«Я радуюсь тому, что многого не увижу и не застану»

Сам Усс, человек широких взглядов, против писателя, конечно, ничего не имел, при этом Усс дирижировал Заксом так, как мало у кого получалось, и этот бывший Совет народных депутатов, например, оборонял от суда своего коллегу Анатолия Быкова, возглавлявшего, по мнению органов, крупнейшее в России оргпреступное сообщество, этот Закс под руководством Усса утверждал невиданные налоговые послабления богатейшим корпорациям, загадившим край, этот Закс щадил проворовавшихся чиновников, а вот на Астафьеве — отыгрался.

Причем сам-то он у них, у власти, ничего не просил. Пенсия у него была в 2227 рублей плюс 1 тысячу к ней выделил за выдающиеся заслуги перед страной и культурой спецуказом еще Ельцин. А тогда и губернатор Лебедь решил помочь. Дав депутатам повод поучить солдата-окопника, трижды раненного, контуженого, любви к Родине.

Комиссары-коммунисты Севастьянов, Пащенко, Воскресенский обвинили его в предательстве — за то, что у него немецкие солдаты одеколоном пахнут, а наши воины представлены как пушечное мясо.

Да, это цитата.

То был лишь эпизод в шабаше. Астафьев рассказывал мне: «Кто-то все пишет: я тебе глаз последний выколю (с войны у меня фактически один зрячий глаз остался). Пишут от имени всего народа. Мы, народ, тебя четвертуем. Так и идут письма с матюгами: кол осиновый чтоб у тебя через рот вышел».

Добавлю: грозили судом, собирали подписи при активном депутатском участии…

Министр культуры края Аркадий Зинов вторит Нелюбину, рассказывая про Усса в связи с Астафьевым: «В Овсянке началось строительство Национального центра В.П. Астафьева. Строительство проходит при поддержке губернатора края А.В. Усса. В трехэтажном здании общей площадью 2519 кв. м разместятся: конференц-зал, экспозиционные залы, мемориальный кабинет писателя, мультимедийный зал, интеллект-класс, детский центр, сувенирный магазин и буфет».

Никого ни с кем и ничего ни с чем не сравниваю: обвинительное заключение Мандельштаму НКВД скопипастил с доноса секретаря Союза писателей Ставского, при этом Ставский же, как уверяют некоторые историки, помог сдать квартиру Мандельштамов в Москве и передавал Надежде Яковлевне деньги, 600 рублей в месяц. И не погибни Ставский в 1943-м, наверняка бы хлопотал потом об издании избранного Мандельштама и выправлении пенсии вдове. А Усс и депутаты — что? Доносов не строчили (некоторые с удовольствием бы, но в 90-х какой толк от них бы был?), они просто денег не дали больному старику.

И вот эта инициатива Усса, его мелькание в новости между Астафьевым и Путиным — что в том дурного? Тем более сейчас губернаторство Усса прекратилось.

Что ж, изучим, как в принципе благодарные потомки увековечивают память о писателе, станет понятно, чего ждать.

Два юбилея — 80 и 90 лет Астафьева — уже отмечались без него. Отмечались в благости — мертвый писатель не погонит взашей.

К 80-му дню рождения, в 2004-м, в Овсянке взвыли бензопилы: деревня готовилась, обещали прилететь три президента: Горбачев, Ельцин, Путин. Последний заехал заранее, за два месяца до юбилея, поговорил с вдовой, положил цветы на могилу, пообщался с деревенскими. Именно тогда бабкам, собравшимся поглазеть на Путина, губернатор Хлопонин пообещал, что сделает из Овсянки Лас-Вегас.

Так и сказал. Старухам. Лас-Вегас.

И почти что сделал. Так, как он это понимал.


Овсянка такой будет — проект Национального центра Астафьева. Фото из аккаунта министра культуры А. Зинова

Вдруг оказалось, что дом бабушки Виктора Астафьева Катерины Петровны невозможно отремонтировать. Снесли, поставили новый. Утварь в доме восстанавливали по «Последнему поклону», посадили кукол человеческой величины — бабушку с внуками, с Витей и Алешей. Та же, кстати, история произошла с домом Василя Быкова — снесли, поставили новодел.

Из подлинного в доме Катерины Петровны, говорят, сечка (для рубки капусты), а в быковском, родительском — табуретка, стул, корыто.

Тогда же, в 2004-м, поставили здесь бронзовую скульптуру Виктора Петровича с женой, Марией Семеновной: босоногие, они сидят на лавке. Мало кого смутило, что вдова еще была жива, она умрет в 2011-м.

В 2004-м, перед юбилеем, я поговорил с ней. Про заново отстроенную бабушкину избу она ничего не сказала — Овсянка вообще ей так и не стала близкой, не могла простить родственников Виктора Петровича:

Радовалась лишь, что с самим домиком Виктора Петровича власти ничего делать не стали. «Там и во флигеле все хорошо. Внучка (Полина) ремонт сделала, сейчас она ребенка родила, так две двоюродные сестры за всем следят. Все сохранено, разве что такого порядка там никогда не было — у него газеты, книги были разбросаны. Я все туда никак чаю не куплю — кажется, что Виктор вот-вот зайдет».

Рассказала, как плохо ей стало, когда увидела, что ограда на могиле мужа и дочери сломана: «Вот, — думаю, — снова». В конце 90-х два сборщика металлолома, бывший зэк и бывший мент, спилили часть дюралевой ограды — тогда там была одна могила, дочери Виктора Петровича и Марии Семеновны Ирины. «Но нет, там, оказалось, у самого подножия могилы кого-то еще захоронили, землю подняли, вот ограда и распалась. Калитку починили, привесили снова, но полянки уж той перед могилами нет.

