Впечатление о пребывании в США в 1995 году. Часть третья.

Когда мы вернулись домой, муж, помня мое нетерпение узреть «обетованную землю», поинтересовался, с каким настроением я покидала эту хваленую обитель демократии. Я ответила коротко: «С чувством глубокого омерзения!», пародируя передовицы газеты «Правда» советских времен, зачастую начинавшиеся с этих слов, только существительные менялись, в зависимости от описываемых событий: «уважения», «прискорбия», «торжества» и т.д. Здесь было все: и эмоциональная опустошенность, и физическое недомогание, и разочарование в людях, которым я открыла свое сердце, и крах надежд на то, что, взяв за пример уже построенную и успешно функционирующую в США систему, наша страна тоже сможет ступить на светлый и прогрессивный демократический путь развития, ведущий как к процветанию всего государства, так и к счастью отдельного человека. Все оказалось химерой, лаковой шкатулочкой, из которой выскакивает черт, стоит только приоткрыть крышку. Конечно, было обидно, что меня так ловко провели: доверчивая рыбка клюнула на яркую приманку и заглотнула острый крючок, разворотивший ее наивный ротик, когда она трепыхалась изо всех сил, старясь вернуться в родную стихию.
Два месяца ушло на залечивание душевных и физических ран. За это время я не написала ни одного письма в Штаты, ни разу не упомянула об этой стране в разговоре, немедленно выключала телевизор, если начиналась демонстрация американского фильма — меня в самом прямом, физиологическом, смысле тошнило от этой страны. Думаю, если бы Хелен не повела себя так агрессивно, задавая общий негативный и пренебрежительный тон приему российской делегации, визит прошел бы несколько иначе, а так люди почувствовали себя оскорбленными и униженными — если бы мы могли свободно улететь домой, мы бы, все как один, не стали бы терпеть подобное неуважение, а покинули бы этот псевдо-рай на третий-четвертый день, но, увы: билеты были с фиксированной датой, поэтому нам пришлось оставаться во власти наших мучителей целых две недели. Однако, посещение Америки имело и положительный результат — я отчетливо поняла, как дорога мне Россия, которую я никогда не променяю ни на какие райские кущи, даже стихи как-то сами сложились:
Насмотревшись кинофильмов,
Прочитав немало книг,
Захотелось мне так сильно
На один хотя бы миг
Поглядеть на жизнь другую
В дальней, сказочной стране,
Где прибой седой бушует,
И туристы на корме
Белоснежной чайки-яхты,
Защитив от солнца нос,
Из бокалов элегантных
Виски пьют и Кальвадос.
Там, где в дансингах и барах
Прямо сутки напролет
Под хмельком в дыму сигарном
Отрывается народ.
Где глубокие каньоны
Словно шрамы на спине,
Там, где в прериях бизоны
Щиплют травку при луне.
Где грохочет Ниагара,
Низвергая тонны вод,
Где под банджо и гитару
Кантри-музыка поет.
Небоскребы солнце чешут,
Разрывая облака...
Я б пошла туда и пешей -
Только сказка далека.
Не судьба! - Но вдруг удача:
Я попала в этот рай!
Отчего ж так сердце плачет,
Вспоминая отчий край?
Вижу милые просторы:
Города, леса, луга,
Степи, реки и озера -
Так Россия дорога!
Нет земли родимой краше,
И теплей в мороз иль зной,
Потому что это — наше:
Этот край и твой, и мой.
Наши деды здесь пахали,
А отцы бросались в бой -
И Россию отстояли,
Чтобы жили мы с тобой.
Вот и нам трудиться надо,
Укреплять наш общий дом.
Всем нам лучшею наградой
Будет мир и счастье в нем,
Долголетье старожилов,
Детворы беспечный смех -
Все, что дорого и мило,
И так значимо для всех.
И пускай лишь на парадах
Воины кричат: «Ура!»
А чужого нам не надо:
Все их злато — мишура.
Постепенно страсти улеглись, негатив просочился, как вода сквозь песок во время отлива, и на все еще мокром берегу начали поблескивать причудливые ракушки, отполированные волнами кусочки стекла, напоминающие драгоценные камни, гладкие гальки, испещренные белесыми полосками, похожими на письмена неведомых цивилизаций, и прочие диковинные мелочи, не имеющие никакой материальной ценности, но, тем не менее, за ними хотелось наклониться, чтобы подобрать и рассмотреть повнимательнее то, что отсутствовало в родном краю. Так и я стала понемногу ворошить свои воспоминания, отбрасывая в сторону и омерзительные гнилые водоросли, и скользкую зловонную тину, вынесенную на берег приливом. Из этих коротких и, на первый взгляд, незначительных эпизодов я стала выкладывать, как из мозаики, новый рисунок Америки, который оказался довольно красочным и ярким — и это внушало оптимизм.
Нас не баловали показом достопримечательностей, но то, что нам удалось посмотреть, так и осталось в памяти навсегда. Помню первую поездку в соседний мегаполис, расположенный в тридцати милях от нашего пригорода. Был яркий морозный день, так что снег лежал повсюду довольно толстым слоем, знаменитые на весь мир небоскребы замаячили вдалеке, когда мы еще даже не подъехали к городу, ломая прямую линию горизонта. По мере приближения они начали обрастать деталями: башенками, карнизами и прочим архитектурным декором — те светло-серые замки, которые были построены еще в начале прошлого века. Исполины, возведенные за последние десятилетия, отличались строгостью и лаконичностью геометрических форм, изысканность которых заключалась в применении самых современных строительных материалов - казалось, эти красавцы не вырастали из земли, а парили в вызывающе синем небе, разбрызгивая во все стороны отражающееся в их стеклянных гранях солнце. Впечатление было потрясающим — такое я уже однажды испытала, когда Сережа привез меня на Калининский проспект, ныне именуемый Новым Арбатом. Как ребенок, очутившийся в загадочном лесу, подняв пытливые глазки вверх, пытается отыскать на ветвях сказочных зверушек, так и я вертела без устали головой, чтобы навсегда сохранить в памяти непривычные пейзажи. По соседству с небоскребами находился парк, в котором я заметила знакомый силуэт, и бросилась к нему с радостным криком: «Кис-кис!», чем удивила директора компьютерного клуба. Он как-то осторожно поинтересовался: «Наталья, ты чего?». Я радостно выпалила: «Кошку увидела, а я их та-а-ак люблю!» Тут он расхохотался: «Откуда здесь кошке взяться — это же белка!» И правда: эта тучная зверюга оказалась белкой - видимо щедро ее угощали прохожие гамбургерами и прочим фаст-фудом, если ее, беднягу, так разнесло. Интересно, как это порождение заокеанской цивилизации ухитрялось забираться на деревья и прыгать с ветки на ветку? Я бы не рискнула гулять в парке, где в кронах прячутся такие монстры — а вдруг промахнется, да и свалится прямо мне на голову! Пожалуй, это не менее опасно, чем повстречаться с рысью.
Помню посещение одного из самых высоких зданий мира и открывшуюся с верхотуры панораму города и его окрестностей. Жаль, что в тот день погода подвела: в воздухе висела туманная дымка, размывающая контуры домов, так что и впечатление наше она тоже немного смазала. Красиво смотрелся яхтклуб, где вдоль многочисленных пирсов притулились крохотные суденышки, и немного пугающе выглядела свинцовая гладь воды, устремлявшаяся за горизонт, где она почти сливалась с таким же серым, неприветливым небом. Еще вспоминается визит а океанариум, где за толстенным стеклом была собрана фауна и флора всех океанов - безусловно, очень впечатляющее, только немного однообразное зрелище — довольно скоро утомленные ноги сами собой устремились к мягким банкеткам, не прислушиваясь к голосу разума, призывающего потерпеть еще чуть-чуть, чтобы не показаться нелюбознательными невеждами.
Сильное впечатление произвел музей науки и техники со сферическим экраном в зале для демонстрации видовых фильмов. Было такое ощущения, что именно ты пилотируешь самолет, парящий над бескрайними просторами Антарктиды, или являешься членом экипажа стартующей на Марс ракеты. Аж дух захватывало от полной иллюзии стремительного полета, и весь зал единогласно вскрикивал в особо опасные моменты — такое единодушие нам , советским людям, доводилось наблюдать только, когда голосовали делегаты на очередном съезде КПСС. Наши провожатые с любопытством вглядывались в лица русских дикарей, ищя признаки растерянности и восхищения американскими достижениями. Муж моей старой знакомой с надеждой в голосе спросил: «Ну, как: вы теперь поняли, что Америка — великая страна, самая развитая с точки зрения науки с техники?» «Вне всякого сомнения!» - порадовала я его и подвела к стенду «Освоение космоса». На экране ярко светился большой портрет Юрия Гагарина, одетого в скафандр, на его лице сияла знаменитая на весь мир улыбка. Я показала рукой на нашего героя и сказала: «Россия ничуть не хуже США, мы тоже великая нация. А вот и доказательство: и первый спутник, и первый человек в космосе был запущен Советским Союзом!» И крыть тут было нечем...
Музей изобразительных искусств мне показался не таким интересным и богатым, как наш Пушкинский или Третьяковка. Удивило только, что наши шубы заперли в сейф, а не повесили в гардеробе вместе со всеми остальными куртками. Повозили нас и по пригородам, связанным с историческими событиями и персонажами — в первую очередь с Авраамом Линкольном. Вот это было, действительно, интересно и познавательно.
Мы также посетили несколько учебных заведений, самых разных. Наиболее приятные воспоминания оставил о себе директор школы третьей ступени, где учились одни старшеклассники, в ней было несколько физмат классов, так вот, по словам учителей и администрации, самыми талантливыми учениками оказались подростки, приехавшие с родителями из бывших союзных республик — они намного опережали в учебе своих американских ровесников. Кто там еще продолжает квакать о том, что русские тупые и ленивые? Директор не скрывал своего интереса и симпатии к России, признался в любви к нашим литературным столпам, и даже произнес несколько фраз на русском языке. Прием был таким теплым и искренним, что не хотелось расставаться с этим милым человеком. Он пригласил девочку-белоруску и попросил ее провести нас по школе. Ученица была счастлива, что неожиданно встретилась с бывшими земляками и откровенно рассказала нам о своей нынешней жизни, о друзьях, тоже когда-то приехавших из бывшего СССР. По ее словам, на родине они были счастливее — привычная жизнь была более естественной, искренней, наполненной простыми радостями и бесхитростными развлечениями, окружающие люди были более наивными и прямолинейными одновременно. В Америке ей тоже жилось неплохо, за проведенные здесь четыре года даже родители немного адаптировались, имели хорошую работу, приличный доход и даже купили дом — то есть жили не хуже «коренных» американцев. Все сложилось удачно — только иной раз мама украдкой вытирала набежавшие слезы, когда из динамика доносилась знакомая до боли мелодия.
Почему-то особенно настойчиво нас старались познакомить с американской юридической системой — наверное, пытались предостеречь от нарушения их незыблемых законов. Побывали мы и в полицейском участке, в котором пустовали все камеры, напомнившие мне номер-люкс в доме отдыха, где мы с Сережей проводили свой медовый месяц. Сводили нас и в юридическую консультацию, где, кроме справки, можно было получить еще и помощь адвоката, причем совершенно бесплатно — начинающие «лоеры» набирались профессионального опыта, чтобы в дальнейшем на-равных сражаться с акулами, успешно отстаивающими интересы своих клиентов в суде, успевая при этом отхватить своими острыми зубами увесистый кусок их финансового пирога.
Как-то нас занесло в Апелляционный суд штата, и нам даже позволили немного поприсутствовать на судебном заседании, посвященном разводу состоятельной супружеской пары. Когда объявили перерыв, мы познакомились с судьей, который рассказал о том, как осуществляет свою деятельность эта важнейшая юридическая структура, да и о своей личной жизни тоже. Он оказался выходцем из простой рабочей семьи, его отец всю жизнь трудился на шахте горняком, а сын смог получить образование и занять довольно высокое социальное положение. При разговоре присутствовал адвокат одной из сторон, он неожиданно пригласил всю нашу группу в свой офис, расположенный по-соседству, где, проявляя инициативу, стал объяснять нам важность своей профессии. У нас все мероприятия были строго распланированы, нас ждали люди в других местах, поэтому сопровождавшая нас повсюду Хелен сделала попытку вернуть программу на свои рельсы, распрощавшись с многословным добровольцем. Не тут-то было: все-таки, он был известным адвокатом, так что балом привык править сам, и никакая Хелен не в силах была ему помешать.
Он усадил нас и устроил допрос с пристрастием, кто мы, зачем приехали в США, долго ли пробудем в стране. Все вежливо и коротко представились, Хелен объяснила суть дела, и тут он принялся за меня: такую подробную информацию о себе мне никогда и нигде еще не приходилось выкладывать — он даже вытянул из меня имя Джеймса, про которого я рассказала с признательностью и любовью. Группа понуро сидела, не понимая ни слова и мечтая вернуться в дома своих хозяев, но он вдруг потащил нас к себе, чтобы продемонстрировать свои апартаменты. Когда мы вышли из офиса, он обвел рукой спускающуюся под горку тихую улицу и похвастал: «Все эти здания принадлежат мне, а сам я живу в этом особняке — пожалуйста, проходите!» Мы столпились в холле, боясь испачкать красивый ковер на полу. На лестнице выстроилась сбежавшаяся на зов хозяина прислуга, он представил всех, объяснив, кто чем занимается в доме. Наверное, не всякий английский лорд в наши дни имеет такой большой дом и многочисленный штат прислуги. Дальше началась экскурсия по дворцу, из которой я не запомнила ровным счетом ничего, хотя там все было эксклюзивное и безумно дорогое, он и в спальню нас завел -- святую святых американского жилища, сама Марджори, как и позднее Мэри, в чьих домах я жила, сразу же предупредила: в ее спальню не заглядывать и даже дверь не приоткрывать, если что-то понадобится сообщить — и из коридора все слышно. А этот мистер адвокат не только уселся сам на свое ложе, но и меня усадил рядом с собой — чтобы моя попа почувствовала, как сладко спится на этом матрасе.
Когда мы наконец очутились на улице, то сразу же закурили, чтобы немного придти в себя от такого навязчивого гостеприимства. Мы, должно быть, чего-то не понимали, а вернее, не понимали ничего — что это было, ведь человек казался адекватным, умным, образованным. Да и внешне он был хорош собой, не похож на целлулоидных голливудских красавчиков - вполне симпатичный, лысеющий, седовласый мужчина с правильными чертами благородного лица. Он чем-то напоминал Сережу, который, наверное, именно так бы и выглядел, доживи он до такого возраста — где-то немного за шестьдесят. Почему же он так странно себя повел? Тут появилась ошалевшая Хелен, и все сразу прояснилось. До сих пор не решила: верить ли тому, о чем она мне поведала, или это была какая-то расставленная для меня ловушка, потому что звучало все крайне неправдоподобно.
По словам Хелен, адвокат, имевший многомиллионное состояние и клиентуру, принадлежащую к самым высоким кругам американского бомонда, влюбился в меня с первого взгляда и вознамерился на мне жениться! При этом его ничуть не обескуражило сообщение Хелен о том, что я замужем и имею двоих детей — он ведь собаку съел на бракоразводных процессах. В общем, он делал мне предложение выйти за него замуж, а в качестве свадебного подарка открывал на мое имя банковский счет на один миллион долларов. Он обещал, что мои дети будут жить с нами, и он не пожалеет средств, чтобы оплатить их учебу в любом из самых престижных и дорогих университетов Америки. Он даже о моем бедном муже решил позаботиться: либо найти ему работу в США, либо, если не захочет переезжать, то помочь ему материально, чтобы он начал свой бизнес в России. Это мой-то Леша — его со сдачей в булочной и то норовят обмануть! И еще был один очень веский аргумент, объясняющий такую спешку: он был тяжело болен — рак — и хотел успеть ухватить свою долю счастья перед смертью!
