
Заметки российского бродяги. На стройках сионизма. Израильские побасёнки

Дело было в приснопамятном 1993 году, когда я впервые приехал в Израиль принюхаться да присмотреться что к чему. Был я сильно помоложе, да и куража было значительно побольше по сравнению с теперешним, и чтобы выработать правильное отношение к стране, а не пасть жертвой заблуждений, столь присущих легкомысленным туристам, исследующим страну с фасада, я сразу решил залезть ей в самую что ни на есть жопу и отправился работать на стройку. К тому же в те времена это имело и определённый экономический смысл, ибо денег, заработанных таким образом, вполне хватило бы в новообразованной России если и не на что-то серьёзное, то уж на хорошие кабаки с блядями и прочие бытовые мелочи вполне. Впрочем, опять я, в свойственной мне манере, слишком застрял в предисловии.
Нужно сказать, что уважающий себя израильтянин никогда не пойдёт работать на стройку, впрочем, как и в иных Европах да и в России последних времён, коренное население которых чурается этих глупостей. Израильские стройки тех лет комплектовались из палестинцев, кои тогда ещё не вышли окончательно из доверия, арабов-бедуинов, ну и свежеприбывших колбасных "сионистов", готовых приносить пользу родине на всех фронтах для которых мест поприличней поначалу не предусматривалось – своим не хватает.
О ту пору добирался я до работы на нашем родном велосипеде пермского производства, носящем гордое имя "Кама", коих массу, наряду с остальным хламом, притаскивали с собой в Израиль новоприбывшие. В один из дней, я с трудом закинул свою насквозь пропотевшую после трудовой смены жопу на сидушку этого велосипеда. Любопытствующие бедуины внезапно живенько заинтересовались тем, что написано на раме неведомой им доселе конструкции.
-- Эйх зэ никрА? – спросили они меня (как это называется?).
-- Кама, – ответил я с бездонной гордостью за продукцию своей малой родины.
Дальнейшее следует пояснить отдельно. Дело в том, что "кама" на иврите переводится как "сколько".
-- Ма зэ кама – вновь спрашивают бедуины (что сколько?)
-- Кама, - вновь распираемый от счастья живым интересом иностранных братьев к пермской продукции, повторяю я с удовольствием.
Через некоторое время до меня начинает доходить, что разговор принимает замкнуто-цикличную форму и пора с этим заканчивать. Не отвечая на в очередной раз заданный тот же вопрос, я молча "давлю на педали, пока не дали" и с единственной мыслью, облечённой в следующую форму: "Ебать вашу бедуинскую мать, ишаки тупорылые" уезжаю восвояси. Скорее всего, с теми же мыслями о моих родственниках бедуины смотрели мне вослед.
В другой раз "менаэль авода", что переводится примерно как "бригадир", свинья такая, видимо, руководствуемый каким-то немотивированным злобством, отправил меня – яркого представителя европейской элиты и белого человека –– месить бетонный раствор. Дело в том, что вообще-то для этого существует специальный механизм, но иногда "каблан" – прораб в нашем понимании, особенно если он достаточно прижимистый и хитрожопый, экономит на оплате этой механизации, ибо ручная работа обходится ему значительно дешевле.
Но я, в порыве трудолюбия, попёрся к месту ответственного задания и увидел там следующую картину. Посреди этого месива стояло несколько палестинцев в высоких резиновых сапогах и орудовало лопатами. Свет померк в моих глазах. Покрутив задумчиво в руке выданную мне лопату, я отбросил её в сторону и со словами "В пизду!" в очередной раз отправился восвояси, решив наплевать в том числе и на упущенный заработок – здоровье дороже.
Впрочем, демарш этот был мне прощён, ибо, надеюсь, менаэля всё ж таки загрызла совесть, но палестинцы запомнили накрепко. И в следующие разы радостно приветствовали меня на стройке, завидя ещё издалека, криками – "В пИзду!" повторяя их многократно. А вот понимали ли они смысл, я так и не знаю до сих пор.




