32 Battalion The History of South Africa’s
Preeminent Black-Ops Unit
GAVIN HAYNES
32-й батальон – история
выдающегося южноафриканского подразделения тайных операций
Гэвин Хейнс
Гэри у себя дома – на заднем плане знамя 32-го
батальона.
В эпоху белого режима в Южной
Африке, раздираемой тогда расовыми противоречиями, в армии ЮАР
существовала часть, которая постепенно заработала себе славу самой
лучшей наемнической команды мира. Это 32-й батальон. Базировался он
в Анголе, и задача бойцов этой части была предельно проста – на
основании секретного приказа государства стирать с лица земли тех,
кого правительство Южной Африки рассматривало как помеху. Они не
отделяли себя от тех задач, которые ставил перед собой белый режим
– как например подавление революционного Народного Движения за
Освобождение Анголы (МПЛА). А потом, в 1993 году, Африканский
Национальный Конгресс, который полным ходом шёл к власти,
потребовал, чтобы батальон расформировали – в конце концов, это
была банда черных под руководством белых, убивавшая других черных.
Но в качестве последнего спасибо, уходящее белое правительство
отдало солдатам батальона аж целый городок Помфрет – как место, где
они могли бы спокойно встретить старость.
В 2004 году несколько жителей
Помфрета попали на страницы мировой прессы – в качестве закованных
в кандалы заключенных, которых зимбабвийские власти отдали под суд
за попытку свержения правительства Экваториальной Гвинее. После
такого скандала АНК вообще вознамерился снести городок с лица
земли. Но, передумав, власти просто оставили город тихо умирать. В
том же году по распоряжению властей, в городе была закрыта
единственная поликлиника – и сегодня в Помфрете практически не
имеется канализации, а работы нет в принципе. Бывшие солдаты 32-го
батальона доживают свой век в грязи и нищете – ну, правда, и не
предполагалось, что они старость они проведут в роскоши.
Некоторым бойцам 32-го
батальона повезло – правительства и частные компании разных стран
зачастую испытывают нехватку в умелых наемниках, и нанимают этих
ребят за большие суммы в качестве опытных убийц по контракту. И по
сей день бывшие военнослужащие 32-го батальона участвуют в
правительственных и неправительственных операциях в Афганистане,
Ираке, Абу-Даби и еще Бог знает где.
Гэри Свардт служил по призыву с
1979 по 1982 годы – в один из самых жарких периодов Пограничной
Войны в Анголе – и командовал одним из подразделений 32-го
батальона. Сегодня он владеет сварочным бизнесом и живет в скромном
доме в Мелкбосстранде, в 40 минутах езды от Кейптауна. На днях он
согласился рассказать нам малоизвестные моменты из истории своей
части, и показать, как там всё было – для чего ему пришлось
извлекать из картонных коробок фотографии убитых им ангольцев,
старые ангольские деньги, личные фото и даже свой шприц-тюбик с
морфием.
Это было снято за пределами военной базы Буффало – там был такой
трущобный поселок, в котором, собственно, мы и жили, когда не
ходили на боевые.
Вопрос: Откуда вообще возник
32-й батальон?
Гэри Свардт: Был такой человек,
полковник Ян Брейтенбах – он сформировал боевую группу «Браво», и
из нее вырос 32-й батальон. Во время Ангольской гражданской войны
МПЛА вышибла сторонников Национального Фронта Освобождения Анголы
(ФНЛА) в Намибию. А там они уже добрались до южноафриканской
границы. Деваться им было некуда, так что Брейтенбах взял их под
своё крыло и слепил из них то, что мы сегодня знаем как 32-й
батальон. По сути, он просто вернул их обратно на войну, чтобы они
отымели МПЛА. Девиз нашей части -
Proelio Procusi – и значит
«Рожденные в бою».
Каков был национальный
состав части?
В 1980 году, когда Родезия
прекратила своё существование, у нас были родезийцы, бельгийцы,
французы, австралийцы и даже новозеландцы. Многие из них воевали
ранее в Родезийской легкой пехоте, в качестве профессиональных
солдат. Как правило, у одного белого в подчинении находило 12
черных солдат, два белых сержанта и один черный. Эти черные ребята
воевали с МПЛА, начиная еще с 1960-х годов, так что кое-кому из них
катило уже под 50 лет, но это были матерущие ветераны. Я-то пришел
в батальон зеленым 20-летним юнцом, пороха вообще не нюхавшим –
уважение коллег надо было завоевывать. Но мы этому учились
быстро.
Когда вы начинали службу в
32-м батальоне, рейды южноафриканцев в Анголу держались в строгом
секрете. Такая цензура для прессы – она была чисто номинальная или
нет? Ясно же, что слухи гуляли, люди обсуждали, да?
Ничего подобного. Никто тогда
ничего не знал. Мы работали исключительно в Анголе и только, более
нигде. Ну, по крайней мере, я не помню, чтобы мы проводили операции
еще где-то. Все наше снаряжение было «стерильным» – т.е. без всяких
маркировок, так что в случае нашего плена правительство могло
спокойно отрицать, что мы принадлежим к ВС ЮАР. Мы даже родителям
ничего не сообщали – у меня, например, мать полагала, что я служу
кладовщиком в каком-то из гарнизонов на территории Республики. Если
бы я погиб, то, думаю, ей бы сообщили, что я погиб, проходя службу
на складе.
Но это все поменялось еще
при вас...
Да. Один из мох сержантов,
парень по имени Тревор Эдвардс, бывший родезиец, ушел в самоволку и
пропал. Спустя несколько месяцев он объявился в Лондоне, в одном из
офисов СВАПО – Организации Народов Юго-Западной Африки – те самые
парни, против которых мы воевали. Он наговорил им вагон всякой
чепухи, типа того, что «нас учили убивать всё, что стоит на нашем
пути». Бред сивой кобылы! Наоборот, мы заботились о местном
населении, поскольку именно оно снабжало нас водой. Ну, Эдвардс
никогда не был хорошим солдатом – несмотря на то, что ему платили
именно за то, чтобы он хорошо воевал. Я не то чтобы пытаюсь
очернить его, наверняка у него были свои причины, чтобы так
поступить – но именно после его интервью всё реально встало на
уши.
Как вам отдавали
приказы?
Очень просто. Нам указывали
район на карте и говорили: «Вот ваша зона ответственности – квадрат
30х30 миль. Мы хотим, чтобы вы его зачистили». В сущности, наша
задача сводилась к тому, чтобы обезопасить южную Анголу. Ну а как
еще ее можно было обезопасить, кроме как зачистить от людей,
представлявших опасность?
И как вы это делали?
Вертолет высаживал нас в тылу врага – группы работали по пять
недель. Что касается вооружения, то оно было только легким. У нас
имелась радиосвязь – как единственный способ общения с внешним
миром.
На заднем плане виден взрыв бомбы с белым фосфором, один из
наших бежит в укрытие. Эта дрянь смертельно опасна и в те дни она
была запрещена к использованию, согласно нескольким Женевским
конвенциям.
Вы действительно были
настолько хороши, как о вас говорят?
Если честно, то ни одна боевая
часть с нами и рядом не стояла. Мы уничтожили больше врагов, чем
все остальные вооруженные силы вместе взятые. Мы – ЮАР – мы не
знали поражений. В конце концов, нас остановили политики – потому
что они хотели влиться в мировое сообщество и прочая хренотень. Но
мы даже близко к поражению не были. Никоим образом. Сегодняшняя
южноафриканская армия – это анекдот, у меня руки опускаются, когда
я на это гляжу. В то время мы были одной из лучших армий мира.
А вам не кажется странным,
что ваши сослуживцы – чёрные – сражались за то, чтобы сохранить
систему, которая относилась к ним, как к людям второго
сорта?
Мы об этом вообще не думали. Мы
концентрировались на том, что нам надо сделать. Мы слабо понимали,
что такое апартхейд. Мы сражались бок о бок с парнями всех наций,
от овамбо до коса, и в нашем мире слова «апартхейд» просто не
существовало. Когда ты работаешь в буше, то тебе даже не приходит в
голову мысль как-то сторониться своей части. Мы были безусловно
преданы друг другу, своей части, а уж только потом, где-то там выше
по цепочке – нашему правительству. Мы получали ровно то же
жалование, как и парень, который сидел где-нибудь в Претории в
офисе – что было сущими грошами.
Когда вы не работали на
боевых, то жили на базе в Намибии, на Полосе Каприви. Каково там
было?
Мы там построили городок,
называвшийся Буффало. Дома из тростника, электричества не было,
мылись мы в реке. У нас там был один парень, Коос Крюгер, он позже
заработал прозвище Коос Крокодил – как-то раз он, помывшись,
выходил из воды и его крокодил цапнул за ногу. Обычно кто-то из нас
сидел на берегу с оружием – на случай таких вот ситуаций. Но в тот
момент с того места стрелять было неудобно – угол стрельбы не тот,
риск промазать. Коос знал, что у крокодилов в горле есть такой типа
клапан, который перекрывает дыхательные пути и не дает им утонуть.
Он как-то умудрился его разжать и утопил крокодила. Вот это была
битва, скажу я вам.
Солдаты 32-го батальона в ангольском буше
Известно, что бок о бок с
МПЛА воевали и кубинцы. Вы с ними сталкивались?
Конечно. Мы им надрали задницу.
Мы даже сумели взять в плен русского. Мы тогда одновременно
атаковали две базы. Вроде бы он был в обеспечении. Его жена
погибла, а ребенок сбежал в пустыню и пропал без вести.
Вы его допрашивали?
Да. Русский – это был
супер-трофей. Через два часа после плена он уже летел в
Преторию.
Вы с кем-нибудь общаетесь из
бывших сослуживцев?
Да. На днях разговаривал со
своим бывшим сержантом.
Он участвовал в
провалившемся перевороте в Экваториальной Гвинее?
Да. Год отсидел в зимбабвийской
тюрьме.
Вам удалось послать ему (или
другим заключенным) что-нибудь в тюрьму, типа посылки?
Нет. Когда они сидели, мы с
ними никак не могли общаться, даже через посылки.
После месяца, проведенного в буше, оружие чистилось, проверялось
и убиралось на склад. На этом фото видно, какими отощавшими мы
возвращались с боевых.
Репутация 32-го батальона
привела к тому, что его бывшие бойцы стали цениться на вес
золота…
Вы просто не поверите, сколько
наших сейчас занято в разных операциях. По всей планете: в Ираке, в
Афганистане, в Абу Даби – там они готовят вооруженные силы. В Дубае
они занимаются личной охраной. В общем, ткните пальцем и…
А у вас было желание пойти в
личную охрану после службы?
Искушение было. Морковка-то
всегда перед носом висит. Я в том плане, что эти парни получают до
15 тысяч долларов в месяц. Но за эти деньги приходится напрямую
рисковать шкурой. Наниматели хотят спецов, а не просто «всякого
Якова». А у 32-го батальона огромный опыт в самых разных методах
ведения боевых действий. После того, как я уволился со службы, я
продолжал жить с родителями – ко мне приходили друзья и потрясали
пачками денег за разную рисковую работу. Я, например, почти
ввязался в тот переворот на Сейшелах в 1982 году. Это была чистая
наёмническая операция. Нескольким парням, которых взяли на
Сейшелах, навесили смертную казнь, так что, для меня даже к
лучшему, что я не принял участие в той операции. Я просто пытался
жить после армии.
Надо полагать, что вы
знакомы с людьми из Executive Outcomes – самой известной
частной армии?
Ну, владелец этой армии был
наш, из 32-го батальона. Люди всякое о них болтали, но они-то
погасили кучу войн в Африке. В Сьерра-Леоне они в пыль раскатали
повстанцев – что ООН и британцы безуспешно пытались сделать
несколько лет. Наши парни сделали это за три месяца – и все они
были из 32-го батальона.
Вот это решение АНК очистить
Помфрет – оно как-то связано с тем, что у 32-го батальона
образовалась такая наёмническая репутация?
То, что они сделали с
ветеранами – это позор. Парни остались ни с чем. Т.е. вообще ни с
чем. Давайте пока отставим политику в сторону – не касаясь всех
этих политических вопросов, одно-то остается неизменным: эти парни
воевали за Южную Африку. Некоторые инвалидами после этого стали,
кому-то ноги взрывом оторвало. Им всем уже за 40 или за 50. И что
им теперь делать? Вот потому мы пытаемся как-то им помочь. У меня в
гараже два ящика с одеждой, я на днях отправляю их в Помфрет.
То что АНК потребовал
распустить 32-й батальон в 1993 году – могло ли это быть из-за
того, что ангольцев посчитали предателями идеи черного
национализма?
Ну, я об этом не знаю. Я просто
думаю, что АНК испугался. Испугался того, на что мы были способны.
Мы были настолько хорошо подготовлены и так организованы, что
случись чего, ну, попытка переворота, скажем – это было бы делом
рук 32-го батальона. Я полагаю, что именно это АНК и
беспокоило.
В ЮАР использовали словечко
bossies – когда речь заходила о пост-травматических
расстройствах у ветеранов войны и нервных срывах на этой почве. Это
касалось поколения, которое воевало на Пограничной войне. У вас
было такое?
Нет. Ну, понимаете, вот мой
лучший друг погиб, когда ему было 19 лет – и с тех пор дня не
проходит, чтобы я его не вспоминал. Ему пуля прилетела в голову.
Один выстрел. Я бы, конечно, дико хотел видеть его рядом, чтобы он
тут сидел и пил с нами пиво, но, в конце концов, так рассуждая –
это был его выбор, воевать или нет, а война это всегда риск
погибнуть. Собственно, ты так и решаешь – как тебе жить. Это твой
выбор.
Мы всегда старались завоевать сердца и умы ангольцев – они
делились с нами жизненно необходимой информацией и разрешали
использовать свои колодцы, а они были единственным источником
воды.
32 батальон расслабляется на берегах реки Окаванго.