На меня повеяло запахом из далекого прошлого: ароматом цветущих киевских каштанов. Эти слова я уже однажды слышала — от бывшего мужа, Ильи, который тоже прикрывался ужасным диагнозом, чтобы разжалобить меня и расположить к себе. Только теперь, повзрослев и заматерев, я уже не имела ни малейшего желания наступить во второй раз на те же грабли. Здесь, правда, посулы были поинтереснее — целый миллион баксов. Но я ведь не бесчувственная кукла, не товар, не лот на аукционе, чтобы перейти в руки того, кто больше заплатит. Все это показалось мне просто омерзительным. А тут еще Хелен призналась, что он буквально, как клещ, вцепился в нее и, должно быть, не выдержав нечеловеческих пыток, она вынуждена была продиктовать ему мой электронный адрес — он собирался немедленно повторить мне все, сказанное Хелен, в письменном виде! По-моему, она и так находилась в полуобморочном состоянии, потому что ее глазки то сбегались к переносице, то, как черные горошины, раскатывались в разные стороны, поближе к ушам, а тут еще я на нее заорала: «Вы с ума сошли: ведь это адрес электронной почты моего мужа! Что он обо мне подумает, получив такое письмо (приятельница-англичанка из соседней школы обещала переводить приходящую из Америки почту, пока я буду там). Немедленно заберите у него мой адрес — мне ничего от него не надо!» Пришлось ей возвращаться и доводить до сведения неудачливого «жениха», что сделка не состоится. Пока мы ее ждали, Ольга все время хихикала и подкалывала меня, то предлагая устроить Алешу садовником к новому мужу-миллионеру, то еще нечто подобное. Я же настолько устала и плохо себя чувствовала, что мечтала только об одном: вернуться в дом Марджори, выпить горячего чая и залечь в своей холодной берлоге, укрывшись двумя одеялами.
Анализировать эту ситуацию я смогла лишь через два месяца после возвращения домой. Муж вообще никак не отреагировал на мой рассказ, а знакомые разделились во мнениях: одни называли меня дурой, не сумевшей воспользоваться выпавшей мне удачей, а другие скептически поджимали губы, высказывая три версии: 1) я неправильно перевела сказанное мне (с чего бы это, ведь проблем с переводом у меня не было никогда); 2) меня банально пытались разыграть — проверить, насколько я алчная; 3) это были козни ЦРУ, которое пыталось меня либо скомпрометировать, либо завербовать. Во как: не больше и не меньше! Но никто не поверил, что пожилой обреченный мужчина почувствовал симпатию к довольно еще молодой, симпатичной и неглупой женщине и захотел провести с ней последние дни своей жизни. А ведь звучит так романтично! И была бы я тогда однофамилицей известного американского музыканта... Или астронавта...
Перед самым нашим отъездом меня пригласили в кабинет главного священника церкви, известного в Штатах богослова, которому предлагалось место епископа, но из-за проблем со здоровьем, он вынужден был отказаться от такой чести. Мы уже несколько раз с ним встречались, он даже приглашал всю нашу делегацию в ресторан, где мы долго и обстоятельно беседовали. Человеком он был неординарным, философом, теологом, автором нескольких книг и трактатов, пользовался огромным уважением всех, кто был знаком с ним.
Старший священник нашего православного прихода (а у нас к тому времени уже оказалось два клирика: рукоположили одного из прихожан — активного помощника батюшки) тоже любил пофилософствовать во время проповеди, так увлекаясь порой, что перескакивал с одного предмета на другой, петляя, как мартовский заяц на рыхлом снегу. Он в свое время получил театральное образование, поэтому режиссерским мастерством владел в совершенстве, да и актерские способности у него были налицо — полагаю, он прекрасно бы мог сыграть роль Ивана Грозного — ничуть не хуже Николая Черкасова, тем более, что свои строгие взгляды и обличающие речи он постоянно отрабатывал на нас, своих прихожанах.
Вот я и задумала их познакомить — а вдруг это пойдет на пользу нашему приходу, да и вообще: пусть посмотрят, что из себя представляют наши священники, поэтому спросила, не собирается ли Арчибальд посетить Россию. Он ответил, что, к сожалению, не сможет это сделать из-за загруженности работой, но, поскольку я много интересного рассказала о своей церкви, то он хотел бы пригласить к себе нашего священника — так я его заинтриговала. Я обещала поговорить с батюшкой о возможности его визита в США, хотя очень боялась, что он просто пошлет меня, ведь наш молодой священник вообще запретил мне переводить для протестантов и порекомендовал держаться от них подальше. Я с его мнением не согласилась, объяснив, что это моя профессия, и, значит, я буду работать с любыми людьми, невзирая на их принадлежность к той или иной конфессии, и это совершенно не означало, что я предавала свою веру. Когда, в самом начале нашего визита, местная газета опубликовала заметку, в которой говорилось о том, что такая-то церковь пригласила к себе большую делегацию из России для того, чтобы приобщить их к Христианству, поскольку они не имеют возможности у себя дома молиться Господу из-за отсутствия церквей и гонения на священников, я просто озверела и потребовала, чтобы немедленно напечатали опровержение — поскольку я уже пять лет была прихожанкой нашего храма. Они пошли другим путем: для исправления ошибки напечатали еще пару статей, где о нас и нашей стране уже говорилось совсем в другом тоне. Думаю, что это явилось еще одним поводом для Хелен возненавидеть меня: фальшивка не прошла, а ведь об этой заметке так бы никто и не узнал, если бы не мои упреки.
Поскольку американцы уполномочили нас троих представлять их интересы в России, я сразу же по приезде рассказала директору клуба об их предложениях (он уехал на неделю раньше нас, потому что его ждали неотложные дела). Новая финансовая схема его вполне устроила, и мы начали готовиться к следующему визиту. Для этого потребовалось почти пять месяцев переписки и согласований. На этот раз они решили не просто болтать языком, а оставить ощутимый и зримый след своей миссионерской деятельности: построить веранду в детском саду. Директор поручил одной сотруднице навести справки о том, какие стройматериалы им нужны и в каком количестве. В США все не так, как у нас: там захотел что-нибудь построить — пожалуйста, покупай нечто вроде конструктора, только в натуральную величину, и собирай его самостоятельно, если ты не полный дебил. А у нас-то все иначе: доски то кривые, то мокрые; заказываешь одно — привозят совершенно другое; «вечная» краска облезает на третий день — и этим чудесам нет конца и края.
Наконец все согласовали, задокументировали, оплатили, переслали бумаги в США и стали готовить культурную программу визита. Но тут в клубе поменялся директор, и вместо умного, многоопытного мужика, знавшего, что на нас можно положиться, потому что мы не подведем, пришла глупая, завистливая и амбициозная баба, которая сразу же начала пыжиться и надувать щеки в осознании своей мнимой значимости. К тому же она отличалась алчностью и нечистоплотностью в финансовых делах, так что сразу же приличная сумма американских денег уютно устроилась в ее кармане — сотрудники все видели и мыли ей кости, подмечая ее просчеты. Однако в своем кресле она устроилась надолго, ведь ее муж занимал высокий пост и дружил с администрацией института, вот и пристроил женушку на совершенно не подходящее для нее место. Забегая вперед, скажу, что от нее разбежались почти все хорошие специалисты, проработавшие в клубе с самого открытия, и теперь фирма получает доход, сдавая помещения в аренду одному московскому институту.
Новая директриса нуждалась в своих людях, поэтому подключила к обслуживанию гостей каких-то знакомых. Так в качестве переводчика была привлечена удивительно наглая девица, студентка художественно-графического факультета пединститута, то есть будущая учительница рисования. Ее английский был абсолютно чудовищным как с точки зрения правильности речи, так и с фонетической стороны. Когда я ей попыталась объяснить, что работа предстоит сложная, требующая хорошего знания языка, которого у нее нет, она мне привела очень веский, с ее точки зрения, аргумент: «Я тоже хочу получать баксы, как и вы!» Моего ответа, что мы не получаем, а зарабатываем, потратив на подготовку визита почти полгода, она просто не поняла. Получилось так, что один коммерческий проект заменил другой, еще более халтурный. Я с ужасом стала ожидать приезда очередной группы, запланированного на конец июля.
|
</> |