Я помню город Петроград в семнадцатом году...

shvil — 06.04.2011 — Лытдыбр Никто так не врёт, как очевидцы.

К этому глубокомысленному выводу я пришёл, когда не так давно мне был задан вопрос о том, где я был и что делал во время операции "Защитная стена" в 2002-м году. Человек, задавший этот вопрос, был мне глубоко симпатичен, я честно покопался в своей голове и понял, что сказать мне ему нечего. То есть какие-то воспоминания были, но они имели отношение к интересовавшим его подробностям военной операции только по касательной.

Через несколько дней после этого я подвозил из центра на север своего однополчанина. Вернее, одно-ротника. Вообще, интересно почему в русском языке для обозначения отношений служивших в одном армейском подразделении людей и, чаще всего, в контексте близкой дружеской связи, используется именно уровень полка, а не роты или батальона, в которых народу гораздо меньше и, соответственно, отношения должны подразумевать большую близость. Из-за того что во время тех войн, в которых обкатывалось это слово, из-за сильных и постоянных потерь, состав роты или батальона обновлялся слишком быстро, а на уровне полка уже были шансы завязать более продолжительную дружескую связь? Есть над чем подумать. Так вот, поездка с моим однополчанином была долгой, пробок хватало и времени поговорить было выше крыши. Я поднял тему "Защитной стены", и стало казаться, что мы служили в разное время и в разных местах. Он помнил одни мелкие детали, я - совсем другие, и совпадали мы в одном: и те, и другие детали были полной фигнёй с точки зрения важности и имели слабое отношение к хронологии событий.

Похоже, что сухой остаток воспоминаний, прошедших через фильтр в голове и отстоявшийся со временем, гораздо больше говорит о владельце этой головы, чем о самих вспоминаемых событиях. Дойдя до этой не менее глубокой мысли, я решил перестать напрягаться по поводу претензий на объективность и честно, сам с собой, попробовать определить какой именно сухой остаток остался у меня.

Телефонный звонок на сотовый, сообщивший об экстренном призыве, зазвонил часов в 10 вечера и застал меня в серверной. Факт нахождения на работе в такое время был достаточно обычным - любимая фирма старалась до конца использовать кризис хай-тека начала двухтысячных и старательно давала своим работникам прочувствовать, что куда ж вы денетесь с подводной-то лодки, сидите, не жужжите и слушайте песню "Валенки". Напряг и переработки перешли в перманентное состояние, и смех в ответ на шутку, что, если программист в девять утра находится на работе, значит он там ночевал, становился всё более и более нервным.

На моей памяти это был первый призыв, проводившийся автоматическим телефонным обзвоном. За год, предшествовавший "Защитной стене", армия несколько раз обкатывала систему, время от времени раздавались звонки, и нежно-суровый женский голос в трубке просил ввести свой личный номер, после чего ласково успокаивал, что делать ничего не надо, это была только проверка. В этот раз продолжение оказалось другим, и девушка, с неуловимо знакомыми интонациями "...отправляется с третьего пути, второй платформы. Провожающих просят покинуть вагоны...", сообщила, что батальон, где я имею счастье состоять, призывается в варианте с сейчас на сейчас, и мне надлежит явиться в пункт сбора немедленно.

Нельзя сказать, что это было полной неожиданностью. Прошло уже несколько дней с теракта в гостинице "Парк", и первая волна резервистов уже была призвана сразу после него. Мы шли второй волной, и, по идее, должны были быть гораздо более готовыми к такому повороту событий. В реальности это помогло не сильно - автоматическая система продолжала крутить сообщение в бесконечном цикле, а я тупо держал сотовый у уха и пытался собрать до кучи разбегающиеся мысли. Было бы проще, если разговор происходил с живым человеком. Можно было бы разрядиться какой-нибудь пустой тирадой. Причём абсолютно неважно в каком направлении: хоть "Как же так, что ж это за хрень такая?!", хоть "Ну наконец-то, теперь мы этим сукам вставим!". Главное - что-то громко выдать и получить живую реакцию в ответ. Какую именно - не суть дела, лишь бы была барышня, у которой можно было бы затребовать Смольный и поделиться своим офигением...