Не топтаться сейчас не получится. Но — земляков не выбирают. А я все им надоедаю».

О предъюбилейной активности чиновников Мария Семеновна говорить поначалу не хотела: «Мне здесь, с ними, жить. Да я об этом и не думаю, у меня свои заботы. Да и не в моей власти повлиять на это». Но потом все же не удержалась: «Приглашения на юбилей могли бы согласовать со мной. Мне все-таки кажется, звать надо бы не чиновников со всей страны, а тех, кто нас любил и кого любил Виктор Петрович. Список приглашенных я тут совершенно случайно обнаружила. Принесли платежку за пользование абонентским ящиком, а сосед этажом ниже, мастеровой мужик, меня пожалел, знает, что пенсия у меня 3 тыс., говорит: не платите, я в подъезде в почтовый ящик вам замок врежу. Пошла ящик подготовить. Там среди макулатуры шесть желтых листочков. Списки приглашенных на юбилей. Кого только нет. Я всех повычеркивала, оставила только семерых. Написала свой список. Но никто не позвонил, не приехал. Говорят: не беспокойтесь, сына вашего пригласили. Спасибо.

Президента я ни о чем не просила — мои беды ничтожны. Очень надеюсь на мэра, что поможет сохранить как музей городскую квартиру. Да и Путин сказал, что решит проблему на федеральном уровне. Отсюда никто не возьмет ни иголки. Все сохранится — его любимые пластинки, кассеты».

Как сейчас явствует из комментариев министра культуры Зинова, эти вещи из городской квартиры Астафьева перенесут в мемориальный кабинет писателя в воздвигаемом в Овсянке Национальном центре. Не возьмусь судить, может, это и верное решение, открывать музей в жилом доме — та еще проблема, соседи грозили судом, как только перспектива обозначилась.

Про что он был, после его смерти разъяснял, например, позиционируемый телевизионщиками как друг писателя Олег Пащенко. Это он, депутат и редактор «Красноярской газеты», близкий сподвижник Усса по предвыборному блоку «Наши!», отказывая Астафьеву в прибавке к пенсии, говорил о немцах, пахнущих одеколоном, о том, что Германия за это премировала писателя, «последними романами Астафьев стал стрелять по своим» — это тоже он, Пащенко. А теперь, значит, друг.

Ну да, в 80-х его считали младшим товарищем Астафьева и его учеником, Астафьев помогал его публикациям, рекомендовал в Союз писателей. И, как это часто бывает, через запятую, почти без пробела,

А его брат, Евгений Пащенко, ставший после смерти Астафьева советником губернатора (тогда Хлопонина, миллионера, позже вице-премьера РФ), вошел в историю преобразованием Слизневского утеса, одного из любимых мест не только Астафьева, но и многих прежних поколений красноярцев. Утес, и до того уже нарушенный бетоном и асфальтом, по проекту Пащенко с партнерами еще больше в него закатали, понаставили оград и водрузили зачем-то пятиметровую железную астафьевскую Царь-рыбу — осетра. Зачем она здесь, застывшая в более чем ста метрах над Енисеем?

Все это ни понять, ни хоть как-то объяснить, но штука в том, что многим модернизация когда-то красивейшего утеса — нравится.

Сам Астафьев вот что писал об этом.

Самое поразительное в том, что эта рыбина на утесе, этот бетон власти объясняли именно увековечиванием памяти Астафьева, как говорил губернатор Хлопонин, новая смотровая площадка — это часть «туристического маршрута» к Астафьеву. Чуть позже братья Пащенко, каждый по-своему, пытались продвинуть «Сталинлэнд» — но открытие туристического центра памяти «отца народов» в Курейке, где он отбывал при царе ссылку, не состоялось. По независящим от Пащенко причинам — на памятник тирану вторично (первый раз при Хрущеве) неизвестные накинули петлей трос и трактором сдернули с постамента.

Исполнительный директор Фонда им. В.П. Астафьева Дарья Мосунова минувшей зимой рассказала: из школьной программы убрали несколько произведений писателя, «по новым образовательным стандартам сокращают прочтения Астафьева». В краевом минобразования в ответ заявили, что говорить о «сокращении» некорректно, книги Астафьева указаны как «рекомендованные», и это выбор учителя. А «Васюткино озеро», наоборот, переходит в перечень обязательных.

В общем, тут читаем, тут нет, а тут по желанию учителя.

И вот вопрос. Это чья эволюция — власти, режима или самой страны, народа? Кому три четверти из написанного Астафьевым кажется недопустимой крамолой? Путин все тот же — вот он с цветами в свой первый президентский срок на могиле писателя, вот он сейчас подписывает указ о праздновании его 100-летия.

А как народу быть? Как учителям объяснять? Как детям понимать название главного астафьевского романа, взятое из стихир старообрядцев: «писано было, что все, кто сеет на земле смуту, войны и братоубийство, будут Богом прокляты и убиты»? Как, перелистнув страницу, быть с эпиграфом: «Если же друг друга угрызаете и съедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом» (Святой апостол Павел)?

Владимир Путин на могиле Астафьева. Фото: kremlin.ru

Если президент подписывает указ, осознавая, что нельзя этого не сделать, может, народу стоит все это читать?