вроде секретаря.

Работа Лены начинается с того, что она будит хозяйку в 8-мь часов утра. Е.А. долго не может проснуться, через каждые 15 минут Лена стучит в дверь и говорит: «Просыпайтесь, просыпайтесь». Е.А. лежит до последнего, пока Лена не крикнет: «Половина десятого!» Тогда хозяйка вскакивает, собирается, как солдат, делает два глотка чая и вылетает из дома. Лена остается одна до самого вечера.

Пройдется по магазинам, приготовит кушать, вечером накроет на стол, помоет посуду. Раз в неделю постирает машинкой, сделает уборку, - вот, собственно, и все. Да, еще ходит по разным инстанциям, когда надо. Например, сменить счетчик, порешать вопросы с ЖКО (на знаю, как эти структуры в России называются). Хозяйка уже плохо видит и не понимает, как там надо действовать. Часто забывает, что нужно сделать, а что уже сделано. Например, дает Лене список продуктов, которые нужно купить, Лена покупает. А вечером с работы сама возвращается с сумкой - купила все по второму разу.

За свои труды она получает 30 тыс. Хозяйка может платить эти деньги, потому что кроме пенсии и зарплаты, которую ей платят в церковном офисе, у нее есть пособие ребенка войны. Вообще, женщина эта очень образованная и культурная, работала в молодости переводчиком французского языка, ездила заграницу. Когда Лена заговаривает при ней по телефону, она сразу выходит в другую комнату и никогда не спрашивает о личном. У Лены своя спальня, куда хозяйка не заходит, только стучит, если ей что-то надо.

Днем у каждой свои дела, а вечером они смотрят телевизор или читают. Интернетов этих наших не признают. Питается Лена за хозяйкин счет, притом получает самые лучшие кусочки. Е.И. старается мяса не есть, но совсем без мяса не может. Поэтому они делятся так: Лене курицу, хозяйке бульон, Лене котлеты, хозяйке подливу. Из борща и супа все мясо достается Лене, которая тоже не очень хочет мясоедствовать, но смиряется и ест. Питание за счет хозяйки, проезд по городу за продуктами или по делам – тоже. В свое село Лена везла с собой столько сумок, что зад автобуса осел, все было забито ее багажом. Говорит, подарки детям от Е.И.

Дома ее ждали двое дочерей – Софийка и Марийка. Они звонили ей из школы, просили разрешения отпроситься с уроков в честь ее приезда, но Лена не разрешила. Она видит детей два месяца в году, раз в полгода берет отпуск и приезжает в свое село. Жить в России ей нравится, но девочки вот уже несколько лет растут без матери. И будут дальше расти, потому что таких денег Лена на родине не заработает, а им учиться надо, в институт поступать.

И не одна Лена такая. Тысячи украинских женщин бросают своих детей, ради того чтобы этих детей прокормить. Выбор невелик: или ты сама их воспитываешь, и вы все вместе голодаете, или воспитывают чужие люди, а ты идешь в наймы. Наверное, об этом случае писал Шевченко:


А сестри! сестри! Горе вам,
Мої голубки молодії,
Для кого в світі живете?
Ви в наймах виросли чужії,
У наймах коси побіліють,
У наймах, сестри, й умрете!


Прошло двести лет, ничего не меняется.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив