Я так увлёкся героем моей предущей записи, что решил прочесть его

https://www.t-invariant.org/2023/08/chelovek-zemli-ocherk-biografii-i-nauchnoj-deyatelnosti-zelmana-vaksmana/
но я перевёл для вас полностью рассказ Соломона Ваксмана о жизни в Одессе.
Если кто-то возмётся читать её всю на английском, вот ссылка:
https://archive.org/details/in.ernet.dli.2015.271350/page/n11/mode/2up?view=theater

Так выглядел будущий лауреат Нобелевской премии в свои одесские годы, тогда ему было чуть за двадцать.
Мой перевод страниц 58-64:

Одесса была знаменитым морским портовым городом Российской Империи. Ее роскошные бульвары, прекрасные набережные, порт с множеством судов, прибывающих со всего мира, многочисленные театры и концертные залы, включая великолепный оперный театр, пляжи, лечебные грязевые ванны, даже трущобы - все это придавало городу такой шик, о котором я раньше и не мечтал.
Передо мной открылся новый мир и новые горизонты. Прекрасный университет, пять гимназий, множество других учебных заведений, большой культурный город, придали новую изюминку моей нынешней жизни и наполнили меня огромной надеждой на будущее. Свободная и открытая жизнь портового города и его разнородное население, как славянского так и средиземноморского происхождения, способствовали созданию космополитической атмосферы, совершенно отличной от той, к которой я привык.
Вместо того чтобы заниматься с одним учителем, как это было раньше, я записался в вечернюю школу, где проводили занятия некоторые преподаватели пятой гимназии. Плата была довольно высокой, но обучение было превосходным. Я был уверен, что получу там необходимую подготовку по требуемым предметам. Кроме того, я познакомлюсь с методикой тех учителей, которые впоследствии будут меня экзаменовать.
Таким образом, я ходил на занятия вечером, а днем занимался учебой самостоятельно. Вскоре я привык к такому образу жизни и стал с большим интересом относиться как к своей работе, так и к многочисленным достопримечательностям города. Преподаватели делали свои занятия интересными, и, несмотря на то, что это была работа с книгами и другими описаниями на бумаге, а лабораторных демонстраций было мало, меня все это увлекало. Я часто ходил в библиотеки и музеи, а когда позволяли средства, - в театры и оперу. Питание было скромным. Мы договорились с хозяйкой, чтобы она готовила для нас некоторые блюда. Когда появлялась возможность, мы ходили в дешевые рестораны города.
В конце недели мы посещали некоторые политические собрания в различных актовых залах и в частных домах. Ни одна из политических идеологий меня не впечатлила и не привлекла. Меня больше интересовала моя работа. Мы часто собирались в комнатах новоприобретенных друзей и обсуждали нашу работу и предстоящие экзамены. Девушки, как таковые, нас в то время мало привлекали. Те немногие, с которыми мы встречались в домах друзей, не пользовались особым вниманием.
Среди моих новых учителей двое оказали особое влияние на мой образ мышления.
Одним из них был Кинги, который преподавал композицию литературных произведений и русскую литературу. Это был гигант с огромной головой, густой бородой и гривой светлых волос. Он учился в Московском университете у ведущих литераторов и с энтузиазмом относился к своему предмету. Наша группа мальчишек из маленького городка показалась ему гораздо интереснее, чем его обычные уроки в гимназии. Он обучал нас не только литературе, но и науке композиции. Почитатель Тургенева, Толстого, Достоевского, Чехова, Островского, он старался развить в нас правильную оценку этих русских литературных мастеров. В этом он весьма преуспел, и я всегда с нетерпением ждал его уроков.
Другим учителем был Тарнаридер, горбун, который преподавал нам математику, физику и химию. Уроженец Одессы, он получил образование в Сорбонне в Париже. Именно он организовал вечернюю школу и был ее директором, так как из-за своего еврейства не мог устроиться ни в университет, ни в гимназию. Хотя у него не было лаборатории и ему приходилось преподавать с помощью доски, он с большим энтузиазмом относился к своим предметам и сумел передать нам свою преданность науке. После окончания занятий он еще долго обсуждал с небольшой группой из нас устройство европейских университетов, их методы и системы образования. Америка была так далека, что ее университеты редко упоминались.
Некоторые из других моих учителей, в частности один, преподававший европейскую и древнюю историю, также были выпускниками университетов Западной Европы и поэтому могли дать нам представление о европейской истории и культуре из первых рук. Однако наибольшее значение для нас имел тот факт, что некоторые из этих учителей, один из которых постоянно приходил на занятия пьяным, были преподавателями 5-й гимназии и могли таким образом подготовить нас к экзаменам, которые нам предстояло сдавать в конце года.
Осень и зима 1908-1909 годов прошли быстро. Теплые ветры, предвестники весны, начали дуть с юга над Черным морем. Мы усиленно готовились к экзаменам. Хорошо помню пятнадцатое мая, когда я подал заявление о приеме экзаменов за гимназический курс. Кабинет директора гимназии был заполнен сотнями юношей со всех концов Украины, приехавших с той же целью. Нам сообщили, что заявления примерно пятидесяти из нас, в возрасте от восемнадцати до пятидесяти лет, приняты, и что мы должны явиться в определенные дни для сдачи различных экзаменов. Все экзамены длились около двух недель, сначала письменные, затем устные. Только те, кто успешно сдал первый, были допущены ко второму. Я прошел все отлично. Только четверо других прошли эти экзамены.
Мою радость омрачало лишь то, что мой друг детства, сопровождавший меня в Одессе и подавший заявление всего на четыре отдельных предмета, потерпел полное фиаско. Я постарался утешить его и предложил свою помощь в течение следующего года.
Домой я вернулся героем. Мама ликовала. Мои друзья были счастливы. Если я смог это сделать, то и другие последуют за мной. Я был первой ласточкой, которая обещаeт приход весны для молодежи моего возраста в нашем городке. Оставалось преодолеть еще одно препятствие - выпускные экзамены за восемь классов.
Теперь я готовился к новому лету в Прилуке. Мне предстояло снова преподавать и копить деньги. Теперь я мог получать довольно приличную плату, поскольку мог обучать других различным искусствам и наукам, необходимым для сдачи официальных экзаменов.
Один из моих новых учеников, двадцатилетний юноша из богатой крестьянской семьи, очень хотел избежать призыва на военную службу и мог добиться этой цели только если он занимается в официальной государственной школе. О гимназии не могло быть и речи, поскольку уровень его знаний был очень низкий. Возможно, его могли бы принять в школу другого типа, например в реальное училище, требования к уровню образования в котором были значительно ниже, чем в гимназии. В его возрасте он должен был поступить в седьмой класс, но его подготовка едва ли позволяла ему претендовать даже на третий. То, что он был из крестьянской семьи и имел деньги, позволило ему, при небольшом моем содействии, поступить в пятый класс. Как и во многих других школах, где еврейские родители были обязаны оплачивать все расходы за нееврейского мальчика, чтобы их собственный сын мог получить подходящее образование, в это училище принимали за деньги одного еврейского мальчика на каждого нееврея, который обучался бесплатно. Мне пришлось несколько месяцев заниматься со своим учеником, прежде чем он был готов к вступительным экзаменам. Но ему удалось избежать призыва или, по крайней мере, отложить его до окончания школы.
Тем летом меня постигло самое большое несчастье, которое только могло случиться - умерла мама. Она почти не болела. Однажды, когда я был дома, у нее начался острый приступ аппендицита. Местного врача не было. Я помчался на подводе в Винницу. Вызвали врача. Он посоветовал немедленную операцию, которую можно было сделать только в первоклассной больнице. Пришлось везти ее поездом в Киев. Это была ночная поездка, что было очень тяжело для нее. Очевидно, операция слишком запозда, и врачи пытались лечить ее с помощью лекарств. Но они оказались малоэффективными. Две недели я дневал и ночевал рядом с ней в этой больнице. Однажды приезжал отец, приходили двоюродные братья. Но я всегда был рядом. Ее последние слова, обращенные ко мне, были: «Сын мой, сейчас, когда ты нуждаешься во мне больше всего, я собираюсь покинуть тебя. Кто поможет тебе в твоей нужде! Это были её последние слова.
Я сидел на краю ее кровати и тихо плакал. Вошла добрая женщина, навещавшая больного в соседней палате, положила мою голову себе на грудь и попыталась утешить меня. Но что толку! Моей матери больше нет! Я остался один!
Эту ночь я провел в морге с телом матери. Я не читал молитв перед горящими свечами. Я просто сидел и думал, думал о прошлом и о будущем.
На следующее утро маму похоронили на Киевском кладбище. Через год, когда я уже собирался уезжать из России, не надеясь, что я когда-нибудь вернусь, я посетил Киев и установил памятник на могиле моей матери.
Когда я вернулся в Прилуку, похоронив мать, весь городок вышел мне навстречу. Потрясенные ее безвременной смертью, все погрузились в траур. Ее все любили и уважали. Мои друзья собрались вокруг меня. Мой отец подошел ко мне с залитым слезами лицом и дрожащими руками отрезал лацкан моего пальто в знак траура. Как сказано в Священной книге: «И сорви платье с тела твоего, и посыпь голову твою пеплом, и оплакивай потерю возлюбленного твоего».
В течение семи дней шивы, сидя на полу в нашем доме, я перечитывал Библию, возможно, в последний раз. Я внимательно читал отрывки из книги Иова и Экклезиаста. Мои друзья оставались верны мне. Они всегда были рядом со мной, пытаясь утешить и отвлечь.
Отец хотел, чтобы я остался в Прилуке или поселился в Виннице, возможно, нашел там девушку, женился на ней и унаследовал всё его имущество в будущем. Это мне не нравилось, у меня были другие мысли, я хотел уехать, убежать от всего этого, я записал на отца дом в Прилуке, который был построен и принадлежал моей матери. Все, что я взял для себя, - это достаточные средства, чтобы продержаться последний год обучения.
Ранней осенью 1909 года в сопровождении моего неизменного друга мы снова поехали в Одессу, и мне пришлось приложить гигантские усилия, чтобы этот год стал для меня последним в подготовке к университетской карьере. Я видел слишком много «вечных студентов», мальчиков и юношей, которые вечно готовились к экзаменам в Одессе и никогда их не сдавали, или сдавали и проваливались, и я не хотел стать одним из них. Большую часть времени они проводили в философских или политических теоретизированиях, не надеясь когда-нибудь закончить свою подготовительную карьеру. Каждую весну они послушно являлись в гимназию на ежегодные экзамены, но редко рассчитывали, что сдадут их и столкнутся с другой формой испытаний - поступлением в университет.
По опыту прошлого года я знал, что при небольшом дополнительном обучении смогу сдать выпускные экзамены. Я хорошо знал латынь, немецкий и французский языки. Я знал математику, историю и другие предметы, такие как этика и психология. Однако наибольшую трудность для меня представляли русский язык и литература. Я вспомнил нашего прошлогоднего учителя Кинги. Вскоре после моего приезда в Одессу мы впятером, сдавшие экзамены в прошлом году, объединились и договорились с ним о частных уроках два-три вечера в неделю. Он согласился за очень низкую цену, но при этом прекрасно нас обучал. Он привил нам любовь к русской литературе и глубокое понимание правил языка и композиции в целом.
Здесь мне очень помогла моя хорошая память. Так же, как я знал наизусть некоторых латинских поэтов и так же, как с детства знал наизусть Библию в оригинале на иврите, я так же легко запоминал и русских поэтов, начиная с неуклюжих строк Державина или Ломоносова и кончая изящными стихами Пушкина или Лермонтова. Особое внимание уделялось Островскому, Чехову и некоторым другим драматургам, а также Достоевскому, Толстому и некоторым другим романистам. Я вникал в их произведения не как студент, желающий сдать экзамен, а как человек, проникшийся их красотой. Для меня это было нетрудными, потому что я полюбил этих писателей и поэтов. Я засиживался до поздней ночи в своей комнате, впитывая прекрасную лирику Пушкина или глубокие психологические рассуждения Достоевского.
Когда в мае следующего года я явился на письменные экзамены, темой заданной нам работы была: «Униженные и оскорбленные типы в русской литературе». Я хорошо знал эту тему и за отведенные пять часов написал удовлетворительное сочинение, что и подтвердили впоследствии экзаменаторы. Когда восемнадцать месяцев спустя, на этот раз в американском колледже, профессор английского языка попросил меня выбрать тему для одной или нескольких обязательных курсовых работ, я выбрал ту же тему и в течение четырех лет обучения в колледже написал шестнадцать курсовых на эту тему.
Зима 1909-1910 годов прошла быстро, без особых сюрпризов. После ухода матери у меня больше не было дома, куда можно было бы вернуться. Я пытался забыть прошлое, сосредоточившись на учебе и дополнительном чтении. Отдыха почти не было, за исключением редких встреч с друзьями и долгих прогулок в городских парках и по бульварам.
От отца я получал лишь редкие письма. Он снова женился, возможно, слишком рано после смерти матери, но я мог его понять: он был одинок, ему нужен был кто-то, кто создал бы для него домашний очаг. Но я не мог поехать в свой старый дом и увидеть, как вместо матери там стала хозяйкой другая женщина.
Тем временем дата выпускных экзаменов стремительно приближалась. Впереди меня ждало множество проблем. Сначала пришло официальное объявление правительства, что к экзаменам будут допущены только те, кто уже получил аттестат за шесть или семь классов. Поскольку у меня был аттестат за семь классов, я стоял в очереди на зачисление. Позже было объявлено, что принимать будут только тех, кто родился в Одессе или провел в этом городе не менее двадцати лет своей жизни. Тут мне на помощь пришла коррумпированная бюрократическая система: с помощью десяти рублей и двух добровольных свидетелей я без труда получил справку о том, что большую часть своей жизни провел в Одессе. Из более чем двухсот претендентов только сорок человек соответствовали всем требованиям и были допущены к выпускным экзаменам.
Сами экзамены длились около четырех недель. Сначала были письменные экзамены по литературе, истории и языкам, затем устные. Я до сих пор помню те ужасные часы ожидания в дни после каждого экзамена, когда я стоял в очереди вместе с остальными, чтобы узнать, получил ли я проходной балл или провалился?
И каждый раз я узнавал, что сдал и допущен к следующему. Я сдавал один экзамен за другим, результаты некоторых из них были лучшими в группе.
Мое настроение было омрачено глубокой печалью от того, что один за другим мои друзья постепенно отсеивались, так что в конце концов из сорока человек, допущенных к экзаменам, осталось только пятеро. Мне было особенно грустно, что и моему близкому другу, с которым я приехал, не удалось пройти экзамены за шесть классов, на которые он подал заявление.
Теперь я стал полностью и официально взрослым. Я был свободен от воинской повинности, так как предыдущей осенью, в день моего призыва (по достижении двадцати одного года), моему отцу удалось доказать военным властям, что я, как единственный сын, имею право быть освобожденным от призыва. Таким образом, я был волен отправиться туда, куда пожелаю. Но куда? О том, чтобы поступить в российский университет, не могло быть и речи. Поскольку число поступающих было ограничено, я вряд ли мог конкурировать с учениками дневных гимназий, имевшими золотые и серебряные медали, а среди евреев шанс быть принятым был только у обладателей таких медалей.
После смерти мамы, и я со дня на день ждал, когда смогу окончательно порвать со своим прошлым.
Если бы я попытался поступать в университет, может быть в Одесский университет, я бы поступил, но я даже не пытался. Я решил навсегда покинуть Россию. Когда всего через двадцать пять лет, летом 1935 года, во время одного из своих визитов в Советский Союз я был приглашен прочитать лекцию в Одесском университете, мне представилась возможность пофилософствовать о ходе человеческой истории. Я выступал в самой большой аудитории университета, заполненной слушателями, среди которых был и знаменитый ныне Лысенко. Мне долго аплодировали. Хотя я говорил всего лишь о низменном предмете, а именно о почвенном гумусе, меня принимали, как «одессита», который добилась успеха. Для меня была приготовлена ложа в опере. Лекции предшествовал прием, за которым последовал банкет. Но с тех пор как я покинул страну своего рождения, произошла революция
|
</> |