Загадки Горбачёва

maysuryan — 02.09.2022
Александр Фалдин (1953 г.р.) и Светлана Фалдина (1952 г.р.). Плакат «Браво!». 1988

В чём загадка Горбачёва? На самом деле их несколько.

1. Загадка первая: как такой человек оказался во главе страны?
Тут, как ни странно, никакой особой загадки нет. Кое в чём Михаил Сергеевич был мастером непревзойдённым: в умении продвигаться вверх. Накануне его избрания Генсеком большой вес в руководстве, да и в партии в целом, приобрело течение, которое можно назвать «неомолотовским» или даже «неосталинским». Одним из лидеров этого течения был бывший сталинский нарком Дмитрий Устинов, к нему примыкал старый дипломат сталинской же школы Андрей Громыко. Зримым знаком того, что эта группа идёт к власти, стало восстановление в партии самого лидера антихрущёвской оппозиции Вячеслава Молотова летом 1984 года. Причём партбилет ему возвращал лично не кто иной, как Генсек Константин Черненко!
Могут спросить: а при чём же здесь наш Михаил Сергеевич? Да притом, что он выступал в те дни рьяным поборником именно этого течения. Например, на заседании Политбюро не только поддерживал восстановление Молотова, но и предлагал побыстрее вернуть в партию его соратников Кагановича и Маленкова. Так что и Громыко, и Устинов (умерший в декабре 1984 года), и другие «неомолотовцы» видели в Горбачёве своего естественного лидера, вдобавок из числа из молодого поколения. Именно Громыко в марте 1985-го выдвигал Горбачёва в Генсеки...
Короче говоря, первый секрет или первое ноу-хау Михаила Сергеевича состояло в том, что он выглядел в глазах обладавших властью и влиянием людей именно тем, кого они хотели видеть...
Вы ещё не поняли? Тогда, в пояснение, ещё одна яркая иллюстрация. Известно, что в своих речах Михаил Сергеевич часто делал неправильные ударения: «нАчать», «углУбить», «мЫшленье» и т.д. Да и просто речевые ошибки, вроде «Азибаржан» (вместо Азербайджан). Среди интеллигенции над этим за это посмеивались, но в советские времена такая внешняя простонародность была ему скорее в плюс, способствовала его продвижению вверх.
А вот что вспоминал Сергей Кургинян: «До Павлова была моя единственная встреча с Горбачёвым, длившаяся около двух часов. [...] Уходя от Горбачёва, я замер на полпути: вдруг осознал, что два часа подряд он говорил на безукоризненном русском языке, ни одного неправильного ударения! Вся эта неграмотность была игрой для народа. Это ранняя весна 1991 года».
Умел он и пошутить, когда требовалось. Вот, например, из его поздних шуток: «Есть люди, которые говорят, что Ельцина и Горбачёва нужно повесить на одном и том же дереве. Ну, давайте хотя бы тогда на разных ветках».

2. Вторая загадка Горбачёва звучит так: почему его перестройка закончилась крахом?
Тут надо заметить, что все жизненные проекты Михаила Сергеевича всегда и неизменно и заканчивались крахом. Который был в то же время и успехом... Но их суть была не в успехе по существу дела, а только и исключительно в продвижении вверх их инициатора. И в этом они столь же неизменно приносили ему требуемое.
Примеров тут несть числа, но в качестве эталонного образца процитирую Вики: «В 1977 году в Ставропольском крайкоме партии под руководством Горбачёва был изобретён так называемый «Ипатовский метод» уборки урожая по названию Ипатовского района. Ему было посвящено множество документальных фильмов и телепередач. Это способствовало повышению Горбачёва и переводу его в ЦК КПСС на должность секретаря, курировавшего сельское хозяйство. Однако позже от ипатовского метода отказались, так как он приводил к потере зерна и износу техники. Специалистами по сельскому хозяйству он был признан авантюрой».
Иначе говоря: Горбачёв прекрасно, даже непревзойдённо умел работать с самопиаром среди руководящего слоя СССР. С грубым «физическим материалом», как земля, уборочная техника, урожай он работать не умел. Так же фатально не умел он работать и с таким «физическим материалом», как народная масса.
Тут следует напомнить, что советские революционеры, пришедшие к власти в 1917 году, провозглашали, что творцом истории является народ. Это говорили все руководители СССР, начиная от Ленина и заканчивая Горбачёвым, но проблема заключалась в том, что поколение Горбачёва уже в эти слова само не верило. Оно не застало революцию, когда этот тезис доказывался, так сказать, предельно наглядно. Войну с фашизмом, исход которой тоже решался молчаливым или деятельным сочувствием населения той или иной стороне, оно застало ещё в детском возрасте. Конечно, Михаилу пришлось ощутить «прелести» нацистской оккупации на своей, в буквальном смысле слова, шкуре (его мама как-то рассказала журналистам, что остановившиеся в их доме немцы заставляли 11-летнего мальчика Мишу без устали таскать им воду для бани, часами ощипывать гусей, кур и уток для их угощения, готовить им пищу, а однажды по приказу немцев Михаила выстегали нагайкой, что он запомнил на всю жизнь). Но понять, что исход войны решило в конечном итоге сочувствие простых людей советской власти и их, мягко говоря, несочувствие фашистам, он едва ли мог.
В итоге самыми характерными личными чертами последнего генсека оказались, как ни покажется странным, высокомерие, надменность и пренебрежительное отношение к «простым людям». Переводчик Виктор Суходрев отмечал в этом плане диаметральную противоположность Брежнева и Горбачёва: «В то время, когда «весь советский народ», как у нас любили писать в газетах, связывал имя Горбачёва с наконец-то проснувшейся в нашем руководстве долгожданной чуткостью, внимательностью, я лицезрел перед собой человека, отнюдь не блистающего этими душевными качествами. За период деятельности Горбачева на высоком посту вряд ли кто из его окружения слышал от него слово «спасибо». Если Брежнев, даже будучи уже дряхлым и больным, после окончания официальной беседы с иностранцем, попрощавшись с ним, считал для себя обязательным пожать руку переводчику и поблагодарить его за работу, то Горбачёву это и в голову не приходило. Для него все мы были своеобразной частью обстановки, как столы, стулья, карандаши».

Между прочим, эту отчуждённость нового Генсека от народа сам народ очень хорошо и быстро почувствовал. Вслед за самыми ранними, одобрительными анекдотами о Михаиле Сергеевиче («Черненко и Брежнев обсуждают на небесах: «Кто поддерживает Горбачёва в Политбюро?» — «А никто не поддерживает — он сам ходит!») стали появляться остро-критические:
1). Как расшифровывается «Горбачёв»?
— Граждане, Обождите Радоваться, Брежнева, Андропова, Черненко Ещё Вспомните!
2). Перед перестройкой страна оказалась буквально на краю пропасти. Но потом она сделала большой шаг вперёд и стала двигаться с ускорением.
3). — Что представляет политика Горбачёва: прогресс или обман?
— Прогресс обмана.
4). В течение десятилетий КПСС говорила народу, что капитализм — это воровство и бандитизм. А потом Горбачёв заявил: товарищи, мы должны все стать капиталистами. Его соответственно и поняли.
5). Ну и, наконец, пророческий анекдот, который полностью подтвердился и продолжает подтверждаться у нас на глазах:
— Что будет после перестройки?
— Перестрелка.

3. Сложив эти два свойства Михаила Сергеевича — гениальное умение подстраиваться к элитарной аудитории, и полное неумение работать с аудиторией эгалитарной, с массой, с народом, мы разрешим и третью загадку Горбачёва: почему он так странно вёл себя после 1991 года? Например, продолжал твердить, что люди его ценят и любят, хотя все знали, что это было не так? Вот, например, его слова в декабре 2019: «Вообще же, я чувствую, что люди (и, прежде всего, бывшие граждане СССР) мне до сих пор благодарны, а это ведь самое главное, значит, не зря я делал свою работу. Многих «деятелей» тех времен сейчас мало кто вспомнит, а меня до сих пор в народе уважают. Да, есть часть людей, которые верят всяким сказкам обо мне, но большинство понимает, что я внёс большой вклад в развитие страны в то трудное для всех время».
Понять эти слова можно, если вспомнить: он просто-напросто вновь подстраивался к определённой аудитории, и делал это неплохо, даже с блеском, да только что это была за аудитория?
5 июня 1991 года глава Советского (ещё советского!) государства произнёс в Осло свою Нобелевскую лекцию, и в завершение речи заявил: «В присуждении мне Нобелевской премии я увидел понимание моих намерений, моих устремлений».
Ещё бы! Осталось уточнить: кем? Ответим за Генсека компартии: мировой буржуазией.
«Скажи мне, кто тебя хвалит, и я скажу, в чём ты ошибся». (с)

В начале 1992 года Горбачёв отчитывался перед этой же аудиторией о достигнутых им успехах:
«И всё же, несмотря ни на что, историческую задачу мы решили: тоталитарный монстр рухнул, люди получили свободу, в обществе развернулись демократические процессы. Они идут очень остро, болезненно, но они идут и набирают силу... Мои действия отражали рассчитанный план, нацеленный на обязательное достижение победы.
Всё приходилось делать с оглядкой на идеологические догмы и на возможную реакцию партии. А как партии следят за своими вождями? За каждым словом! Однако, повторяю, принципиальный выбор был сделан. На избранном пути были неудачные попытки. Была поначалу и недооценка того, с каким обществом и с каким наследием прошлого мы встретились. По мере того, как силы старого осознавали, что им грозит, стало нарастать сопротивление и в обществе развернулась настоящая ожесточённая схватка. Политическая схватка. И только расширение демократии и утверждение гласности всё же позволили нам в самых сложных условиях накапливать, наращивать потенциал демократии и тем самым создавать защитные механизмы для проведения нового политического курса, для перестройки. И делать перемены необратимыми». (Михаил Горбачёв. Декабрь-91. Моя позиция. М., Новости, 1992).


Моя короткая сказка на тему данной фотографии:
«— Давно настало время разоружиться, — уговаривала Лиса Ёжика. — Против кого ты ощетинился, подумай сам? Против всего света? Ведь тебе давно ничто не угрожает! Оглянись вокруг: все посмеиваются над твоими устаревшими колючками. Они принадлежат прошлому. Отбросим язык вражды! Мир, мех, дружба!..
И Ёжик ей поверил...»

4. Четвёртая и последняя загадка Горбачёва: а был ли вообще в 1985 году у него другой путь, кроме как вправо? Правда, сам М.С. часто доказывал, что, как любили говорить в эпоху перестройки, «иного не было дано».
Но иногда — пробалтывался. На автора этих строк большое впечатление произвели слова Михаила Сергеевича, которые я собственными ушами слышал по радио «Свобода» в начале 2000-х. Он сказал: «Да ведь я бы даже до этого времени мог сидеть в кресле Генсека!». И ведущий программы немедленно услужливо поддакнул: «Страшно представить, Михаил Сергеевич!». Но ведь, если М.С. мог до этого времени сидеть в кресле Генсека ЦК КПСС, по его собственному признанию, то, значит, и кресло было бы. И КПСС была бы. Соответственно, и СССР был бы. Значит, за несуществование всего перечисленного благодарить следует именно Михаила Сергеевича? Выходит, никакой обречённости погибнуть на 74-м году советской власти у СССР не было, если бы не волюнтаризм последнего генсека?..
Конечно, мы вовсе не обязаны принимать на веру и эти слова Михаила Сергеевича. Но пример КНР, Кубы, других стран под руководством компартий показывает нам, что «иное было дано». Можно было сопротивляться Реставрации, однако идти по этому пути пришлось бы, преодолевая колоссальное сопротивление со всех сторон: и среди руководящего слоя, и среди интеллигенции, и среди молодёжи... буквально отовсюду. Этот путь был как раз по той линии, которую предлагали «неомолотовцы», и в 1988 году озвучила Нина Андреева. Гораздо легче оказалось толкнуть общество вниз, по пути наименьшего сопротивления, и это оказался путь к рынку. Как говорится, «лёгок спуск авернский». И был в 1987 году сделан выбор по противоположному направлению движения — «необухаринскому».
Кстати, именно об этом предупреждал сам Молотов в 1973 году: «В партии ещё будет борьба. И Хрущёв был не случаен. Страна крестьянская, правый уклон силён. И где гарантия, что эти не возьмут верх? Вполне вероятно, что в ближайшее время к власти придут антисталинцы, скорей всего, бухаринцы».
Так что, не требуя от Михаила Сергеевича явно невозможного (например, чтобы он объявил себя не бухаринцем, а допустим, троцкистом), надо заметить: никакой безальтернативности в быстром скатывании вправо всё-таки не было. Можно было сопротивляться этой тенденции, как сейчас сопротивляемся ей мы... конечно, на стократ худших позициях по сравнению с 1985 годом.

И в заключение не о загадках, а об общем итоге горбачёвской эпохи. В действительности перестройка — это была просто-напросто контрреволюция по отношению к революции 1917 года. И к Октябрю, и даже к Февралю. Больше ничего. Так просто? Да, так просто. Но этой простоты тогда никто не видел, не понимал, не осознавал. Сказать или даже подумать такое было немыслимо. Не из страха, нет, а потому, что такой ясности ни у кого в голове не сложилось, в головах у общества царили полный туман, каша и кавардак. Вообще, советское общество того времени, видимо, остро нуждалось в «исправлении имён», по Конфуцию. Вспомним знаменитый диалог Конфуция с его учеником:
«Вэйский правитель намеревается привлечь Вас к управлению государством. Что Вы сделаете прежде всего»?
«Необходимо начать с исправления имен».
«Вы начинаете издалека. Зачем нужно исправлять имена?»
«Как ты необразован, Ю! Благородный муж проявляет осторожность по отношению к тому, чего не знает. Если имена неправильны, то слова не имеют под собой оснований. Если слова не имеют под собой оснований, то дела не могут осуществляться...»
Тут парадоксальным образом кое в чём придётся перестройку... похвалить. Всё-таки она по факту исправила имена. Да, ценой контрреволюции, жесточайшей реакции, уничтожения социализма и СССР, ценой утраты львиной доли всех завоеваний и достижений 1917-1991 годов. Но зато теперь мы живём в мире, где чёрное — это чёрное, белое — белое, красное — красное. Все или почти все слова, которыми мы или, вернее, наши предки пользовались в 1917 году, вернули своё прежнее, истинное значение.
В 80-е годы многие не верили, что при «рынке» (так тогда было принято ласково называть капитализм) действует звериный закон «человек человеку волк» — теперь убедились.
В 80-е годы не верили, что в СССР было наиболее гуманное общество. Теперь убедились.
В 80-е годы не верили, что в СССР уважают труд и трудящихся, а в буржуазном мире — нет. Теперь убедились.
В 80-е годы не верили, что в СССР ценят науку и знания, а в буржуазном мире — нет. Теперь убедились.
В 80-е годы не верили, что при «рынке» и в помине нет никакой «свободной конкуренции». Теперь убедились.
В 80-е годы не верили, что строительство храмов по три штуки в день — это не очень хорошо. Теперь убедились...
Не верили в бесплатность советской медицины и образования, в ценность 8-часового рабочего дня, трудовых отпусков и декретных отпусков, пенсий, санаториев для трудящихся, отсутствия безработицы, бесплатного жилья, низкой квартплаты... Теперь убедились.
Не верили даже в то, что памятники революционерам на улицах и площадях поставлены не зря и не просто так, а что они, как и красные флаги, охраняют наши права и завоевания. Теперь убедились...
И ещё во многих-многих вещах все или почти все убедились за прошедшие десятилетия. Правда, великое множество хороших вещей за это время мы потеряли. Собственно, понимание ценности утраченного приходило через утрату. Но есть, кажется, и приобретение, пусть только одно: теперь имена правильны, и слова имеют под собой основания. Как и в 1917 году. А раз так, то, значит, дела могут осуществляться...




В октябре 2021 сфотографировал на свалке. Sic transit... А ведь сколько было надежд 35 лет назад, сколько светлых ожиданий и веры, что наступает новое, лучшее, настоящее время...

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив