Вот приедет мерин... О фильме "Солнечный удар"

Так было до революции: солнце, голубое небо, круизы

Так стало после: сумрачно, лагерно, адово

Посмотрела «Солнечный удар» Никиты Михалкова. Гадостное, омерзительное чувство. Как будто наложил в душу. С точки зрения исторической, ложь и манипулирование. С точки зрения художественной – импотентность. Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу. Или же провал состоялся? Нравственный, гражданский, творческий. Был когда-то кинематографический рысак, жеребец, а теперь - мерин...

Режиссеру не удалось интегрировать в нечто целое одноименный рассказ Бунина и его же повесть «Окаянные дни», которой писатель, честно говоря, и обязан своей нобелевкой. И скорее по творческой немощи режиссера, чем в силу их изначальной несовместимости. Один сюжет - о нахлынувшей с первого взгляда страсти. Другой – апофеоз ненависти к революции 1917 года, поломавшей устоявшийся благополучный дворянско-писательский быт, заставившей художника антоновских яблок отправиться в Европу, где пришлось, несмотря на лавровый литературный венок, претерпевать разные жизненные передряги.

Что же нам показали? Бла-а-лепную Рассею – с голубыми небесами, залитую солнечным светом, с матушкой Волгой, по которой плавают белые красивые пароходы, на которых приличная публика в белых же одеждах беззаботно предается радостям жизни. Половые и даже разночинные детишки, прислуживающие в церкви, отвечают по уставу: «Честь имею!». Дамы и господа с дебильной завороженностью следят за действиями провинциального фокусника! Молодой пухлоликий офицер видит на залитой яркими солнечными лучами света палубе создание неземной красоты и падает, сраженный стрелой амура. Бесконечно долго и гламурно развевается на речном ветерке ее газовый шарф, она стреляет глазками и мило общается с детишками. Чего ж вам боле? Как тут не внушить роковое чувство защитнику отечества?

Удар солнечной молнии. Они сходят с парохода и отправляются в гостиницу.

Но беда, плохо изображают. Неубедительно. Не верю, как сказал другой режиссер. Вот в то любовное помрачение, которое сыграли в фильме «Дама с собачкой», Алексей Баталов и Ия Саввина, верю. Вот верю, что проститутка, которую сыграла Джулия Робертс в «Красотке», могла внушить любовь преуспевающему джентльмену (Ричарду Гиру), а в михалковскую любовь-морковь – извините.

Перед нами две России. Одна в 1913 году, году 300-летия романовской династии, цветет. Другая, в 1920-ом, загибается. Как коршуны, налетело на неё проклятое большевичьё.

Плененные на юге голодранцами из Красной Армии белые офицеры проходят унизительную процедуру лагерного оформления. Как на подбор красавцы с породистыми, мужественными, европеоидными лицами. Их «оформляет» скуластый монголоидный скиф. Взгляд добрый, голос тихий. Стелет мягко, но сразу становится ясно, что спать будет жестко. Мне особенно тревожно стало за собачку, сопровождавшую одного из офицеров. Ожидала, что большевик ее сразу разлучит с хозяином и, чего доброго, тут же пристрелит. Но нет, угроза минует.

Понимаешь, что ненадолго. Потом появляются еще два деятеля революционного движения – не знаешь, кто из них монструознее – жидовка (как ее именуют офицеры) Роза Землячка, по перестроечной репутации топительница барж с белыми офицерами, и ее мадьярский соплеменник Бела Кун, похожий на спившегося Чингис-Хана.

Сравните: белые – генетический цвет нации и красная сволочь, генетический мусор, откровенно напрашивающийся на эфтаназию.

И, конечно, в это невеселое собрание господ офицеров и белоказаков попадает тот самый юный офицер, переживший любовный солнечный удар в баснословно прекрасном 1913-ом. В той другой, райской «России, которую мы потеряли». Он непрестанно спрашивает себя: где я, где всё то лучезарное и радостное, что было прежде?

Всё перепуталось, и некому сказать,

Что, постепенно холодея,

Все перепуталось, и сладко повторять:

Россия, Лета, Лорелея...

Как это все случилось? Почему?

Потому, может, что не хотело бла-а-родное сословие само «ручками» разгребать ...авно? Разрешало Розке Залкинд, будущей Землячке, на Акатуйской каторге фоткаться вместо того, чтобы там же и вздёрнуть?

Нет, Михалков объективен. С беспощадной правдивостью он показывает, что в светоносной России наблюдались отдельные недостатки. Были и попики, которые за бесплатные требы вымогали по червонцу, и бабы, конвейерно ворочавшие тяжелые мешки, и учителя-вредители, внедрявшие в несозревшее сознание школяров учение Дарвина, и машиностроительный экспорт («не умеем мы руками-то работать, всё завозим... только мерзкие романы, в которых обличают русский монархический порядок, пишем да музыку сочиняем...) ...

И вот результат. «Это же, что же, мы не от Бога, а от Обезьяны произошли?» - ужасается в 1913 году испорченный ссыльным учителем-дарвинистом малец. В 1920 году он вместо креста наденет на себя комиссарскую кожанку и отправит на мученическую смерть целую баржу с цветом нации? Правда, утерев нежданно увлажнившиеся глаза...

Сам-то он неплохой по натуре человек, вот ведь даже через 7 лет возвернул часы офицерику, которого сам же по революционной надобности «оформил» в расход... Но что же делать, если возрастаешь в лишенной духовных скреп атмосфере, когда Бога нет и всё дозволено?!

В чем же ложь Михалкова? Ведь баржи были. Были. Но с ДВУХ СТОРОН. А Никита Сергеевич нам этого не показал. Он нам громко сказал, что баржи смертников – это порождение большевиков. А другая сторона – белая и красивая – жертва. Это не колчаковское и деникинское офицерьё вырезало ремни из спин голожопых красноармейцев и бросало их живьём в паровозные топки. Нет, оно только молилось и оплакивало утерянную страну. Добро оказалось без кулаков, потому и сошло, как легендарный град Китеж, в прозрачные глубины Святой Руси. И виной тому красное быдло – отвратительное отродье, по ошибке (которая больше, чем преступление) не удушенное в самом его зарождении. Надо было давить их, давить, не бояться испачкать руки-то в белых перчатках.

Ну что же, Никита Михалков однозначно выбрал, на чьей он стороне. На белой, светлой стороне истории, в белых одеждах, на палубах белоснежных лайнеров, красиво жрущий, красиво любящий, красиво философствующий, задушевно поющий народные казачьи песни.

А что, разве он не имеет права занять ту или другую политическую позицию? Имеет. Может встать на любую сторону, на «белое» сказать «черное» и наоборот, может переписать и исказить историю. Но тогда он перестает быть Художником с большой буквы и становится просто мелким конъюнктурщиком от кинематографа. Ах, писал Пушкин, не дай мне Бог сойти с ума, уж лучше посох и сума. Когда Бог хочет наказать человека, он лишает его разума. Когда творец начинает лгать и подделываться под конъюнктуру текущего момента, Бог лишает его творческой силы. Впрочем, можно прекрасно обходиться и без нее, когда есть все остальное - положение, статус, деньги, усадьба.   

Очень полезно будет посмотреть фильм молодому поколению россиян, которые вынесут из него жгучую ненависть к большевикам-разрушителям святой Руси.

Кстати, нашему бомонду картина понравилась. Княгиня Марья Алексевна, то есть Алла Борисовна Пугачева, как с почтением сообщил политпропагандист Владимир Соловьев (который тоже удовлетворен), выходила с просмотра с заплаканными глазами. Согласна с тем, как барин рассудил историю.