Война. День тридцать девятый.

Сегодня дежурила в школе с утра. Встречала детей, которых
привозят родители из других районов. Надо быстро открыть двери
машин, помочь им выйти и убедиться, что они на тротуаре и идут в
школу. У нас все время такие дежурства, но в военное время как-то
больше ответственности. И раньше дежурство было веселым, все
трещали между собой и с подъезжающимм родителями, а теперь все так
строго и грустно. Блин, никто не улыбается. Такое ощущение, что
радость ушла. Хотя школа по-прежнему остается островком
положительных эмоций, будто последняя наша связь с прежней
беззаботной жизнью. И дети своими вопросами не дают тебе
окончательно озвереть от реальности, ты будто вынужден подбирать
человеческие слова, чтобы объяснить им происходящее, приходится
вытаскивать из себя последнее хорошее, которое теплится в глубине
души и нужно за ним лезть туда на дно и доставать. А большую часть
дня я испытываю страх, ненависть, разочарование, уныние и снова
ненависть. Потому что нас опять обстреливают, убивают заложников,
выставляют нас убийцами по всему миру и хотят стереть с лица
земли.
Сегодня родственники заложников пошли пешком в Иерусалим в знак
протеста против бездействия правительства. Но никто не верит, что
это поможет, так как никто не верит в дееспособность этого
правительства. Я не думаю, что найдутся люди в нашем обществе
сегодня, которые хотели бы мира или хотя бы перемирия. Все хотят
крови, разрушений, мести, зачисток, головы боевиков, и пофиг, что
потом. Звери за забором требуют прекращения огня и горючего в обмен
на заложников, но нет никаких гарантий, что они вернут их живыми.
Это кошмарная ситуация для всей страны, мы будто все в заложниках у
живодеров и идиотов.
|
</> |