"...нажмите на единицу и подтвердите получение сообщения..." в десятый раз прозвучал голос автоматической девушки.




Я нажал.

Из такси позвонил начальнику и радостно сообщил, что дальше он будет разгребаться сам - пишите письма мелким почерком, но почтальон сойдёт с ума, разыскивая нас. Начальство сквозь зубы пожелало удачи, Родина-мать зовёт, хочется крыть - а нечем.

Звонок родителям. Звонок домой жене.

Мда...
На тот момент я находился посреди ухода от жены, причём делал это наиболее идиотским из всех возможных в этом случае способов - медленно и постепенно отдирая присохший к ране бинт, вместо того, чтобы рвануть один раз и сразу. Стыдно - до сих пор. Одно из тех воспоминаний, которые всегда будешь тащить на себе в своём самом секретном скелетном шкафу, и от которого будет трясти, каждый раз, когда - естественно, в самый неподходящий момент - оно будет всплывать в голове.

Но вот...
Сочетание личных проблем и катаклизмов на уровне страны - забавно до дрожи. Крутишься по ежедневному кругу: на работе - жопа, дома - хоть нарезай воздух на кубики и раздавай по факультетам психологии в качестве учебного пособия: "атмосфера домашняя, напряжённая. не вскрывай - убьёт". И вдруг -трах-бах, звонок, война, немедленно явиться. И даже как-то полегчало... Хоть есть на что переключиться. Это первая реакция. Вторая - личные проблемы и беды никуда не деваются они просто замирают, как в детской игре "морская фигура на месте замри!" и повисают в воздухе квартиры. А ты носишься по ней, посматривая на часы, собираешь вещи, стараешься не задеть этих повисших в воздухе проблем и мучительно пытаешься вспомнить куда ж я, блядь, засунул тёплые носки. Реакция третья, она же и последняя - призываться посреди ночи лучше, когда за спиной не остаётся недоговоренности и боли. Тут - без подробностей. Просто примите на веру.

Дом, сборы и суета в попытках ничего не забыть. Простая истина, что на войну опоздать невозможно и торопиться тут надо медленно, будет потом сильно помогать в таком же призыве на излёте Второй Ливанской 2006-го года и в "Литом свинце" 2009-го, но за окном 2002-й, опыта сборов на сборы за двадцать минут ещё не имеется, и часть действительно важных вещей, естественно, забывается.

Скажем, шлёпки.
До конца оценить ценность этой детали туалета можно только если окажешься на сборах без них. Стягивание с ног армейских ботинок после нескольких дней непрерывной в них жизни, есть один из немногих моментов абсолютно чистого высшего человеческого счастья. Выигрыш миллиона в лотерею и все оргазмы в мире вместе взятые - ничто, по сравнению с возможностью разлепить склеенные в ласту пальцы и свободно ими пошевелить. И мысль о том, что теперь, чтобы дошкандыбать до душа, нужно снова надеть ботинки... Нет... Шлёпки на сборах - как полотенце в "Автостопом по галактике": забыл - пропал.



Пункт сбора находился в небольшом здании, типа районного дворца пионеров. То есть, дома пионеров. Я бы даже сказал, сарая пионеров... Смотрелся он в ту ночь - вполне в духе фильмов про 41-й: из двери валит сигаретный дым и расползается по дворику, внутри - бардак и броуновское движение народа и странная смесь из балагана и результативности. Поверх развешанных по стенкам детских рисунков - списки приписанных к этой точке призывников. По комнате бродят какие-то люди с красными глазами, умудряются одновременно давать ценные указания по телефону тем, кто ещё в пути, и записывать данные уже прибывших, расставляют странные значки рядом с именами в заляпанных кофейной гущей списках и постоянно орут. Шум, гам, бардак - но при этом всё работает как часы.

Отметился, получил ценное указание ждать автобуса и вышел на крыльцо в задумчивости: стоит ли закуривать свою сигарету, или просто нырнуть в дымовую завесу и подышать там. Народ во дворике делился на две неравные группы. Большая часть кучковалась вокруг крыльца, курила с той неторопливостью людей, которые понимают, что в обозримом будущем мало что в этой жизни будет зависеть от них, так что нет никакого смысла суетиться и мельтешить и можно спокойно, в промежутках между затяжками, обсудить стратегию с тактикой, какой лошадью лучше ходить, через какую трубу и гранатами какой системы удобнее брать Абдулу. Обсуждение происходило в стиле пикейных жилетов в той стадии, когда они уже бросили обсуждать голову Бриана и принялись блестеть глазами и планировать сбыт сельхоз-орудий Европе, и было максимально корректным. По крайней мере по израильским меркам корректности в ведении спора. То есть каждый последующий докладчик хоть и объяснял в красках почему все предыдущие, которых он, конечно, очень уважает, были жалкими ничтожными личностями, ничего не понимающими в колбасных обрезках, но делал это не перекрикивая других, а в порядке живой очереди.



Что касается остального народа, то тут речь скорее шла не об одной группе, а о маленьких островках людей, художественно раскиданных по всему дворику. Каждый такой островок состоял из призывающегося милуимника и разных сочетаний его родственников. Отцы попадались редко, очень редко - видимо им было проще понять просьбу призывника попрощаться с ним дома и не провожать до автобуса. Больше всего было матерей, которых в таких ситуациях бесполезно просить о чём бы то ни было и вообще "не обращай на меня внимания, я просто тут постою". За ними шли жёны, иногда с маленькими детьми. Жёны пробовали шутить и говорить неважно что, лишь бы бодрым голосом, матери давали ценные советы по питанию и одежде, отцы молчали. Милуимники, стараясь попадать в такт шуткам и советам, кивали, улыбались и с тоской смотрели в сторону пикейных жилетов. Всё это напоминало проводы в старшие отряды пионерского лагеря, когда бОльшая часть недорослей уже бесится в общей куче, а остальные стоят рядом с родственниками и молят пионерского бога, чтобы автобус отправился побыстрее. Когда уже хочется подойти к таким же раздолбаям, как и ты, сплюнуть сквозь зубы и философски выдать что-нибудь в стиле" "Ну чё, бля, едем, бля?", но нужно отработать номер до конца и, вздыхая, ты в сотый раз произносишь: "Да, мама, конечно не забуду, бабушка".

Смотрелось это смешно - святая правда. Но неменьшей правдой было и то, что, что когда все загрузились в автобус, и тот тронулся, то все пикейные жилеты смотрели на машущих руками женщин и на молча провожающих взглядом отцов. Не то, чтобы с грустью или завистью, совсем нет. Но смотрели. В молчании и не прикалываясь...

Автобус, затор из машин и людей на подходах к призывному пункту и ночная пустота тель-авивских окраин. Выехали. На сидении сзади двое встретившихся знакомых ещё продолжают какое-то время обсуждать пополнения в семействе, новую версию какой-то хрени на работе и начальника-гада, но инерции разговора не хватает надолго. Разговаривать ни о чём и обо всём не получается, а о действительно важных вещах - не хочется. Ты добежал до эскалатора и встал на него. Как довезёт - будешь разбираться дальше. Так что - дождь за окном и неожиданная после бурного старта ночи тишина. Высокую ноту момента несколько сбивают матюги по-русски со стороны водительского сидения. У водителя это уже третий рейс, рабочий график с завтрашними заказами наперекосяк и вообще все козлы. В попытках найти по радио, что-нибудь менее занудное чем бесконечный трёп политиков и журналистов, комментирующих текущую обстановку, он перескакивает со волны на волну, пока не натыкается на какую-то музыкальную передачу на русской станции, где, судя по всему, чтобы соответствовать текущему моменту, похерили обычную попсу и дали добро на то, чтобы вытащить из загашников серию "классика русского рока".

...лирическое отступление номер раз...
Израильская жизнь, конечно, заполнена эмоциями и событиями больше, чем в среднестатистической спокойной стране, где погода или снятие кошки с дерева героическими пожарниками вполне может быть главной новостью дня. Другое дело, что главное тут - не переборщить, а именно этим грешит бОльшая часть книг и фильмов об Израиле. Стиль bigger than life. Краски гуще некуда, музыка выдавливает последнюю слезу, поворотные моменты сюжета обозначены терактами и гибелью второстепенных персонажей и, куда не плюнь, бывшие спецназовцы: все из себя такие простые и повседневные, но с таким опытом, что круче них только яйца. То есть, вроде бы, всё правда. И взрывов было столько, что в какой-то момент теракт, в котором было меньше пяти погибших перестал восприниматься, как что-то из ряда вон выходящее, и войны с такой периодичностью, что любое жизненное событие - женился сразу после Второй Ливанской - можно привязать к одной из них, и про следующую войну говорится с обречённым спокойствием: не в режиме "если", а в режиме "когда", и в соседней комнате на работе таки сидит крутой по самое нехочу спецназовец, с которым ты травишь анекдоты за обедом и ругаешься по поводу багов, но.... "Шо занадто, то не здрово". Тут как с кибуцными легендами, в которых количество волонтёрок из Швеции, трахнутых на сеновале в лунную ночь и под мычание коров, значительно превышает общее женское население Скандинавии от 18 до 80 включительно. Всё хорошо, и я рад за шведок с коровами, но надо ж и меру знать.

И, видимо чтобы поприкалываться над такими bigger than life литературными и кино-моментами, жизнь подкидывает время от времени эпизоды, которые переплёвывают самые смелые полёты писательской или режиссёрской фантазии. От отравления пафосом в таких случаях спасает лёгкая ироничность момента, когда стереотип уже настолько наложен на стереотип, что становится непонятно что снимает Главный Режиссёр Сверху: ещё героический "Топ ган" или уже пародию на него в виде очередных "Горячих голов".

Пример из жизни.
Один из любимых мной пеших маршрутов на субботу, заканчивался в небольшом кибуце, недалеко от ливанской границы. Кибуц этот широко известен в узких кругах скрипачей тем, что раз в год там проходит неделя мастер-классов, на которую собираются молодые и не очень дарования со всего мира. Впрочем, на момент окончания подъёма из ущелья, факт наличия культурной программы волновал меня гораздо меньше, чем мысли о холодном пиве в кафушке посреди кибуца, так что про мастер-класс я вспомнил только после того, как с честно заработанным "Гинесом" было покончено, я снова начал воспринимать окружающую действительность и осознал, что вокруг как-то слишком много возвышенного молодняка с разным цветом кожи и разрезом глаз, но одинаково вундеркиндовсим видом из бабелевского "Пробуждения"

За соседним столиком сидела израильская пара юных дарований. В груде вещей на траве рядом с ними валялись два скрипичных футляра. Девочка трепалась по телефону, а парень - мечта антисемита по физиономии и ночной кошмар еврейской бабушки по комплекции - как и положено одухотворённому человеку, проникновенно смотрел вдаль. Пиво и солнце уже начали своё чёрное дело, и я лениво подумал, что было бы всё это эпизодом в книжке, сидел бы сейчас этот скрипач в армейской форме и красным беретом десантника, а девушка осторожно гладила бы его по руке, стараясь не задеть свежие шрамы. И футляр со скрипкой лежал бы на траве рядом с укороченным автоматом, на котором не было б свободного места от всяких наворотов: фонарик там подствольный, дополнительная рукоять, и прочее, и прочее... А если б в кино, то ещё бы и музыку какую-нибудь попроникновеннее, и флэшбеки со стрельбой и взрывами.

Парень допил кофе, махнул девушке рукой, типа давай-догоняй, взял скрипку и свалил в сторону бассейна. Да, подумал я, не судьба, иногда скрипач - это просто скрипач. Девушка закончила болтать по телефону, элегантно поправила майку с такими случайными, но такими продуманными и лежащими на стратегически важных местах дырками, вытащила из-под скрипичного футляра М-16, и закинула его ремень на плечо. Никаких наворотов на автомате не было, но девушка поправила его ремень тем неуловимым небрежно-отработанным движением, которое появляется только после долгих недель и месяцев, когда эта дура висит на тебе и постоянно натирает шею. Заморские вундеркинды зачаровано отслеживали постукивание прикладом по удаляющейся попе и явно размышляли о крепости брони и танках наший быстрых. Я заржал, заказал ещё пол-литра и немедленно выпил за Режиссёра Сверху, которому ещё не надоело стебаться над над художественными штампами, придумываемыми в более низких слоях атмосферы.

...примерно таким же было у меня ощущение тогда в автобусе. То ли живёшь, то ли смотришь про себя кино. И жанр какой-то непонятный: не то всерьёз, не то кто-то стебётся. Слишком уж картинно всё, слишком яркие мазки, слишком подходит саундтрек...



Паутина дождя по стеклу. Размытые пятна фонарей на развязках дороги.
И всплывшая из какофонии радиопоиска песня ДДТ.

Побледневшие листья окна зарастают прозрачной водой.
У воды нет ни смерти, ни дна. Я прощаюсь с тобой.
Горсть тепла после долгой зимы - донесем.
Пять минут до утра - доживем.
Наше море вины
Поглощает время-дыра

После Модиина дорогу заполнили тягачи с танками и автобус начал двигаться со скоростью черепахи. Сосед слева, йеменское лицо которого исключало предыдущее знакомство с творчеством Шевчука, начал раскачиваться как на молитве и мычать что-то под нос в такт песне.

Это все, что останется после меня,
Это все, что возьму я с собой.

Если в начале поездки мне хотелось как можно быстрее добраться до места, увидеть хоть какую-то знакомую физиономию и закончить с подвешенным состоянием ожидания куда пошлют, то теперь было только желание заморозить этот момент, чтобы получше его запомнить.

Две мечты и печали стакан мы, воскреснув, допили до дна.
Я не знаю, зачем тебе дан
Правит мною дорога-война.
И не плачь, если можешь, прости.
Жизнь - не сахар, а смерть нам - не чай.
Мне свою дорогу нести.
До свиданья, друг, и прощай.

Блокпост, амбуланс и два джипа сопровождения. Безумное чаепитие в вольном переложении Кэролла на израильский лад: рваный шум армейской связи, солдаты, передающие по кругу пластиковый стакан с чем-то дымящимся (кофе? чай? какая, в жопу разница... горячее!!!!), сполохи мигалок на их лицах со старательно - не спать!!! не спать!!! - открытыми глазами, и -в роли Садовой Сони - спящая в будке в обнимку с чайником солдатка, с трудом угадываемая в комбинезоне на три размера больше неё.

С нами память сидит у стола, а в руке ее пламя свечи.
Ты такой хорошей была, посмотри на меня, не молчи.
Крики чайки на белой стене окольцованной черной луной.
Нарисуй что-нибудь на окне и шепни на прощанье рекой

Прошло только минут двадцать с тех пор, как мы выехали из Тель-Авива, но мысль о реальности его существовании по части смутности становилась всё более похожей на воспоминания Остапа о восстании на броненосце "Очаков".

Это все, что останется после меня,
Это все, что возьму я с собой.

- Ну... - сказал я Режиссёру Сверху - или ты стебёшься, или с саундтреком к этой сцене у Тебя всё-таки перебор...

- Вылазим, бля - музыка вырубилась, зажёгся свет и до противного бодрый голос водителя сбил с ритма весь квартал - Конечная станция. Поезд дальше не идёт. Просьба покинуть вагоны.

А Он прислушивается к стилистическим замечаниям, подумал я, и суфлёры у Него оперативно работают.

- Удачи, ребята - добавил водитель уже на иврите.
Я почесал затылок над этой его последней репликой и решил, что что-то Его опять заносит то ли в пафос, то ли в стёб, ну да хрен с ним, пускай остаётся...

Военная база размером с небольшой город. Кончился дождь и начался ливень. Попытки разобраться в полусмытых указателях с номерами частей и облегчение когда вышел, наконец, к навесу, где получал оружие и снаряжение мой батальон. Знакомые физиономии посреди неразберихи и подвешенного состояния сменяются ощущением, что теперь куда пошлют и что там будет - мелкие и несущественные детали. Главное - со своими.

