Воспоминания о подготовке к Октябрьским событиям 1917 года. Часть 2
uncle_ho — 02.11.2022 Часть 1ПРЕДСЕД. Кто ещё есть из Екатеринбурга?
ГЛАЗЫРИН. Я был в Сысерти. Я получил только сегодня извещение о совещании, подготовиться не мог, но кое-что скажу.
До 10 сентября примерно 1917 г. я работал здесь в Свердловске на электростанция, последнее время работал в кассе взаимопомощи. В январе м-це я освободился от работы и поехал в Сысерть, где был избран секретарём союза металлистов, там власть находилась в руках советов рабочих и крестьянских депутатов. Настроение было приподнятое, народ был революционизирован, и большое количество рабочих состояло в партии, возглавляемые Старковым, Уфимцевым, они вели большую работу. Когда было получено извещение о том, что в Москве произошёл переворот, то сразу на другой день была проведена демонстрация, затем был создан районный с"езд Сысертского Полевского и ещё 3-го завода был созван окружной с"езд. [11]
Был созван с"езд. При проведении октябрьского переворота очень большую работу проводил тов. Титов, латышь, который работал в Берёзовском заводе. На другой же день после переворота представитель временного правительства, чуть ли не представитель полиции, был арестован. Сейчас больше в памяти возстановить не могу.
ШПАГИН. В Пермь я приехал в 17 году из за границы 2 сентября. Так как у меня в прошлом были связи на Урале, при чём мы переживали сложную обстановку в те дни, то после вступления коалиционного правительства я решил поехать на Урал, где рабочие меня знают, и я больше принесу пользы. Я пользовался авторитетом у Пермских рабочих.
Приехав в Пермь, я застал такое положение, что действительно власть была в руках советов, но советы были меньшевистскими, эсеровскими. В сентябре власть была [12] в руках градоначальника, кажется, Турчанинова.
Поступив на работу в главные ж/д мастерские, я прежде всего наткнулся на такое явление, когда мы касаемся истории и настроения рабочего класса, самой массы, конечно, надо сказать, что нас большинство среди рабочих в сентябрьские дни не было, его нам пришлось отвоёвывать и самым упорным образом.
Я помню Московский, так называемые очередные собрания в главных ж/д мастерских. Во время одного из очередных собраний рабочие попросили меня сделать доклад на тему, кто должен быть хозяином русской земли, власть ли советов, или мы должны бороться за установление учредительного собрания. Выступая на этом собрании, я прежде всего сказал рабочим, что значит буржуазно-демократическая республика, которую мне пришлось на своей спине испытать, архидемократическую французскую республику, когда условия труда были тяжелее, чем при царизме, и отсюда надо избрать что-то другое. Мы пользуемся свободой, какой нигде ни в одной стране нет, мы должны её использовать, закрепить её окончательно. В области политической мы должны подумать, не пора ли продвинуться дальше, чем буржуазно-демократическая республика. Ведь эсеры и меньшевики строят иллюзии, [что] в этом учредительном собрании они получат большинство и, соединившись с буржуазией, заставят подчиниться учредительному собранию, а это значит заранее изгнать существование у нас такой же буржуазно-демократической республики.
Это моё выступление не 6ыло особенно приятным эсеро-меньшевиствующим рабочим, но мы этого собрания почувствовали, что рабочие массы раскололись, и явно определилось положение. [13]
Мы уже на ближайшие дни после этого при выборе главного жел. дорожн. комитета из 1500 рабочих главных ж/д мастерских прежде всего привлекли из 7 городов, получили 4 города, так что меньшевики и эсеры получали только 3 места, а до этого наши представители имели маленькую скамейку из 11 делегатов. В месткоме сидели 2 ещё не ярко определившихся большевика, а с этого момента стали иметь списки. Когда мы раз"яснили по цехам в паровозном сборном цехе, который шёл за эсерами, эсеровщина там так осталась, а котельный, кузнечный, механический определённо голосовать за списки большевиков.
После выборов в главный ж/д комитет пошла борьба за власть советов, а в городе Курьи за Горсовет. Там был Шнееров, Жандармкин, Оверкиев, который потом залез в общество старых большевиков.
Я помню, развернулась самая яростная борьба на той же самой канаве котельного цеха. Пошли Жандармкин, Шнееров, от эсеров Дюпин и выступали за учредительное собрание. Я обращался в Губком за помощью, но мы не справились, и вот в этом собрании как раз участвовали не только рабочие, но пришли их семьи. Было тыс. 3 народа. Нам пришлось воевать с эсерами, меньшевиками. Так как голосование провести мы не могли, то та, то другая сторона саботировала, то тут получалось, что эсеры и меньшевики пустились в абструкцию и не дали проголосовать этот вопрос. Так мы и не определили отношения большинства к учредительному собранию.
Надо сказать, что Сосновский, Толмачёв В.И., Решетников приняли активное участие в этой борьбе. Борьба приняла самые острые формы. Эсеры и меньшевики говорили о запломбированном вагоне […] перед мало-сознательной солдатской массой [14] они пошли на путь демогогии, упрекали, что наш вождь пробирался в запломбированном вагоне под покровительством Вильгельма 2-го, это сыграло известную роль и сказалось на голосовании. Первое голосование было в пользу эсеров и меньшевиков, самое яркое было выступление Сосновского.
На что мы пошли после этого, когда мы провалились ничтожным количеством голосов, прошла резолюция за учредительное собрание. Тогда мы подняли вопрос о слиянии с Мотовилихой. Они думали получить окончательную победу и с присоединением Мотовилихи стали бороться за советы. Через несколько дней созвали собрание в трамвайном парке, я был в мандатной комиссии, в первый раз я был в мандатной комиссии. На этой почве было много скандалов, меньшевики и эсеры говорили, что якобы мы их притесняем, не признаём их представительства, а их представительства были липовые, когда мы не признали их мандаты действительными. При слиянии с Мотовилихой на 2 заседании в трампарке мы получили большинство.
На следующие дни, прийдя в совет, меньшевики, эсеры, как об"явили первое заседание открытым, они демонстративно встают и заявляют, что мы принимаем сложившуюся форму власти у нас в Перми, а мы заявляем, что взять на себя ответственность ни в коем случае не можем, за состояние дела в городском х-ве и в области политики в Перми [15] мы отвечать не желаем и поэтому мы уходим, отстраняемся от участия в захвате власти. Вот как было дело. Но мы, конечно сказали – скатертью дорога, можете уходить, будет большой барыш, если вы уйдёте, не надо применять силу.
Я помню, в этот же день получил от тов. Решетникова мандат на право обыска Мешкова в хлебном лабазе. Мы пошли искать хлеб.
ВОПРОС. Как получилось, что в Перми в декабре, январе существовал комиссар времен.правительства?
[ШПАГИН]. 24 декабря я уехал на Всероссийский с"езд железнодорожников и вернулся оттуда 6 февраля. Приехав 6 февраля, я решительно никаких признаков не нашёл. Я помню, при мне был и беседовал Толмачёв и Турчанинов.
– Как вы власть нам отдадате? – задал вопрос Толмачёв.
Он говорит:
– Я подчиняюсь только силе до окончательного голосования.
А когда было окончательное голосование? Когда они ушли. Я не могу сказать точно, что с ним сталось. Он должен был не опираться ни на какую власть, раз власть фактически перешла к нам.
ВОПРОС. Когда было последнее голосование.
[ШПАГИН]. Также в декабре. 24 декабря я уехал на всероссийский с"езд ж/д, а власть была у нас. Большинство советов состояло из нас, большевиков.
ВОПРОС. Когда это было?
[ШПАГИН]. Не могу точно вспомнить, но в декабре был губернский с"езд советов. Я помню, что на этом с"езде был избран в тройку по разбору дела Турчанинова по вопросу о представлении мест левым эсерам. Одни товарищи настаивали на том, чтобы давать места нам. Турчанинова обвиняли, что насчитал наибольшее количество представительства эсеров в этом совете. Я помню [16] это другая часть товарищей с Решетниковым и другими настаивали на меньшем и организовали тройку для разбирательства, это так и заглохло. Я не могу сказать, как это закончилось, т.к. я вскоре уехал в Петроград на Всероссийский с"езд ж/д.
ЧЕРЕМНЫХ (Пермяк). Я разскажу о красногвардейской жизни. У меня память плохая, как проходил февральский переворот, может быть, вспомнят товарищи. Когда был в Кунгуре погром, я с этого погрома принимал активное участие в Перми 2-й с винтовкой в руках. Когда был погром в Кунгуре, я в это время дежурил, меня взяли с момента, когда большевиков немного потрепали.
Это было в июле. Тут где то на толчке, на станц. Перми 2-й был старый член партии Романов, тут был ссыльный эсер Черных, он всё время там муторил, он к себе, а Романов к себе. Тогда Романов был проводником из депо, был Шилов Михаил, с этими ребятами в одном возрасте по 20-25 лет связались.
Когда наступил погром, я шёл домой, мне говорят:
– В Кунгуре погром, надо во что бы то ни стало выехать защищать склад железнодорожников.
Я говорю:
– Я с удовольствием выступлю за большевиков, – при чём я не был большевиком.
Пришли на станцию Пермь вторая, нам дали винтовки, и мы поехали. Когда я болел в Перми в конце 20 года, то мне пермяка послали билет.
Когда приехали в Кунгур, там сказали, что будет погром в Перми, мы сказали, что мы этого не позволим.
Приезжаем в Пермь, через 2 дня в ночь был погром на Перми 2-я. Мы склад сохранили, винтовка в то время находилась у меня в руках. [17] И после этого я тут не помню. Тогда происходили выборы в совет, были урны, производилось голосование.
ШПАГИН. Это было в декабре.
[ЧЕРЕМНЫХ]. В это время я принимал такое участие, чтобы как можно больше собрать за списки большевиков. Уже в первых числах декабря мы выехали: Девятов, Васильев, Григорьев, Шилов. Все выехали на Сивинское возстание. Это было вёрст за 50-60. Выехало 8 пулемётов, чел. было около 80.
Когда под"ехали к селу Сиве, то выслали 2 чел. на разведку. Товарищи вернулись, сказали, что всё благополучно, у них происходит собрание в волостном управлении. Мы были на лошадях, подготовлены к бою самым настоящим образом. Товарищи, которые были в разведке, нам сообщили, что волостное управление находится в 2-х этажном угловом доме. Мы поехали по улице с одной и с др. стороны с тем, чтобы оцепить это помещение.
Под"ехали, сразу выстроили пулемёты вокруг этого помещения, зашли туда, всего 4 чел. Из этого помещения получился выстрел, и пуля прожужжала около. Наши пулемёты стрелять не могли, потому что там были наши товарищи, у входа стояли наши, чтобы не было выхода. Нам нужно было во чтобы то ни стало оцепить и узнать, кто там есть. [18]
Когда получился выстрел, после этого выходит Васильев и говорит, что сейчас начнётся обыск. Собрание, которое там формировалось, распустили, публику начали обыскивать, я стоял у выхода и обыскивал. Когда туда вошли, там было настолько полно, что трудно было размахнуться, и когда зашли туда, как говорили товарищи, тут один растерялся бы.
На второй день хотели вырвать винтовку у нашего, а наш товарищ хватился за штык, и он прострелил руку. Другой тов. его пронизал штыком в этом помещении. После этого он винтовку не пускает, я в него выстрелил из нагана, и тогда он свалился. Это был торговец Сивы. После этого мы их обыскали, у него была винтовка, гиря и револьвер. Нашли 2 револьвера. У него был брат, его надо было арестовать, мы обыскали, нашли, привели, и на следующий день у Васильева получился казус.
Наарестовали кулацких инициаторов 5 или 6, у Васильева собрали, раньше сговорились с Васильевым, что того-то и того-то надо разстрелять как главных зачинщиков, что сопротивлялись большевикам. Месные настаивали на том, чтобы их разстрелять. Вечером, когда успокоились, уговорились, чтобы разстрелять. Приходим к Васильеву, пустили провокацию, что 3 чел. велели разстрелять. Я спускаюсь к низу, взял 2 красноармейцев, вывели троих, разстреляли тут же на дворе и отправили на кладбище.
Когда разстреляли, я не представляю, какое было радостное настроение, нас закормили аладьями и шаньгами, [19] всё, что угодно было принесено, нас угощали. Васильев пришёл и сказал, чтобы их разстрелять, чтобы очистить Пермь и этим закончить. Так и сделали.
Мы через несколько дней из Сивы выехали, приехали в Пермь, в Перми не застали Соловьёвский отряд, который уже уехал на Дутова. Мы таким образом остались в Перми.
В январе-декабре м-це в Перми нам пришлось чуть не ежедневно разоружать казаков, которые возвращались с фронта, шли целыми эшалонами. Некоторые эшалоны проходили через Пермь, другие смирно сдавали оружие. Они были вооружены до зубов – наган, пулемёт, орудие и т.д. Шли они через Вятку. Там происходило таким образом: как только подходил к Перми поезд казаков, на станции М… 37 раз"езда им телеграфировали или посылали своих товарищей предупредить и подготовиться к сдаче всего оружия.
Некоторые категорически заявляли, что мы оружия не сдадим, тогда Шпагинские мастерские, Мотовилиха, Зауковский завод давали гудок, все войска собирались и приходили на Пермь. Брали 2 пулемёта. Пулемёты все были наготове, мы посылали к семафору своего человека. Семафор закрывали, поезд останавливали, садился наш товарищ, и сразу паровоз продвигается на эту насыпь, где, [20] когда под"езжают к насыпи, они видят, что тут дальше делать нечего. Если бы они сделали хоть один выстрел, то мы их изрешетили бы, они были как на ладошке.
Которые добровольно сдавались, мы их разоружали, казаки прятали в гриву и хвосты лошадей. Потом стали под"езжать демобилизующиеся армейцы, кто ехал с мануфактурой, были матросы, при чём были скандалы, когда разоружаешь. А ехали так, что в вагон нельзя было заходить, в окна лазили, обыскивали эшалон. Один эшалон весь выступил на нас, нам пришлось немного отступить от станции. Тут был Николаев, был кто-то другой. Несколько человек не сдали винтовки, мы на платформе дели залп кверху, а винтовки на них. Они стали утекать, начался рёв, была отобрана часть мануфактуры и т.д.
Вот что я помню, что было на Перми 2-й.
Затем, когда налаживалось Белогорское возстание, [21] я был в это время на станции, потому что сменился с дежурства. Были гудки. Нас собрали чел. 30. Командиром был Савинов, ужасно слабый чел., не умел совершенно командовать.
Мы направились к Белогорской платформе, когда подошли, то у некого монастыря появилось очень много толпы, мы толпу разогнали, при чём когда зашли с др. стороны в Брюхановское подворье, появился дьякон. С Белогорского подворья начали женщины ругать, публику разогнали, а потом выяснилось, что этот дьякон был у них в заговоре, он должен был на Белогорском подворье бить в набат. Дьякон пошёл, чтобы бить в набат, веревку привязал за решётку, а когда нужно было бить в набат, им не удалось отвязать веревку, а двери были закрыты.
Когда мы пришли, то сразу освободили этого дьякона, разогнали публику у женского монастыря и взяли под охрану церковь. Подошло чел. 30 со стороны станции Перми. К Белогорскому подворью, насколько мне помнится, на Петропавловскую улицу мы подошли, не помню по какому переулку. На улице прохода не было, стояли с хоругвями конные, с попом в шинели и обыкновенной армейскоё шапке.
Савинов был горе-командир, идёт к ним вплотную, нас в шеренгу выстроил по всей улице – разойдись, разойдись. Мы не дошли до них шагов 30-40, как вся их братия на нас тронулась. Поп кричит: "Антихрист!" – в одной руке браунинг, в другой крест.
Они двинулись на нас, мы на них. Когда мы подошли вплотную, то оказывается, была команда Савинова отступить обратно. Со мной было чел. 3 на правом фланге. Когда мы проходили, публики впереди нас до самого собора не было, но когда мы прошли дальше, нас сжали, и потом мы оказались окружёнными [22] и сжатыми. Тут я ничего не помню, пока Девятов меня не выволок на себе. На меня наступало 2 солдата и говорят:
– Что ты идёшь, все равно от нас не уйдёшь.
Я оглянулся назад, наших не было, я выстрелил полторы обоймы патронов, а Девятов говорит, что была команда отступить. В это время у меня осечка, а с правой стороны стоит Девятов Василий, ему расшибли нос. Мы возвращаемся, берём нашего пулемётчика и таким образом ушли. Когда я возвращался по этой улице, то все уехали на станцию Пермь 2-я. Мы думали, что нас бросили.
В доме губернаторе в это время находился штаб красногвардейцев, там был Костарев. Наступали со стороны монастыря. Они подошли очень хорошо. Подошли к этому мосту не особенно близко и стали отстреливать над их головами из пулемёта. Вся публика разбежалась, а мы были брошены не очень близко от монастыря, при чём [23] оказалось, что почти все монахи были одеты в шинели, волосы были спрятаны под кубышку, под шапку, их обыскали и свезли в Мотовилиху. Вот этим я закончу, что было в Перми.
С МЕСТА: Не тогда отступали, когда наш отряд разбили. 3 чел. они взяли в плен и сильно избили, командиром был тогда Савин, я и сейчас его ругаю.
Рабочие и служащие депо Пермь-II у здания депо