Медитация на полученное оружие и снаряжение. Посреди матюгов в голове плавают обрывки цитат: "...и доработать напильником...", "...он же был свидетелем восстания Спартака. Единственное, чего он не видел, так это ремонта...". Надо сказать, что, проблемы с тем, что выдавалось с военных складов, очень редко упоминаются, когда речь идёт о призыве в 2002-м на "Защитную стену". В отличие, скажем, от Второй Ливанской войны в 2006-м. Что ещё раз доказывает, что в том, что касается общественной критики более важным является не столько реальный масштаб проколов и головотяпства, а тот сухой остаток, с которым резервист возвращается с очередной войны. И, если в этой строчке "Итого:" он ощущает, что дёргали его не зря, то постоянно заедающая М-16 и ремень к ней времён Шестидневной войны будут вспоминаться с лёгкой ностальгической улыбкой. Если нет - то об этом могут много чего рассказать министр обороны и нач генштаба, слетевшие со своих постов после Второй Ливанской войны.

Самая длинная очередь стояла к столику, за которым сидел человек, одинаково точно совпадающий с теми ассоциациями, которые крутятся в голове, когда произносится название его должности на иврите и на русском. На ассоциациях к русскому её варианту - "писарь" - мы останавливаться не будем, что же касается ивритского названия - "шалИш", тов нём было всё: и шуршание бесконечных бланков, и шелест сухих листьев, в которых исчезает хвост ящерицы, при попытке её поймать.

Впрочем, в данном конкретном случае писаря было сложно обвинить в создании затора - медленное продвижение очереди было связано с тем, что каждый из призывающихся резервистов, после вручения своих гражданских документов на хранение и получения на руки подтверждающей это бумажки, считал своим долгом задать сакраментальный вопрос: "Скажи, а ты не знаешь насколько нас забирают?". Писарь откидывался на спинку стула, окидывал спрашивающего отеческим взглядом и изрекал: "На сколько понадобится. Это ж война, парниша". По первому заходу этот диалог вызывал неподдельный интерес - а вдруг он действительно чего знает, по второму - снисходительную улыбку: ведь слышал же что сказали только что - так зачем переспрашивать, по третьему - раздражал. Стоящий передо мной парень громко высказался по поводу задающих идиотские вопросы по десятому кругу, через пару минут, отдавая свои документы писарю, он задавал этот вопрос сам. Вот же - подумал я - ну что за детский сад... И так понятно, что война, куда оно повернётся дальше - хрен его знает, так какие ж тут сроки. Вот она - пресловутая инфальтильность израильского общества...

Я протянул документы и гордо замолчал. Писарь так же молча внёс меня в список имеющих место быть, поднял печать над какой-то армейской бумажкой и удивлённо поднял глаза. Пауза ожидания висела в воздухе, я почувствовал себя последней сукой, забывшей реплику на премьере важного спектакля и подставляющую этим всех своих партнёров по сцене. Последний раз такое ощущение было у меня классе в шестом-седьмом, на школьном утреннике, посвящённому дружбе народов СССР. Как и полагается приличному еврею, в дружной семье советского народа я работал грузином, и, после бодрого вступления: "Гамарджоба, генацвале! Здравствуйте, друзья!", вместо того, чтобы плавно перейти к описанию красот грузинских гор, завис, как ещё не существовавший в то время Windows. Блэкаут был полный, я так и не смог продвинуться в описании красот грузинских гор, но зато картинка всей этой ситуации запомнилась мне во всех подробностях: и смешок где-то за спиной, и отчаянные попытки учительницы в первом ряду изобразить лицом что-то подбадривающее, и громкий шёпот из-за кулис - стараясь выбирать нематерные слова, классный руководитель давал команду стоявшей рядом со мной девочке срочно переходить к тиха украинская ночь и спасать ситуацию. Здесь был такой же стоп-кадр: партнёр по сцене держал печать и паузу, дождь медленно падал спецэфектом и музыкально барабанил по навесу над сценой, а сзади напряжённо молчала массовка.

Режиссёр Сверху нажал кнопку паузы на своём DVD.

- Эээээ - выдавил из себя я - ты не знаешь насколько нас забирают???..."
- На сколько понадобится. Это ж война, парниша! - с облегчением отбил реплику писарь и отжал кнопку паузы.

Печать грохнула, очередь продвинулась, и я с облегчением понял, что свой актёрский долг перед Родиной выполнен мной до конца.

Художественно раскиданные под навесом солдаты делились на правильных, мудрых и тех, кто в шоке.

Правильные подгоняли ремни разгрузки, обматывали изолентой все её металлические части и загоняли патроны в магазин, как будто их должны были сбросить в логово врага минут через пятнадцать, мудрые из всего набора снаряжения распаковали только сухпаёк и спальник, и уже давно храпели в окружении вскрытых банок. Что же касается тех, кто в шоке, то они, в основном, состояли из недавно дембельнувшихся срочников. По правилам их не должны были трогать как минимум год после возвращения на гражданку, но хочешь рассмешить Бога - расскажи ему о своих планах, власть меняется, война начинается, и вот уже свежепризванный резервист смотрит в прострации на форму, которую после трёх лет ношения он снял только несколько месяцев или недель назад, и в ужасе думает: "Это?! Опять?!?! На себя?!?!?!..."

У всех этих и подобных им сцен были очень внимательные зрители. Под навесами, соседних с теми, под которыми мы получали снаряжение, находились арабы, взятые в первую, после взятия Рамаллы, волну чёса. В ожидании фильтра службы безопасности, которая решала кого на на свободу с чистой совестью, а кого из штирлицов попросят остаться, народ сидел в условиях, по крайней мере не худших, чем находились мы. У них был свой набор спальников и одеял, что же касается сухпайков, то тут мне сложно сказать что-либо определённое, но какое-то жевание по ту сторону колючей проволоки происходило постоянно, так что и за эту часть их жизни можно было быть спокойным.

"...а в тюрьме сейчас ужин...макароны..."

В ночь моего призыва арестованная публика была вольна спать, но большая её часть стояла возле забора и смотрела на прибывающих резервистов. Как по мне, так это реалити-шоу, сделало для безопасности Израиля гораздо больше, чем все арестованные и убитые во время "Защитной стены" террористы вместе взятые.

Причина этому проста.
Израиль меньше всего производит впечатление готовой хоть к каким-то неудобствам и самопожертвованию страны. Добавлю в скобках - и слава богу, что так. Слишком тут всё расслабленно, слишком под кофе с булочкой, слишком яйцепочёсывательно. Гуляющее по рунету сравнение израильтян с пиррянами из гаррисоновской "Неукротимой планеты" могло быть сделано только людьми, никогда в Израиле не бывшими. Какой там Керк, какая Мета, не надо обижать пиррян. Если средний израильтянин и смахивает на какого-либо из героев этой книги, то скорее на дикий симбиоз Язона динАльта с моралистом-идеалистом Саймоном из второй части трилогии. Если добавить, что нормальному еврею сложно слиться в едином порыве даже в рамках собственной головы, то, соответственно, два еврея-три мнения, бесконечные споры и склоки, разброд и шатания, и складывается полное впечатление, что приходи и бери весь этот бардак голыми руками. Мысль о том, что такая страна может успешно провести массовый призыв кажется ненаучной фантастикой.

И тем не менее... Работает - не трогай... Не прекращая материть все гос-структуры вместе и по отдельности, во всех экстренных призывах: 2002-го, 2006-го, 2009-го народ появлялся в количестве, превышающим 100 процентов: из ниоткуда возникали персонажи, на которых уже давно махнули рукой и вынесли из призывных списков.

Так вот.
Наблюдение в режиме live за тем, как раздолбайско-расслабленная израильская публика обрастает военной формой - это очень полезная вещь, особенно, когда это наблюдение ведётся теми, кто по другую сторону баррикад. Способствует более реалистичному взгляду на вещи, когда очередные бородатые пижоны будут что-то мужественно скандировать на очередных массовых демонстрациях и не менее мужественно постреливать в воздух.

Я рад, что участвовал в этой образовательной передаче израильского тель-авиденья...



...и всё. Стоп кадр...

Продолжение - здесь.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив